как только я поселился здесь в общежитие.
Всего один день мне пришлось отработать на Шулявке — после чего меня, вместе с другими, перебросили на Гната Юры в район ТЦ «Колибри».
Это были все здоровые, сельские ребята, которые даже не пытались в канаве скрыть за рамки приличия свои половые инстинкты, живо реагируя на каждую проходящую мимо юбку. Не пропуская даже древних старух. Молодым барышням обычно нет дела, кто у них под домом копается. На плоский сельский юмор кокетливо реагируют только девочки лет под 70…
Здороваясь, парни дергают руку так, словно пытаются ее выдернуть из сустава…
Всего пару недель мы озеленяем территории, где поздней осенью велись работы. Разбрасываем завезенный чернозем и сеем траву…
Меня не покидает ощущение какой-то нависшей надо мной тяжести. Этому ощущению придает реальности пасмурная погода. Все время над нами висит тяжелый полог, сотканный из рвани серых туч. То и дело сеется мелкий, весенний дождик.
Это была как бы прелюдия предстоящей работы, к нам осторожно присматриваются бригадиры. После этого начинается формирование бригад. Все делается путем внутренних опросов. Если кто-то по каким-то причинам не попал в число заветной бригады, его автоматически отправляли в уже устоявшуюся. Это намного хуже. Занять там хорошее место под солнцем гораздо труднее, если это вообще возможно.
Бригадир Леша Рубан, подойдя ко мне, сказал:
— Тебе не надо здесь оставаться. До понедельника здесь точно тебе работы не будет. Езжай-ка ты лучше на Софиевскую.
С Гната Юры на Софиевскую сплавили как раз тех, на кого здесь уже по разным причинам не могли рассчитывать. Этим людям предстояло сделать определенную работу за какие-то жалкие гроши, после чего от них, по каким-то надуманным причинам, должны были избавиться, как уже от отработанного материала. Весь барыш доставался начальству, — после чего набиралась новая партия рабочих…
Благодаря хорошо налаженной рекламе в провинции, недостатка в рабочей силе на фирме никогда не ощущалось.
Устав дома от беспробудного пьянства — люди из села вытягивались в столицу. Со всеми своими дикими повадками и привычками… Особенно хорошо это было видно здесь, на Выдубичах, рядом с промышленной зоной, где осело особенно много выходцев с родных колхозных полей.
Вырвавшись с под жесткого присмотра своих сельских паханов, они еще с большей силою ударились здесь во все тяжкие. Пространство перед «Фуршетом», — под транспортной развязкой возле подземного перехода, — буквально, завалено пластиковым непотребном, бутылками с-под водки и пива…
Было видно, что эти люди просто не утруждают себя мыслью, что от этого страдает вид родной столицы. Какой-то особый вид украинского свинства?..
Этим людям, как правило, по началу очень трудно было вписаться в кардинально новые для себя условия жизни в столице: где надо было жить по новым для себя правилам, которые в корне отличаются от тех, которые существуют по их селам и даже районным населенным пунктам. Здесь никто не будет ходить по общежитию с палкой, и упрашивать выйти на работу, как это делали еще до недавнего времени в колхозе их бригадиры. Здесь каждый должен был элементарно подчиняться заведенному режиму, — то есть жить в определенном темпе, в котором нет места многим привычкам, которые они вывезли с собой. Не вышел без причины, раз, второй — сняли деньги, а потом уволили. Уже зная это, само начальство, не спешило с зарплатами, как правило, отдавая деньги в самом конце второго месяца работы; максимально допустимое законом время задержки вознаграждения.
За эти два месяца численный состав бригад, как правило, меняется кардинально; многие не выдерживают ритма, спустив до копейки всю зарплату, возвращаются в родимые пенаты, чтоб, спустя какое-то время, предпринять новую попытку…
…Наш вагончик стоял во дворе реконструирующегося дома в Михайловском переулке, в пяти минутах ходьбы от Крещатика. Здесь велись еще строительные работы. Стояли вагончики строителей.
С Майдана нужно попасть между фасадами, тех домов, наверху которых светится большая реклама пива «Славутич» и «Київміськбуду», на улицу Софиевскую. Откуда, повернув за угол дома, в котором когда-то жил известный на Украине композитор Майборода, — о чем ярко свидетельствует мемориальная доска на этом доме, под которой всегда лежит букетик желтых, весенних цветов, — попадаем в нужный переулок. Там, тогда еще в огороженном зеленым забором пространстве, среди хлама и мусора стояли вагончики строителей, к которым присоседился и наш — электромонтажников.
Этой бригадой «смертников» руководил Виктор Вильгельмович — «Вильгельм». Это был улыбчивый такой мужик с животом, который вечно что-то жевал. Пирожки, пончики… Которые приносил сюда в большом кульке.
— Ще одненький, — приговаривал при этом Вильгельм, доставая с кулька очередную жертву своего аппетита.
Услышав такое, «Бомбей» аж подпрыгивал от радости.
Этот Бомбей имел привычку доставать всех своими приколами. Приходя на работу, он садился играть в дурака, и с этого момента начиналось представление одного актера.
Помню, что к нам от вагончиков строителей постоянно приходила одна рыжая сучонка. Она становилась на проходе и терпеливо ждала, пока ей что-то перепадет. В это время она кормила щенков. Красноречивый, голодный взор говорил о многом.
С присущим ему белорусским акцентом, Бомбей спрашивал у нее:
— Что, Жуля, пришла покушать? — И начинал учить ее: — Тогда гляды Царынку прямо в глаза! Пусть даст тобы коклетку, шо йому жиночка положыла? — Доставая этим бригадира: — Нэ скупысь, Царынок…Покормы собачку! А ты, Жуля, гляды йому прямо в глаза! Нэ отворачуйся! — Просил он снова собаку.
— Болтай, болтай, — огрызался бригадир, Коля Царынок, доставая карту. — Посмотрим, до чего ты доболтаешься?..
— Царынок, Буренок и Руденок, — говорил Бомбей, — одна мафия! — Достав одновременно двоих бригадиров присутствующих здесь в вагончике. Да еще и присовокупив к ним — за созвучьем окончания фамилий — и самого начальника участка, Руденка.
(Бригада Буренка в это время делала у нас муфты…)
Получив, таким образом, заряд бодрости, — то есть, послушав утренние спичи Бомбея, — мы всем кагалом отправляемся на канаву. Всего восемнадцать душ. Захватав в руки тачки и лопаты — мы бредем по Михаиловскому, а потом сворачиваем на Софиевскую…
Канава тянется от самой трансформаторной будки во дворе нежилого двухэтажного дома, в котором живет какой-то бомжик лет сорока… Во время обеда его жилье оккупируют наши «житомирцы»…
Рядом магазинчик. Они покупают себе водку, и пьют там. Киев нисколько не меняет их вредных привычек. Они, как и в себя дома, там, в своем житомирском селе, держатся здесь небольшой стайкой даже в нескольких шагах от Крещатика. Считают, что так легче выживать…
Продолжая канаву до Софиевской площади, мы снимаем пласт, за пластом, начиная с асфальта, стараясь не повреждать протянутые в земле коммуникации.
…Работаю вместе с «житомирцами»… Их шесть человек в
