К директору Бронников явился в тот момент, когда тот препирался с Нейманом.
- Ты не оправдывайся, - говорил директор запальчиво, - ты скажи прямо: обманывали пароходство? Сормовский виноват или мы?
- Спроси его, - холодно отрезал Нейман, указывая на Бронникова. - Я уже сказал свое мнение.
По дороге Бронников успел обдумать положение и подготовиться к защите. Он припомнил все неполадки, встретившиеся при регулировке машин "Дербента". Левый двигатель давал при нагрузке сто пять оборотов, правый - сто три.
- Какой может быть обман? - сказал он сдержанно. - Завод выпустил серию в спешном порядке, а как шла приемка - сами знаете. Что же удивительного в том, что двигатели имеют разную мощность?
- Однако он же вот берется довести мощность до нормальной... этот Басов, - с неожиданным оттенком недоброжелательства сказал директор. Значит, можно? Можно, я говорю! - Директор вдруг ударил ладонью по столу и уставился на Бронникова круглыми, устрашающими глазами. - Вот он пишет о неполном сжатии в цилиндрах. Почему неполное это... как его... сжатие?
Бронников опустил голову, стараясь сдержаться. Нейман прогудел конфиденциально:
- Все это не так, Иван Данилович. Тут некрасивая история с этим Басовым, склочная история, Иван Данилович...
Но директор погас так же быстро, как загорелся. Он подумал немного, забыв отвести глаза от лица Бронникова.
- Оставить все, как есть, - сказал он устало. - Если понадобится, на "Дербенте" отрегулируют двигатели средствами команды. Не возвращать же танкер обратно в доки. - Он медленно перебирал бумаги, и Бронников с облегчением поглядел на дверь. - Да, вот еще какое дело, - вдруг вспомнил директор, - пароходству нужен механик. На этот самый злосчастный "Дербент". Предлагают нам выделить кого-нибудь из наших, будто бы на одну навигацию, но ты понимаешь, что это значит?
Да, ничего не поделаешь - освоение нового флота. Кого бы ты предложил?
Бронников пожалел, что не успел уйти. Впрочем, директор не смотрел в его сторону. Директор смотрел на Неймана. Неужели предложит послать его? Пожалуй, что так. Он регулировал машины "Дербента", и регулировал неудачно. Теперь ему неудобно отказаться. Он мысленно подыскивал мотивы отказа. У него мало практики... Два года назад у него в легких обнаружили туберкулезный очаг... Старая больная мать... Нервное переутомление...
- У нас не техническая школа, а завод, - сказал Нейман сердито, - кого мы можем послать? - Он вздохнул и посмотрел на Бронникова. - Партийца послать придется. Басова пошлем, - добавил Нейман раздельно.
Бронников тихо скользнул в дверь, приоткрыл ее, стараясь не шуметь. За дверью он постоял немного, прислушиваясь и бледно улыбаясь. Как будто директор не возражает...
Он встряхнулся и побежал в цех. На радостях он даже простил Басову пережитую неприятность. Ведь не подвернись этот чудак - неизвестно, как обернулось бы дело для него, Бронникова.
Басов изо всех сил старался казаться довольным. Стоит только до конца понять необходимость этого перевода - и всегдашнее спокойствие и ясное настроение восстановятся. Кого-то надо было послать на эксплуатацию, - выбор пал на него. Возможно, этого не случилось бы, не будь у него столкновения с главным инженером. Но тогда вместо него послали бы другого, например Бронникова, и, конечно, Басов не стал бы возмущаться и жалеть Бронникова.
Муся слушала его не перебивая. Сложила руки на коленях и поглядывала на него сбоку. Когда он умолк, она тряхнула головой, словно сбрасывая с себя тяжесть.
- Как неудачно все сложилось, - сказала она сдержанно, - тебе не везет.
Он ожидал сопротивления, упреков, тяжелого объяснения. Ничего этого не случилось. Муся выдвигала ящики комода, снимала с гвоздей одежду.
- Тебе следует собраться, - сказала она, - давай сообразим, что нужно сделать.
Она как будто и не удивилась вовсе. Молча, не обращая на него внимания, она согрела воду в кухне и поставила корыто для стирки. Басов стоял рядом, наблюдая, как стекали по ее голым рукам перламутровые хлопья пены. Теперь она была самым близким для него человеком. Он вступил в странную полосу жизни, когда всякое достижение сулило новую неудачу. Он довел до проектной мощности двигатель теплохода и из-за этого вынужден был покинуть завод. Нейман, Бронников и многие другие стали ему чужими. Вялые, бессильные люди нарочно выдумывают пределы достижений, чтобы скрыть свое бессилие. Для этого они пользуются старыми, отслужившими нормами и фальшивой наукой. Они объединяются, кричат о мнимых опасностях и остервенело защищают свой покой.
