В то же мгновенье Сухие и властные пальцы Легли ему на уста. И в них узнал он Руку Иуды.
11 ноября 1919 Коктебель
СВЯТОЙ ФРАНЦИСК
Ходит по полям босой монашек, Созывает птиц, рукою машет, И тростит ногами, точно пляшет, И к плечу полено прижимает, Палкой как на скрипочке играет, Говорит, поет и причитает:
"Брат мой, Солнце! старшее из тварей, Ты восходишь в славе и пожаре, Ликом схоже с обликом Христовым, Одеваешь землю пламенным покровом.
Брат мой, Месяц, и сестрички, звезды, В небе Бог развесил вас, как грозды, Братец ветер, ты гоняешь тучи, Подметаешь небо, вольный и летучий.
Ты, водица, милая сестрица, Сотворил тебя Господь прекрасной, Чистой, ясной, драгоценной, Работящей и смиренной.
Брат огонь, ты освещаешь ночи, Ты прекрасен, весел, яр и красен. Матушка земля, ты нас питаешь И для нас цветами расцветаешь.
Брат мой тело, ты меня одело, Научило боли и смиренью, и терпенью, А чтоб души наши не угасли, Бог тебя болезнями украсил.
Смерть земная -- всем сестра старшая, Ты ко всем добра, и все смиренно Чрез тебя проходят, будь благословенна!"
Вереницами к нему слетались птицы, Стаями летали над кустами, Легкокрылым кругом окружали, Он же говорил им:
"Пташки-птички, милые сестрички, И для вас Христос сходил на землю. Оком множеств ваших не объемлю. Вы в полях не сеете, не жнете, Лишь клюете зерна да поете; Бог вам крылья дал да вольный воздух, Перьями одел и научил вить гнезда, Вас в ковчеге приютил попарно: Божьи птички, будьте благодарны! Неустанно Господа хвалите, Щебечите, пойте и свистите!"
Приходили, прибегали, приползали Чрез кусты, каменья и ограды Звери кроткие и лютые и гады. И, крестя их, говорил он волку:
"Брат мой волк, и въявь, и втихомолку Убивал ты Божия творенья Без Его на это разрешенья. На тебя все ропщут, негодуя: Помирить тебя с людьми хочу я. Делать зло тебя толкает голод. Дай мне клятву от убийства воздержаться, И тогда дела твои простятся. Люди все твои злодейства позабудут, Псы тебя преследовать не будут, И, как странникам, юродивым и нищим, Каждый даст тебе и хлеб, и пищу.
Братья-звери, будьте крепки в вере: Царь Небесный твари бессловесной В пастухи дал голод, страх и холод, Научил смиренью, мукам и терпенью".
И 1000 монашка звери окружали, Перед ним колени преклоняли, Ноги прободенные ему лизали. И синели благостные дали, По садам деревья расцветали, Вишеньем дороги устилали, На лугах цветы благоухали, Агнец с волком рядышком лежали, Птицы пели и ключи журчали, Господа хвалою прославляли.
23 ноября 1919 Коктебель
ЗАКЛЯТЬЕ О РУССКОЙ ЗЕМЛЕ
Встану я помолясь, Пойду перекрестясь, Из дверей в двери, Из ворот в ворота -Утренними тропами, Огненными стопами, Во чисто поле На бел-горюч камень.
Стану я на восток лицом, На запад хребтом, Оглянусь на все четыре стороны: На семь морей, На три океана, На семьдесят семь племен, На тридцать три царства -На всю землю Свято-Русскую.
Не слыхать людей, Не видать церквей, Ни белых монастырей, -Лежит Русь -Разоренная, Кровавленная, опаленная По всему полю -Дикому -- Великому -Кости сухие -- пустые, Мертвые -- желтые, Саблей сечены, Пулей мечены, Коньми топтаны.
Ходит по полю железный Муж, Бьет по костём Железным жезлом: "С четырех сторон, С четырех ветров Дохни, Дух! Оживи кость!"
Не пламя гудит, Не ветер шуршит, Не рожь шелестит -Кости шуршат, Плоть шелестит, Жизнь разгорается...
Как с костью кость сходится, Как плотью кость одевается, Как жилой плоть зашивается, Как мышцей плоть собирается, Так - встань, Русь! подымись, Оживи, соберись, срастись -Царство к царству, племя к племени.
Кует кузнец золотой венец -Обруч кованный: Царство Русское Собирать, сковать, заклепать Крепко-накрепко, Туго-натуго, Чтоб оно -- Царство Русское -Не рассыпалось, Не расплавилось, Не расплескалось...
Чтобы мы его -- Царство Русское -В гульбе не разгуляли, В плясне не расплясали, В торгах не расторговали, В словах не разговорили, В хвастне не расхвастали.
Чтоб оно -- Царство Русское -Рдело-зорилось Жизнью живых, Смертью святых, Муками мученных.
Будьте, слова мои, крепки и лепки, Сольче соли, Жгучей пламени... Слова замкну, А ключи в Море-Океан опущу.
