- Ты что, Таня, разве у меня такого угощения нет? - сказала вошедшая хозяйка.- Вот только из печки картоху вынула. Садитесь за стол.
- Не знаю, смогу ли есть,- сказала Вера Глебовна.
- Танюша, может, дровишек мелких принесешь, кипяточку разогреем?
Когда Таня вышла, хозяйка подсела к Вере Глебовне и быстро заговорила:
- С Танюшей-то чуть беды при немцах не вышло. Приглянулась она одному, покоя ей не давал. Мы ее всей деревней прятали. То в одном доме ночевала, то в другом. А перед уходом ихним в лесу пряталась. Цельных две ночи в лесу провела. Страх-то какой. Грозился этот немец ее с собой увезти... А сынок ваш ей сразу понравился. Зашла ко мне ненароком, увидела его и зачастила. Но ничего, конечно, промеж их не было. Танюша - девушка с понятием, десятилетку окончила. Не какая-нибудь... Уж и ревела она вчера ночью, уж убивалась. Мать ее уговаривает: чего ты, дурочка, он же московский, если живым и останется, не к тебе вернется, а к своим городским подастся...
- Главное - вернуться,- вздохнула Вера Глебовна
- Это оно так. Далеко еще загадывать. Войне пока ни конца ни краю. От моих вот никаких известиев...
- Они воюют?
- А как же... И муж, и сын... И ни слуху ни духу.
Таня принесла охапку дров и стала растапливать печь.
- Таня, а больше ничего Андрей не просил вас передать мне? - спросила Вера Глебовна.
- Нет. Он говорил, правда, что ему так много надо сказать вам при встрече... Но чтоб передать? Нет,- помотала она головой.
- Странно... А о своем отце он вам ничего не говорил?
- Нет, Вера Глебовна, а что?
- Ничего, просто так поинтересовалась...
Хозяйка вынула из печки кипящий чайник и пригласила к столу.
- Я привезла кое-что,- засуетилась Вера Глебовна, начав развязывать рюкзак.- Вот к чаю... Есть даже бутылка вина. Везла для Андрея, но теперь можно...
- Не надо вина, Вера Глебовна,- остановила ее Таня.- А вдруг...
- Что вдруг?
- Вдруг он вернется?..- сказала Таня.
- Разве это может случиться? - со вспыхнувшей надеждой спросила Вера Глебовна и затаила дыхание.
- А вдруг? - с упрямой ноткой повторила Таня.
Чай пили без заварки, простой кипяток, но зато с шоколадом. На каждую кружку - по квадратной дольке. Дымилась горячая картошка, лежали привезенные Верой Глебовной хлеб и галеты. Поставила она и бутылку вина, но ее никто не стал раскупоривать.
- Не все они, немцы, фашистами были,- сказала хозяйка.
- Что вы, тетя Нюша! - оборвала ее Таня.- Все они фашисты. Один, может, на тысячу - человек, а остальные...
- Знаете, по дороге сюда в лесу я встретила очень странного человека,только сейчас вспомнила Вера Глебовна о встрече.
- В полушубке? В ремнях? - быстро спросила Таня.
- Да.
- На лыжах?
- На лыжах,- подтвердила.она, с удивлением глядя на взволнованное Танино лицо.
- Это немец! Господи, это немец был, Вера Глебовна!
- Что вы, Таня! Каким образом могут быть тут немцы?
- Немец это! - повторила Таня.- Сейчас расскажу вам все...
И она стала рассказывать, как в одну из поездок их с Андреем для встречи Веры Глебовны наткнулись на этого военного на лыжах. Андрей поприветствовал его, а потом, глянув на лыжи, побледнел и спросил у того документы. Тот усмехнулся и сказал, что это он должен документы у Андрея спросить, а то прогуливается с девицей и без оружия. Сказал и поехал себе дальше. Андрей, все такой же бледный, оставив Таню на дороге, тихонько последовал за ним, но вскоре вернулся, сказав, что тот куда-то исчез. А догадался он по резинкам на лыжах. Рисунок не тот. Таких у нас резинок нет. Дня через два после этого получили они оружие, и Андрей с двумя бойцами поехал, и целый день они пропадали, но никого не нашли. А потом сообщение в часть прибыло, что задержан шпион немецкий на станции, который об эшелонах сообщал, и что скрывается где-то их целая группа...