Муся вернулась в комнату и присела к окну, не зажигая огня. Она куталась в пуховый платок и поводила плечами, словно ее бил озноб. Басову хотелось утешить и ободрить ее. В сущности, у них нет никаких оснований для уныния. Разве мало во флоте знатных капитаноп, механиков, штурманов? Муся хотела, чтобы он выдвинулся. Вот ему дали машинное отделение "Дербента". Главное - понять, что это необходимо. Кому-то нужно плавать на этих судах, не ему, так другому. О чем же жалеть?
- Кончилась оседлость, - заговорил он весело, - придется лезть в недра, духов пугать. Честное слово, я даже доволен, Муся. Стоит ли отказываться от трудного дела только потому, что оно трудное? Вы будете ловить на станции наши позывные. Мы будем видеться с тобой раз в пятидневку. Да, один раз...
Муся кивнула головой молча. В темноте он не видел ее лица. Он задумался, чем бы повеселить ее на прощание. На улице теплынь, запах акаций, синий воздух на рейде. В клубе водников под звуки баяна моряки танцуют танго со студентками Индустриального института. Ему хотелось повести туда Мусю. Луна перевалилась через плоскую крышу дома, что напротив, и по стенам поползли легкие тени облаков.
- Муська! - окликнул он ласково. - Посмотри, какая луна. Эх, и лунища!
Муся медленно подняла голову. По щекам ее катились обильные блестящие слезы. Они смачивали уголки рта и падали на грудь. Она закусила губы и вытерла глаза концом платка.
- Ты никогда не любил меня, - сказала она убежденно, - и никогда я не была тебе близка.
В комнате было так тихо, что он слышал ее прерывистое дыхание и шелест ее платья. Он дотронулся до ее плеча, но она отодвинулась.
- Но я не от этого плачу... Ты не думай! Просто мне жалко тебя, потому что ты неудачник. Зачем ты бодришься, обманываешь себя и других? Я всегда была для тебя чем-то второстепенным. Ты сделал из нашей жизни сплошную спешку, ты жил так неуютно, точно квартирант. Сверхурочные... Готовиться к кружку... Собрание... Сон... Мы никогда не жили по-человечески. Но это все ничего, и я не говорила тебе ни слова. Ты так работал! Впрочем, работал ли ты в самом деле? Ты восстановил против себя коллектив, и от тебя постарались отделаться. Так не поступают с ценными людьми. Мне кажется, что ты неудачник, слабый, нелепый человек, прости! Тебя удалили с завода. Это оскорбление! А ты доволен. Если бы ты хоть затаил злобу или ругался, мне было бы легче. На твое место придет другой, какой-нибудь арап или никчемник, и получит хороший оклад...
Слезы ее высохли, но голос был сырой и дрожащий, она спешила выложить перед ним все, что накопилось у нее на душе. А ему казалось, что в темноте перед ним не Муся, а посторонняя женщина, глупая, равнодушная и злая. Он крикнул неистово, во весь голос:
- Замолчи!
Она посмотрела на него с испугом и подняла руки к лицу. Может быть, она думала, что он ее ударит. И вместе с этим она с какой-то странной надеждой наблюдала за ним. Он сдержался и поднес стакан с водой к ее губам. Она отпила немного и с досадой отвела его руку.
- Что ты наговорила! - сказал он грустно. - От меня отделались, это верно. Мало ли что бывает! Все дело в том, что я не давал людям покоя. В отдельных местах на заводе работают плохо, и я вижу, что можно работать лучше, гораздо лучше. Кажется, все это скоро станет понятным каждому рабочему. Пока на заводе благоговеют перед старыми нормами. Но ведь нормы составляли люди, и все изменилось с тех пор. Вот и я... Муся взглянула на него внимательно и печально. Так смотрят близкие люди на душевнобольного. Он замолчал на полуслове, словно наткнулся на стену. Может быть, и вправду они никогда не были близки друг другу?
- Сашенька, брось, - сказала она кротко, - ведь последний вечерок, милый... Еще я хотела тебе сказать...
Это нефтефлот, ведь оттуда бегут даже матросы! Они скрывают квалификацию, крадут документы... Ты, верно, не знал этого. И мы будем видеться редко-редко...
Она помолчала и улыбнулась виновато и испуганно.
- Знаешь что? Меня тянет к тебе, милый, но что я могу сделать, когда ты такой... Жить хочется очень... Не сердись!
Им овладело вдруг удивительное безразличие. Мусины пальцы гладили его волосы, щекотали лицо. Он почувствовал на щеке прикосновение ее влажных губ и быстро поднялся.
- Ну что ж, мы шнурком не связаны, - сказал он равнодушно, - делай как знаешь.
Так ушел он из дому и последнюю ночь, проведенную на суше, пробродил по городу.
