Современная критика откликнулась на появление повести благожелательными рецензиями. «Заурядный читатель» (А. М. Скабичевский) в статье «Мысли по поводу текущей литературы. „Кроткая“, фантастический рассказ г-на Достоевского» высоко оценил психологическое искусство писателя, хотя и не был удовлетворен образом героини: «Главное достоинство этой повести в психическом анализе, в той массе поразительных противоречий, какие раскрываются перед вами в натуре героя ее. Перед вами рисуется характер весьма оригинальный, эксцентрический в своем роде, но не лишенный правдоподобия. Девушка очерчена бледнее, характер ее выдается менее рельефно и психические процессы ее мало выяснены».[66]
Критик «Одесского вестника» С. С. (А. И. Кирпичников) в статье «Новый роман Потехина и новый рассказ Достоевского» назвал «Кроткую» «шедевром», восхищался мастерством художника, который «с изумительной яркостью воспроизвел перед глазами читателей всю душевную драму, которая происходила в душе самоубийцы…».[67] Рецензент «Московского обозрения» Б. в статье «За две недели» выразил удовлетворение тем обстоятельством, что вместо политических статей Достоевский поместил в «Дневнике писателя» художественное произведение: «Истинный талант и в самой обыденной жизни, в сферах низменного существования сумеет всегда выбрать что-нибудь представляющее живой интерес для читателей. Доказательство тому — небольшой рассказ „Кроткая“, который г-н Достоевский поместил в последнем нумере своего „Дневника писателя“. Это ежемесячное издание есть не что иное, как фельетон, веденный до сих пор нашим даровитым романистом. В нем он откликается на вопросы дня, и хотя вел свои заметки с одинаковым талантом, но не всегда оказывался самостоятельным в обсуждении общественных вопросов. Ему слишком мешает его мировоззрение, в котором элемент чувства играет чересчур большую роль. Г-н Достоевский — идеальный мистик во множестве современных вопросов, и мы не раз, читая его „Дневник писателя", сожалели о том, что он не дает нам больше беллетристических очерков вместо рассуждений публициста».[68] Критик хотя и высказал некоторые, ставшие уже к тому времени стереотипными замечания об «утомительной» художественной манере Достоевского, но в целом охарактеризовал повесть как заметное и яркое литературное явление: «Этот рассказ был бы еще сильнее, если б автор в состоянии был отделаться от неизбежных своих психологических длиннот, но и в настоящем своем виде он ни в одной литературе не прошел бы незамеченным, а у нас заменяет собой только срочный ежемесячный фельетон».[69]
Получал Достоевский и читательские письма с сочувственными и восторженными отзывами о повести (Л. Ф. Суражевский от 17 декабря 1876 г., Н. П. Баллина от 19 декабря 1876 г., К. В. Назарьевой от 3 февраля 1877 г.). Глубокое впечатление «Кроткая» произвела на М. Е. Салтыкова-Щедрина, говорившего Н. А. Белоголовому: «У него есть маленький рассказ „Кроткая“; просто плакать хочется, когда его читаешь, таких жемчужин немного во всей европейской литературе».[70] Отзывы о «Кроткой» западных писателей неизменно высокие. К. Гамсун преклонялся перед повестью Достоевского: «Это крошечная книжечка. Но она слишком велика для всех нас, она недосягаема для нас по своему величию. Пусть все признают это».[71] А. Жид. назвал «Кроткую» «изумительной вещью»: «одно из самых мощных творений Достоевского, своего рода роман, являющийся, собственно говоря, не чем иным, как длинным монологом, подобно „Запискам из подполья…“».[72]
пустота; букв. — чистая доска (лат.).
Образить — словцо народное, дать образ, восстановить в человеке образ человеческий. Долго пьянствующему говорят, укоряя: «Ты хошь бы образил себя». Слышал от каторжных.
«Записки учителя фехтования» (франц.).
потоп; букв. — сигнал тревоги: «Спасайся кто может!» (франц.).
«Я так сказал, и баста!» (франц.) (букв.: Я здесь и здесь останусь).
Порядок (франц.).
обязательно (лат.).
исповедания веры (франц.).
«Я воровка, лгунья» (франц.)
Но ведь какой-то след непременно останется (франц.).
«Поэтические и религиозные гармонии» (франц.).
от самых истоков (букв. — с яйца) (лат.).
из ложного пристрастия {франц.).
порядок (франц.).
надо обладать мужеством иметь свое мнение (франц.).
«республика прежде всего, прежде Франции» (франц.).
к вашей славе Божьей (лат.).
Тайные братья (англ.).
въезд и выезд свободный (франц.).
Стих, кажется, графа Хвостова. Я помню даже четверостишие, в котором поэт перечисляет все народы Европы:
как супруги (франц.).
немецкому поэту Шиллеру, другу человечества (франц.).
«Убирайся прочь, а я займу твое место» (франц.).
также (франц.).
непременно (лат.).
Статья эта написана еще в июле.
слабоумные дети (нем.).
официант, бифштекс с картофелем! (франц.).
больше благородства, чем искренности (франц.).
Я, знаете ли (франц.).
Парижские изделия (франц.).
«численность населения остается постоянной» (франц.).
«Чрево Парижа» (франц.).
Черт возьми (франц.).
религиозный фанатизм (франц.).
пакостная тварь (итал.).
Ну, с вашего позволения, господа распятые (франц.)
И я вам желаю спокойной ночи обоим (франц.).
делом (лат.).
«Никогда!» (франц.).
до ничего (лат.).
Следовательно: (лат.).
за и против (лат.).
по-английски (франц.).
свидание (франц.).
Я получаю очень много писем с изложением фактов самоубийств* и с вопросами: как и что я об этих самоубийствах думаю и чем их объясняю?
Январский выпуск «Дневника» допечатывался дважды. Сначала его было отпечатано 2000 экз., затем (сразу с того же набора) еще 1000; впоследствии было выпущено второе издание тиражом в 3000 экз.
Литературное наследство. М., 1973. Т. 86. С. 446–447; текст сверен с автографом письма — ИРЛИ, оп. 1, ф. 56, № 56, л. 1–1 об.
См.: Волгин И. Л. Редакционный архив «Дневника писателя» // Рус. лит. 1974. № 1. С. 156; вторая половина названной статьи содержит сведения о тираже, подписке на «Дневник писателя» и распространении его в 1876–1881 гг.
Литературное наследство. Т. 86. С. 456.
См. о Ратынском, истории его взаимоотношений с Достоевским и о цензурной истории «Дневника» в 1876–1877 гг. статью: Волгин И. Л. Достоевский и царская цензура (к истории издания «Дневника писателя») // Рус лит. 1970. № 4. С. 106–120.
