45. Из Эфиопии. Здесь разумеются вообще чернокожие.
52. Коцит, последняя ледяная адская река.
65. Марк Юний Брут и Лонгин Кассий – два главных заговор-шика в убийстве Цезаря. Некоторые удивляются, что Данте поместил этих двух благородных римлян в пасть, пожирающую Иуду Искариотского. Но это только необходимое последствие Дантовской системы. Христос, преданный Иудой, есть представитель духовной власти; Цезарь, преданный Касснем и Брутом, представитель власти гражданской. Обе эти власти установлены с соизволения Божия. Иуда Искариот есть прототип предателей высшей духовной власти, Брут и Кассий прототипы изменников высшей гражданской власти, и поэтому Поэт помещает их вместе с Иудой, в пасти Люцифера. Все трое по Дантовскому мировоззрению суть предатели человечества: первый предал человечество в том, что касается его духовного счастия, двое других в том, что касается счастья земного. (Скартаццини).
68. Ночь с субботы на воскресенье.
79. «Повернул голову туда, где были ноги» – Поэты находятся в центре земного шара, и для того, чтобы восходить на противоположную сторону земли, к горе Чистилища, им необходимо произвести изменение в положении своих тел.
81. Головы их повернулись к Аду, и Данте показалось, что они возвращаются.
85. «Через расселину – от пупа вверх, Люцифер находится в северном полушарии, от пупа вниз – в южном. Верхняя часть тела наполовину наружи, наполовину во льду; нижняя – наполовину окружена утесом, образующим другую сторону Джиудекки (ст. 117). Наполовину (ноги и ступни) находится в воздухе, в бесформенной пещере». (Скар.). Здесь Вергилий и ссаживает Данте.
93. «Через какую грань» – через центр земли.
96. В стихе 68 сказано – «наступает ночь», а теперь «Солнце близится к 8 утра». Поэты перешли в другое полушарие, и там уже утро, когда в северном был вечер. Данте поэтому и спрашивает в стихе 104–105 «почему в столь малое время совершило Солнце путь от утра до вечера».
103. Ледник Коцита. Данте как будто еще не понимает, что он миновал уже центр земли.
108. Злостный червь – Люцифер.
114. Великая мель – Данте полагает, что Иерусалим, который он имеет здесь в виду, находится в центре нашего полушария.
117. См. примечание к ст. 85.
120. Всажен – в лед, снова Люцифер.
121. Со стороны южного полушария.
123. Из страха перед Люцифером, падавшим с неба.
125. Гора Чистилища образовалась по Данте из той земли, которая устрашилась падающего Люцифера, оставила за собой пустоту, или пещеру, и возникла вверх.
127. Доселе говорил Вергилий, теперь Данте сам начинает описывать возвращение свое на поверхность земли.
128. Могила – Ад.
129. Не взором, ибо там полная темнота. Слышен только шум ручейка.
132. Ручеек. Некоторые предполагают, что этот ручеек вытекает из Леты и несет вниз, в Ад, слезы искупления. Адские же реки: Ахерон, Стикс и Флегетон сводят в Ад из мира слезы греха. (Ад, XIV). Следует думать, что и воды ручейка обращаются в лед, вблизи Люцифера, так как они текут в направлении к нему.
137. «Дивные создания» – звезды (см. Ад, I, 37–40). Собств. «вещи», но по-русски это очень неприятное слово.
139. Когда они начали восхождение от Люцифера, было 7 1/2 утра; когда прибыли к подножию Чистилища, вставало Солнце. (Чист. I, 19). Следовательно, Поэты употребили около 24 часов на странствие от Люцифера до поверхности земли; почти столько же, сколько длилось их схождение в Ад. – Каждая из 3-х частей поэмы кончается словом «звезды». (См. Рай, XXX, 145).
На via Данте во Флоренции есть дом, узенький и высокий, из грубого камня, сжатый соседними, более новыми домами. Он трехэтажный, не считая низа, где как будто была лавка или склад. Темноватая лестница ведет наверх – там две-три комнаты с простой обстановкой – деревянные столы, резные тяжелые стулья, окна с полуовалами вверху, в стеклянных кругляшках, по-старинному; через них идет свет, но рассмотреть что-либо на улице трудно.
