Голос Матвея (в передней). Что тебе?
Другой голос. Да вчера возил их милость…
Голос Матвея. Куда возил?
Другой голос. А в Подьяческую возил, да с Подьяческой на Пески.
Голос Матвея. Ну, так что ж тебе?
Другой голос. Да вот приказал прийти сегодня за деньгами.
Голос Матвея. А сколько тебе?
Другой голос. Три гривенничка.
Голос Матвея. Ну, приходи завтра.
Другой голос (после некоторого молчания). Слушаю, батюшка.
Жазиков (выходя из-за ширм). Да; я вижу, мне деньги нужны, просто даже необходимы… Матвей! (Входит Матвей.) Ты знаешь, где живет генерал Шенцель?
Матвей. Знаю-с.
Жазиков. Ты ему сейчас отнесешь от меня письмо. Ступай. Я позову тебя. (Садится за стол и пишет.) Какие мерзкие перья! Надобно будет в английском магазине купить… (Читает вслух.) «Ваше превосходительство, позвольте мне прибегнуть к вам с покорнейшей (поправляет), всепокорнейшей просьбой: не можете ли вы мне дать взаймы на несколько дней триста рублей ассигнациями? Мне чрезвычайно совестно вас беспокоить, но я надеюсь на вашу снисходительность. Я, с своей стороны, буду вам чрезвычайно благодарен и непременно к сроку отдам все деньги сполна. Остаюсь искренно и душевно преданный вам…» Кажется, хорошо? Немножко фамилиарно, да это не беда. Показывает всё-таки самостоятельность некоторую, развязность… Ничего! ведь я не разночинец какой-нибудь, чёрт возьми! я дворянин! Что-то будет?.. Матвей! (Матвей входит.) Вот — отнеси. Да, пожалуйста, не мешкай и приходи скорее. Ведь он в двух шагах отсюда живет.
Матвей (уходя). Чего мешкать!
Жазиков. Ну, что-то будет? Мне кажется, он даст. Он хороший человек и меня любит. А я чаю-то до сих пор еще и не пил. Небось простыл. (Пьет.) Именно, простыл. Ну, делать нечего. (После некоторого молчания.) Надобно бы чем-нибудь однако ж заняться… нет, не могу; подожду Матвея. Что-то он мне принесет? Ну, как он его дома не застанет? Который час? (Подходит к часам.) Половина двенадцатого. (Задумывается.) Попробовать бы написать что-нибудь. Да что писать? (Ложится на софу.) Плохо! (Вздрагивает.) Матвей!.. Нет, еще не он. (Начинает декламировать.)
Но грустно думать, что напрасно*
Была нам молодость дана…*
Да, именно грустно; Пушкин великий поэт. Что это Матвей не идет? (Задумывается.) А ведь надобно правду сказать, напрасно я в военную службу не вступил. Во-первых, всё-таки лучше, а во-вторых, — у меня, я это чувствую, у меня есть способности к тактике — есть… Ну, уж теперь не воротишь! Уж теперь… извини, Тимофей Петрович, не воротишь. (Входит Матвей. Жазиков бросается головой в подушки, закрывает глаза руками и кричит.) Ну, я знаю, знаю, знаю… Дома не застал? ну, дома не застал?.. ну, говори скорей.
Матвей. Никак нет-с. Застал.
Жазиков (поднимая голову). А! застал… И ответ получил?
Матвей. Как же-с, получил.
Жазиков (отворачивая голову и протягивая руку). Подай, подай… (Щупает письмо.) Эх! что-то нежирно. (Подносит письмо к зажмуренным глазам.) Ну! (Открывает глаза.) Да это мое письмо!
Матвей. Они в вашем письме изволили приписать.
Жазиков. Ну, понимаю, понимаю! Отказ… Экой журавль проклятый! Я и читать его ответа не могу… (Бросает письмо.) Я знаю, что там писано… (Поднимает письмо.) Однако всё же лучше прочесть: может быть, он не совсем отказывает… может быть, обещает… (К Матвею.) Что, он сам тебе отдал письмо?
Матвей. Никак нет-с, с человеком выслал.
Жазиков. Мм… Ну, прочтем, делать нечего. (Читает и улыбается иронически.) Хорош, хорош… «Любезный Тимофей Петрович, никак не могу удовлетворить твою просьбу. Впрочем, пребываю…» Впрочем, пребываешь! Вот оно и благорасположение! Вот они приязненные-то отношения, вот они! (Бросает письмо.) Чёрт с ним совсем!