23 июля (5 августа) 1919 Коктебель
VIII
РОССИЯ
1
С Руси тянуло выстуженным ветром. Над Карадагом сбились груды туч. На берег опрокидывались волны, Нечастые и тяжкие. Во сне, Как тяжело больной, вздыхало море, Ворочаясь со стоном. Этой ночью Со дна души вздувалось, нагрубало Мучительно-бесформенное чувство -Безмерное и смутное -- Россия... Как будто бы во мне самом легла Бескрайняя и тусклая равнина, Белесою лоснящаяся тьмой, Остуженная жгучими ветрами. В молчании вился морозный прах: Ни выстрелов, ни зарев, ни пожаров; Мерцали солью топи Сиваша, Да камыши шуршали на Кубани, Да стыл Кронштадт... Украина и Дон, Урал, Сибирь и Польша - всё молчало. Лишь горький снег могилы заметал... Но было так неизъяснимо томно, Что старая всей пережитой кровью, Усталая от ужаса душа Всё вынесла бы -- только не молчанье.
2
Я нес в себе -- багровый, как гнойник, Горячечный и триумфальный город, Построенный на трупах, на костях "Всея Руси" -- во мраке финских топей, Со шпилями церквей и кораблей, С застенками подводных казематов, С водой стоячей, вправленной в гранит, С дворцами цвета пламени и мяса, С белесоватым мороком ночей, С алтарным камнем финских чернобогов, Растоптанным копытами коня, И с озаренным лаврами и гневом Безумным ликом медного Петра.
В болотной мгле клубились клочья марев: Российских дел неизжитые сны...
Царь, пьяным делом, вздернувши на дыбу, Допрашивает Стрешнева: "Скажи -Твой сын я, али нет?". А Стрешнев с дыбы: "А черт тя знает, чей ты... много нас У матушки-царицы переспало..."
В конклаве всешутейшего собора На медведях, на свиньях, на козлах, Задрав полы духовных облачений, Царь, в чине протодьякона, ведет По Петербургу машкерную одурь.
В кунсткамере хранится голова, Как монстра, заспиртованная в банке, Красавицы Марии Гамильтон...
В застенке Трубецкого равелина Пытает царь царевича -- и кровь Засеченного льет по кнутовищу...
Стрелец в Москве у плахи говорит: "Посторонись-ка, царь, мое здесь место 1000 ". Народ уж знает свычаи царей И свой удел в строительстве империй.
Кровавый пар столбом стоит над Русью, Топор Петра российский ломит бор И вдаль ведет проспекты страшных просек, Покамест сам великий дровосек Не валится, удушенный рукою -Водянки? иль предательства? как знать... Но вздутая таинственная маска С лица усопшего хранит следы Не то петли, а может быть, подушки.
Зажатое в державном кулаке Зверье Петра кидается на волю: Царица из солдатских портомой, Волк -- Меншиков, стервятник -- Ягужинский, Лиса - Толстой, куница -- Остерман -Клыками рвут российское наследство.
Петр написал коснеющей рукой: "Отдайте всё..." Судьба же дописала: "...распутным бабам с хахалями их".
Елисавета с хохотом, без гнева Развязному курьеру говорит: "Не лапай, дуралей, не про тебя-де Печь топится". А печи в те поры Топились часто, истово и жарко У цесаревен и императриц. Российский двор стирает все различья Блудилища, дворца и кабака. Царицы коронуются на царство По похоти гвардейских жеребцов, Пять женщин распухают телесами На целый век в длину и ширину. Россия задыхается под грудой Распаренных грудей и животов. Ее гноят в острогах и в походах, По Ладогам да по Рогервикам, Голландскому и прусскому манеру Туземцев учат шкипер и капрал. Голштинский лоск сержант наводит палкой, Курляндский конюх тычет сапогом; Тупейный мастер завивает души; Народ цивилизуют под плетьми И обучают грамоте в застенке... А в Петербурге крепость и дворец Меняются жильцами, и кибитка Кого-то мчит в Березов и в Пелым.
3
Минует век, и мрачная фигура Встает над Русью: форменный мундир, Бескровные щетинистые губы, Мясистый нос, солдатский узкий лоб, И взгляд неизреченного бесстыдства Пустых очей из-под припухших век. У ног ее до самых бурых далей Нагих равнин -- казарменный фасад И каланча: ни зверя, ни растенья... Земля судилась и осуждена. Все грешники записаны в солдаты. Всяк холм понизился и стал как плац. А надо всем солдатскою шинелью Провис до крыш разбухший небосвод. Таким он был написан кистью Доу -Земли российской первый коммунист Граф Алексей Андреич Аракчеев.
Он вырос в смраде гатчинских казарм, Его познал, вознес и всхолил Павел. "Дружку любезному" вставлял клистир Державный мистик тою же рукою, Что иступила посох Кузьмича И сокрушила силу Бонапарта. Его посев взлелял Николай, Десятки лет удавьими глазами Медузивший засеченную Русь.
Раздерганный и полоумный Павел Собою открывает целый ряд Наряженных в мундиры автоматов, Штампованных по прусским образцам (Знак: "Made in Germany" 1, клеймо: Романов). Царь козыряет, делает развод, Глаза пред фронтом пялит растопыркой И пишет на полях: "Быть по сему".
А между тем от голода, от мора, От поражений, как и от побед, Россию прет и вширь, и ввысь -- безмерно. Ее сознание уходит в рост, На мускулы, на поддержанье массы, На крепкий тяж подпружных обручей. Пять виселиц на Кронверкской куртине Рифмуют на Семеновском плацу; Волы в Тифлис волочат "Грибоеда", Отправленного на смерть в Тегеран; Гроб Пушкина ссылают под конвоем На розвальнях в опальный монастырь; Над трупом Лермонтова царь: "Собаке -Собачья смерть" -- придворным говорит; Промозглым утром бледный Достоевский Горит свечой, всходя на эшафот... И всё тесней, всё гуще этот список...
