В тайге все неожиданно, все - явление: луна, звезды, зверь, птица, человек, рыба. Незаметно поредел лес, разошлись кусты, тропа превратилась в дорогу, и перед нами возникло огромное кирпичное замшелое здание без окон. Круглые пустые окна казались бойницами.
- Откуда кирпич? - спросил я, пораженный необыкновенностью старого строения в таежной глуши.
- Молодец,- крикнул Вилемсон, осаживая коня.- Увидел! Завтра все поймешь!
Но и на другой день я ничего не понял. Мы снова были в пути, мы скакали по лесной дороге странной прямизны. Молодой березняк кое-где перебегал дорогу, ели с обеих сторон протягивали друг другу косматые старые лапы, порыжелые от старости, но синее небо не закрывалось ветвями ни на минуту. Красный от ржавчины вагонный скат рос из земли, как дерево без сучьев и листьев. Мы остановили лошадей.
- Это узкоколейка,- сказал Вилемсон.- Шла от завода до склада - того, кирпичного. Вот, слушай. Здесь когда-то, еще при царе, была бельгийская железорудная концессия. Завод, две домны, узкоколейка, поселок, школа, певицы из Вены. Концессия давала большие барыши. Железо плавили в баржах по паводкам - весной и осенью. Срок концессии кончался в 1912 году. Русские промышленники во главе с князем Львовым, которым не давали спокойно спать сказочные барыши бельгийцев, просили у царя передать дело им. Они добились успеха - концессия бельгийцам не была продлена. От оплаты затрат бельгийцы отказались. Они ушли. Но, уходя, взорвали все - завод и домны, в поселке камня на камне не оставили. Даже узкоколейку разобрали до последнего стыка рельс. Все надо было начинать сначала. Не на это рассчитывал князь Львов. Не успели начать заново - война. Затем- революция, гражданская война. И вот сейчас, в 1930 году,- мы здесь. Вот домны,- Вилемсон показал куда-то вправо, но, кроме бурной зелени, я не увидел ничего.- А вот и завод, - сказал Вилемсон.
Перед нами было большое неглубокое ущелье, падь, сплошь заросшая молодым лесом. Посредине ущелье горбилось, и горб смутно напоминал остов какого-то разрушенного здания. Тайга затянула остатки завода, и на обломанной трубе, как на вершине скалы, сидел бурый ястреб.
- Надо знать, чтобы видеть, что здесь был завод,- сказал Вилемсон.Завод без человека. Знатная работа. Всего двадцать лет. Двадцать травяных поколений: порея, осоки, кипрея... И нет цивилизации. И ястреб сидит на заводской трубе.
- У человека такой путь гораздо длиннее, - сказал я.
- Гораздо короче, - сказал Вилемсон.- Людских поколений надо меньше.И, не постучав, он открыл дверь ближайшей избы.
Серебряноголовый огромный старик в касторовом черном сюртуке старинного покроя, в золотых очках сидел за грубым столом, оструганным, отмытым добела. Подагрические синеватые пальцы обнимали темный переплет толстой кожаной книги с серебряными застежками. Голубые глаза с красными старческими прожилками спокойно смотрели на нас.
- Здравствуйте, Иван Степанович,- сказал Вилемсон, подходя.- Вот, гостя к вам привел.- Я поклонился.
- Все роете? - захрипел старик в золотых очках.- Пустое дело, пустое. Угостили бы вас чаем, ребята, да все в разгоне. Бабы с малышами по ягоды ушли, сыны на охоте. Засим - простите. У меня это время особое,- и Иван Степанович постучал пальцем по толстой книге.- Впрочем, вы мне не помешаете.
Застежка щелкнула, и книжка открылась.
- Что за книга? - спросил я невольно.
- Библия, сынок. Других книг не держу в доме уже двадцать лет... Мне слушать лучше, чем читать, - глаза ослабли.
Я взял в руки Библию. Иван Степанович улыбнулся. Книга была на французском языке.
- Я не умею по-французски.
- То-то, - сказал Иван Степанович и затрещал страницами. Мы вышли.
- Кто это такой?-спросил я Вилемсона.
- Бухгалтер, бросивший вызов миру. Иван Степанович Бугреев, вступивший в борьбу с цивилизацией. Он - единственный, кто остался в этой глуши с двенадцатого года. Был у бельгийцев главным бухгалтером. Уничтожением заводов был так ошеломлен, что сделался последователем Руссо. Видите, какой патриарх. Ему лет семьдесят, я думаю. Восемь сыновей. Дочерей у него нет. Старуха жена. Внуки. Дети грамотны. Они успели выучиться в школе. Внучат старик учить грамоте не дает. Рыбная ловля, охота, огород какой-то, пчелы и французская Библия в дедовском пересказе - вот их жизнь. Верст за сорок здесь есть поселок, школа, магазин. Я ухаживаю за ним - есть слухи, что он хранит подземную карту здешних краев,- осталась от бельгийских разведок. Возможно, что это и правда. Разведки-то были - я сам встречал в тайге чьи-то старые шурфы. Не дает старик карту. Не хочет сократить нам работу. Придется обойтись без нее. Мы ночевали в избе у старшего сына Ивана Степановича Андрея. Андрею Бугрееву было лет сорок.