Матвей (со вздохом). Незадачный выдался денек!
Жазиков. Ну, ты будешь рассуждать теперь! Ступай-ка лучше вон. А я работать должен, понимаешь? (Матвей выходит. Жазиков прохаживается по комнате.) Скверно, Скверно… Что ж делать? (Усаживается перед столом.) Надобно приниматься за работу. (Потягивается, берет французский роман, развертывает наудачу и начинает читать. Входит Матвей.)
Матвей (вполголоса). Тимофей Петрович…
Жазиков. Ну, что еще?
Матвей (вполголоса). Пришел наумовский человек.
Жазиков (шёпотом). Сидор?
Матвей (так же). Да-с, Сидор.
Жазиков (так же). Зачем же он пришел?
Матвей (так же). Говорит, что, дескать, деньги нужны; барин в деревню едет, его с собой берет, так пришел просить о деньгах-с.
Жазиков (так же). А я ему сколько должен?
Матвей (так же). Да с процентами теперь рублей пятьсот наберется.
Жазиков (так же). Ты ему сказал, что я дома?
Матвей (так же). Никак нет-с.
Жазиков (так же). Ну, хорошо. Только как же я звонка-то не слыхал?
Матвей (так же). Да он-с по черной лестнице прошел.
Жазиков (шёпотом, но с сердцем). А зачем они у тебя по черной лестнице шляются? Зачем задний ход знают! Этак они, пожалуй, меня обокрадут когда-нибудь! Это беспорядок! Я этого не терплю! На то парадная лестница есть…
Матвей (всё шёпотом). Слушаю-с. Я его теперь отошлю-с. Только вот он всё спрашивает-с, когда ему можно будет за деньгами-то зайти-с.
Жазиков (всё так же). Когда… когда… ну, через неделю, что ли…
Матвей (так же). Слушаю-с. Только вы, батюшка Тимофей Петрович, уж ему-то деньжонок-то выдайте, коли случатся.
Жазиков. Да что он тебе — сват, что ли? кум?
Матвей. Кум и есть.
Жазиков. То-то ты за него так и хлопочешь… Ну, ступай, ступай… хорошо; заплачу… ступай. (Матвей выходит.) Все они заодно… уж я их знаю… племя такое… (Опять принимается за французскую книжку и вдруг поднимает голову.) А его превосходительство-то… а? ожидал я этого! Вот тебе и друг моего отца и старинный сослуживец!.. (Встает, подходит к зеркалу и поет.)
Уймитесь, волнения страсти,*
Засни, безнадежное сердце…
Однако надо работать. (Садится опять за стол.) Да, надобно, надобно. (Входит Матвей.) Ты это, Матвей?
Матвей. Я-с.
Жазиков. Что там?
Матвей. Да пришел какой-то собачник; вас спрашивает; говорит, что вы, дескать, третьего дни приказали ему прийти к вам на квартиру.
Жазиков. Ах! точно, точно, точно… Что же, он собаку привел?
Матвей (грустно). Привел-с.
Жазиков. Ах! покажи… Вели ему войти… легавую?.. ах!.. Войди сюда, любезный!
(Входит человек в фризовой шинели, с подвязанной щекой; у него на привязи старая дрянная собака.)
Жазиков (осматривает собаку в лорнет). Как ее зовут?
Человек (сиплым и глухим голосом). Миндор.
(Собака робко взглядывает на своего хозяина и судорожно шевелит куцым хвостом.)
Жазиков. И хорошая собака?
Человек. Важнейшая. Иси, Миндор!
Жазиков. Поноску знает?
Человек. Как не знать! (Вытаскивает шапку из-под мышки и бросает ее на пол.) Пиль-апорт! (Собака приносит ему шапку.)
Жазиков. Хорошо, хорошо; а в поле какова?
Человек. Первейший сорт… Куш! тибо! эх, ты!
Жазиков. А стара она?
Человек. Третья осень пошла… Куды, куды ты? (Дергает ее за веревку.)
Жазиков. Ну, а цена ей какова?
Человек. Пятьдесят рублей; меньше нельзя.
Жазиков. Ну, что за вздор! возьми тридцать.
Человек. Нет, нельзя; я и так дешево запросил.
Жазиков. Ну, десять целковых возьми! (Лицо Матвея изображает страшную тоску.)
Человек. Нельзя, барин, никак нельзя.
Жазиков. Ну, так чёрт с тобой… а какой она породы?
