– А-а! – приветствовала его весело белая баба, – то-то я, братцы, слышу: кто это с такою великолепною гордостью ползет и катится, а это ты, шышь-пыжь – лавочная мышь? Здорово, Петрунька!
Мальчик дулся и молчал, а кучерявая бабелина рассмеялась и, потянув его за фартук в кухню, бойко продолжала:
– Полно дуть губу!.. дурак! Ведь жив, чай, остался!
– Только и есть, что жив вам достался! – ответил плаксиво розовый мальчик и враз изменил голос, крикнув: – Принимай, что ли, скорее корзинку! Мне не время!
– А мне что за дело? Тут не снимай!.. Видишь, здесь чадно! Неси вон туда, в мою комнату.
Мальчик с корзинкою тронулся и опять в нерешительности остановился, но кухарка втолкнула его в комнату, и оттуда сейчас же послышался жалостный писк.
Вечер густеет. Все тихо.
В кухне прочистилось; чад унесло; из кухаркиной комнаты, озираясь, вышел робко лавочный мальчик; у него на голове опрокинута опорожненная корзина. Она закрывает ему все лицо, и в этом для него, по-видимому, есть удобство. Кухарка его провожает и удерживает еще на минуту у порога; она молча грозит ему пальцем, потом сыплет ему горсть сухого господского компота, и, наконец, приподнимает у него над головою корзинку, берет руками за алые щеки и целует в губы. При этом оба целующиеся смеются.
Мальчик уже сбросил с себя свою детскую робость, а она ему шепчет:
– На гулянье пойдем вместе. Гляди, там какое веселье!.. Я тебе к празднику голубую рубашку сошью. Прибеги только завтра примерить.
– Прибегу, – отвечает мальчишка.
Она его еще обняла и, прижав к груди его головенку, сказала ему с материнскою нежностью:
– А когда тебя пошлют к прачке в заведение, ты с ее гладильщицами не разговаривай… Слышишь?.. Они девчонки ветреные. Можешь пропасть…
– Не-ет! – отвечал мальчик. – Мне и так всех стыдно!
– Вот то-то и есть! Да все, милка, ничего и не значит… А я всех дворников подкуплю, и мне сейчас всё и донесут.
Он посвистывает и спускается с лестницы, обнаруживая в самом деле «великолепную гордость».
Дворницкий работник встречает его с вязанкою дров и говорит:
– Пётра, сколько ты прожил лет?
– Тринадцать.
– Ишь, старик! А жить хорошо?
– Ничего!
– Ожидай, значит, лучшего!
Пётра благодарит и уходит в ожидании лучшего.
Он будет на гулянье, она ему подарит рубашку. Со временем он попросит ее купить ему часы. А то ну ее к черту!
В передней и в кухне засветились хорошо протертые лампы. На плите в кастрюлях все подлито и подправлено, буря прошумела и отхлынула, наступает снова чистота и порядок, как требуется. Надо и себя примундирить.
Кухарка повернула кран и спустила над раковиной воду до холодной струи. Этой воды она налила полный жестяной уполовник и всю ее выпила. Она пьет с жадностью, как горячая лошадь, у которой за всяким глотком даже уши прыгают. Прежде чем она кончила свое умыванье, в кухню входит тоже и горничная, и эта точно так же молча взяла уполовник, и так же налила его холодною водой, и так же пьет с жадностью, и красные уши ее вздрагивают за каждым глотком.
Затем и эта умылась холодною водой над тою же самою раковиной и замахала над головой мокрыми руками, потому что забыла взять с собой утиральник.
Говорить ей не хочется.
Кухарка ее поняла, кинула ей чистый конец своего полотенца и, поклонившись ей наподобие реверанса, сказала:
– Поздравляю с приятным бонжуром!
Горничная сделала шутливую гримасу и ответила:
– И вас с теми же делами!
Они, кажется, признавали за настоящие «дела» – только одни дела природы, которая множит жизнь, не заботясь о том, в чем ее смысл и значение.
Впервые опубликовано – журнал «Русская мысль», 1894.
Ремесло (франц.).
Вот где собака зарыта! (нем.).
Фигаро здесь, Фигаро там (итал.).
Дяди Захара (франц.).
Подвиньте стул! (франц.).
Приблизьтесь ко мне (франц.).
Персидская сирень (франц.).
Счастливое время (лат.).
Искуснейший сочинитель (лат.).
Он не носит уже больше манжет (то есть штатской одежды) (франц.).
Это кроиосмешение! (франц.).
Неуместный разговор о преступлениях! (франц.).
Заниматься своим ремеслом (франц.).