- Что же не пошел шурфовщиком ко мне? - сказал Вилемсон.
- Отец не одобряет,- сказал Андрей Бугреев.
- Заработал бы денег!
- Да денег-то у нас хватает. Здесь ведь зверя богато. Лесозаготовки тоже. Да и по хозяйству работы много - дед ведь на каждого план составляет. Трехлетний,- улыбнулся Андрей.
- Вот, возьми газету.
- Не надо. Отец узнает. Да и читать я почти разучился.
- А сын? Ему ведь пятнадцатый год.
- А Ванюшка и вовсе неграмотен. Отцу скажите, а со мной что говорить.И Андрей Иванович стал яростно стаскивать сапоги.- А что, верно, здесь школу строить будут?
- Верно. Через год откроют. А ты вот на разведку и работать не хочешь. Мне каждый человек дорог.
- Где все твои-то? - сказал Андрей Иванович, деликатно меняя тему разговора.
- На Красном ключе. По старым шурфам ковыряемся. У Ивана Степановича ведь есть карта, а, Андрей?
- Нет у него никакой карты. Враки это все. Брехня. На свет вдруг выскочило встревоженное и озлобленное лицо Марьи, Андреевой жены:
- Нет, есть! Есть! Есть!
- Марья!
- Есть! Есть! Я десять лет назад сама видела.
- Марья!
- На черта хранить эту проклятую карту? Зачем Ванюшка неграмотный? Живем как звери. Травой скоро зарастем!
- Не зарастете,- сказал Вилемсон.- Будет поселок. Город будет. Завод будет. Жизнь будет. И хоть певичек венских не будет, зато школы, театры. Ванюшка твой еще станет инженером.
- Не станет, не станет,- заплакала Марья.- Ему уж жениться пора. А кто за него пойдет, за неграмотного?
- Что за шум? - Иван Степанович стоял на пороге.- Ты, Марья, иди к себе - спать пора. Андрей, за женой плохо смотришь. А вы, граждане хорошие, в семью мою ссор не вносите. Карта у меня есть, и я ее не дам,- не нужно все это для жизни.
- Нам не очень нужна ваша карта,-сказал Вилемсон.- Мы за год работы свою вычертим. Богатства открыты. Завтра Васильчиков привезет чертежи,будем лес валить для поселка.
Иван Степанович вышел, хлопнув дверью. Все заторопились спать.
Я проснулся от присутствия многих людей. Рассвет осторожно входил в комнату. Вилемсон сидел у стены прямо на полу, вытянув грязные босые ноги, и вокруг него громко дышало все семейство Бугреевых, все его восемь сыновей, восемь снох, двадцать внучат и пятнадцать внучек. Впрочем, внучата и внучки дышали где-то на крыльце. Не было только самого Ивана Степановича да его старушки жены - востроносенькой Серафимы Ивановны.
- Так будет?- спрашивал задыхающийся голос Андрея.
- Будет.
- А как же он?- И все Бугреевы глубоко вздохнули и замерли.
- А что он?- спросил Вилемсон твердо.
- Дед умрет,- жалобно выговорил Андрей, и все Бугреевы вздохнули снова.
- Может быть, и не умрет,- неуверенно сказал Вилемсон.
- И бабка умрет.- И снохи заплакали.
- Мать ни в коем случае не умрет,- заверил Вилемсон и добавил: Впрочем, она женщина пожилая.
Вдруг все зашумели, зашевелились. Внучата помоложе юркнули в кусты, снохи бросились к своим избам. От дедовской избы к нам медленно шел Иван Степанович, держа в обеих руках огромную, грязную, пахнущую землей связку бумаг.
- Вот она, карта.- Иван Степанович держал в руках пергаментные слежавшиеся листы, и пальцы его дрожали. Из-за его могучей спины выглядывала Серафима Ивановна.- Вот - отдаю. Двадцать лет. Сима, прости, Андрей, Петр, Николай, все сродники - простите.- Бугреев заплакал.
- Ну, полно, полно, Иван Степанович,-сказал Вилемсон.- Не волнуйся. Радуйся, а не огорчайся.- И велел мне держаться поближе к Бугрееву. Старик вовсе не думал умирать. Он скоро успокоился, помолодел и болтал с утра до вечера, хватая за плечи меня, Вилемсона, Васильчикова,- все рассказывал о бельгийцах, как что было, где стояло, какие были прибыли у хозяев. Память у старика была хорошая.
В пергаментной, пахнущей землей связке бумаг была подземная карта этого края, составленная бельгийцами. Руды: золото, железо... Драгоценные камни: топаз, бирюза, берилл... Самоцветы: агат, яшма, горный хрусталь, малахит... Не было только тех камней, ради которых и приехал сюда Вилемсон.
Иван Степанович не отдал алмазной карты. Алмазы на Вишере нашли только через тридцать лет.
(1959)
НЕОБРАЩЕННЫЙ
Я бережно храню свой старый складной стетоскоп. Это - подарок в день окончания фельдшерских лагерных курсов от Нины Семеновны - руководителя практики по внутренним болезням.