Считается, что здесь родился Данте. Установлено это не вполне твердо, но если и не в этом доме, то в подобном, где-нибудь очень близко (во всяком случае – в этом же квартале), появился на свет в 1265 г. Данте Алииери Флорентинец, и какая-нибудь гвельфская, или гибеллинская башня, наподобие torre della Castagna[31], подымалась на другой стороне, отнимая свет у комнат. Да и переулок не широк: если спесивый мессир едет верхом, широко расставив ноги в длинных шпорах, то встречному надо прижиматься к стенке, иначе заденет. Флоренция тогда мало походила на теперешнюю: вся в башнях, темноватая, наверно с запахами, вечно кипевшая враждой; вечно баррикадировались в своих домах-башнях гвельфы и гибеллины, черные и белые, и при случае резали друг друга; временами бывали огромные пожары; а по вечерам черно и пусто становилось в улицах. Коммуна только что зарождалась. Жизнь еще груба, во многом первобытна. Люди ходят в шерстяных простых одеждах, с откидными капюшонами. Существует гетто. Евреев хоронят за городом, как зачумленных. Служительницы Афродиты носят колпаки с колокольчиками, чтобы отличаться от честных женщин. Все еще впереди: блеск, великолепие, литература, гуманизм, великая живопись, великая скульптура. Лишь природа та же: наверно, с кампаниллы S. Maria Novella или со стен Palazzo Vecchio такой же вид открывался на холмы Тосканы, на извив Арно, так же мягок, приветлив, прозрачен был голубоватый пейзаж: голубоокая душа страны. И как теперь, весенний ветер приносил запах фиалок.
В этом городе возрастал мальчик Данте. Со времен очень древних – от Боккаччио идет весть о соседях семьи Алигиери – Портинари. Имя Беатриче Портинари, первой, полудетской и мечтательной любви Данте, возведенной затем в сан Мудрости Божественной, обошло мир. «Я скажу о ней то, чего не было сказано еще ни о ком», – обещал Данте в конце юношеского своего творения «Vita nuova». И действительно – в «Божественной Комедии» сказал. Что же касается девушки Беатриче, рано вышедшей замуж и рано умершей, то ее краткая жизнь, кроме великой славы вызвала и великие сомнения в потомстве. Ушедший XIX век особенно старался подкопаться под нее. Главный предмет спора был тот: да о ней ли именно говорит Данте? Воспевает ли действительный свой роман, или пользуется именем Беатриче условно, имея в виду вообще какую-то даму. Спор этот незакончен. Все же можно, хоть приблизительно, определить исход его так: отождествление Беатриче литературной с Беатриче соседкой, которую мальчик Данте впервые увидал в церкви, нельзя твердо обосновать. Однако, отрицать, что любовная поэзия «Vita nuova» шла из жизненного источника, тоже нельзя. Действительность и вымысел так слиты, что разделить их теперь невозможно. Д'Анкона сказал: «Действительная жизнь Беатриче приобрела второе, таинственное бытие в душе и воображении поэта». Думаю, этот д'Анкона прав. Вряд ли повесть любви записана точно, и наверно, сюда вошло многое от литературы того времени (Гвиничелли, Гвидо Кавальканти, Провансальские трубадуры); все же явственно тонкое, духовное опьянение Любовью, все же присутствует Аморе не условный и выдуманный, а живой – лишь в одеждах эпохи. Данте был человек острых, сложных и сильных чувств – в те годы любовный мечтатель и мистик, со скрытно-огненным темпераментом; никак не видишь в нем сухого схоласта, сочиняющего по схемам. Нет в нем еще и черт суровости, гневности, означившихся позднее. «Vita nuova» (Новая жизнь, как бы новое рождение в любви) – ряд сонетов, канцон, баллады, с прозаическим сопровождением. Есть мнение, что стихи написаны между 1282–1292 гг. (когда умерла Беатриче), прозаический же комментарий позже, около 1300 г. Предмет произведения – любовь – возвышенная, патетическая, протекающая в сновидениях, восхваления Мадонны Беатриче и оплакивание ее смерти.
Как бы ни спорили о портрете Данте, сохранившемся на фреске во Флорентийском Барджелло, сколь ни основательно мнение, что во времена Джотто не было еще реалистических портретов, а с другой стороны, данный портрет подправлен в прошлом столетии – все-таки Данте времен «Vita nuova» представляешь себе именно таким, как изображен он: юношей с тонким, острым и очаровательным профилем, юношей готическим, с сосредоточенным, задумчивым, почти печальным взглядом, скромным, уединенным и уже горделивым. Есть и подземные стихии в нем, но они еще не выбились наружу.
Мы очень мало знаем, как он жил в это время. По собственным его признаниям – много читал, учился, но был самоучкою. Несомненно, знал по латыни, знал провансальский и старофранцузский язык, занимался риторикой, философией. Греческим вряд ли владел. Читал Боэция, Цицерона, Вергилия. Очень много работал духовно, мы ниже скажем над чем, и как. Нельзя, однако, утверждать, что был чужд светского: напротив, были у него и веселые друзья, и дела какие-то веселые, наверно, мимолетные, но жгучие очарования. Их отголоски, хоть и глухие, видят в сонетах Данте к Форезе Донати, приятелю его молодости, и в ответных стихах последнего. Данте женился молодым. Известно, что ко времени изгнания (1302 г.) у него уже было четверо сыновей. Его жену звали Джемма Донати. Он, прославивший Беатриче, не обмолвился ни словом о жене, за всю свою жизнь; когда его изгнали, в странствия она с ним не пошла. Его семейная жизнь для нас – тьма; и может быть, это просто серое, или пустое место.