- Я почувствовала, что это чужой... Но не могла поверить. Он очень чисто говорил по-русски,- сказала Вера Глебовна.
- Таня, надо завтра в город сходить, заявить. Только не тропкой этой, а большаком,.- она покачала головой и добавила: - Уехали-то наши, а в деревне-то одни бабы... Как бы чего...
- Я утром пойду...
- Нет, Танюша, это я наспех насоветовала. Мальчишек надо послать. Те мигом сбегают,- сказала хозяйка.
Немного помолчали. Потом Таня попросила рассказать Веру Глебовну о Москве, и та стала говорить о жизни в столице, о бомбежках, о том, как одиноко она живет... Тетя Нюша о немцах рассказала, которые не очень-то в их деревне лютовали, но в других - безобразничали, а Таня о том, как они с Андреем на току зерно собирали, варили его потом и в мясорубке провертывали - не хватало бойцам казенного питания, так как не поставили сразу их часть на довольствие и перебои случались.
А зимний день потихоньку уходил... Все синее и синее становилось за окнами, а в избе потемнели углы, и только лампадка трепетным светлячком мерцала у иконы, и они почти уже не видели друг друга, но Вера Глебовна ощущала около себя округлое девичье плечо, и не было в ее душе отчаяния от несостоявшейся встречи с сыном, а только какая-то тихая и торжественная почему-то грусть...
Так и сидели три эти женщины, вроде бы посторонние друг другу, но одинаково больно ударенные войной под самое сердце, сидели и сумерничали, ощущая себя близкими, почти родными, словно прожили бок о бок долгие годы.
И тут прокатился далекий, глухой гул, словно где-то очень далеко шла гроза. То неясным рокотом в тиши деревенского вечера дала о себе знать неблизкая передовая. Вера Глебовна вздрогнула и сдавленным шепотом спросила:
- Неужели Андрей уже там?
- Нет, Вера Глебовна... За ночь не дойти туда.
Они притихли, Таня прижалась к Вере Глебовне, и долго слушали, как еще не раз прокатывались дальние отзвуки фронта.
- Выйдемте на улицу, посмотрим,- предложила Таня, и они, накинув шубы, вышли во двор, прошли немного по улице, откуда виден был горизонт, и Вера Глебовна увидела, как серо-синее небо на западе высветлилось зловещим, кровавым заревом...
И провалилась куда-то земля под ногами Веры Глебовны, и ухватилась она за Танино плечо, чтоб устоять. Таня потянула ее к дому, но она отрицательно закачала головой, не будучи в силах оторвать взгляда от этого полыхающего неба, от этого кровавого зарева, к которому сейчас по темной, ночной дороге неотвратимо приближается ее сын.
- Пойдемте,- Таня еще раз мягко потянула ее к дому.
- Подождите, Таня... Мне надо видеть это.
Они еще долго стояли на околице деревни, пока не замерзли совсем. Возвратившись в избу, опять сели за стол, но разговора уже не было, не шел он почему-то, сидели молча, каждый в своем, пока хозяйка не сказала со вздохом.
- Да, обидно очень все же, что зазря вся дорога ваша...
Вера Глебовна подняла голову, подумала...
- Нет, наверное, не зря... Я так много увидела за этот день... И сожженные деревни по дороге, и немецкие трупы, и этого немца, и это кровавое небо... Потом я узнала вас, Таня, узнала, что скрасили вы Андрею последние дни, получила переданный им поцелуй... Нет, я все это должна была увидеть. Все, все... И не зря была эта дорога в Бородухино. Теперь я знаю, что сказала бы Андрею, но что делать... его нет...
- А вдруг они вернутся? - прошептала Таня.
- Нет, Танюша, не вернутся они... Всегда на рассвете возвращались, а сейчас вечер уже... И отдыхать нам пора,- сказала хозяйка.
- Да, я пойду,- поднялась Таня.- Отдыхайте, Вера Глебовна. Утром загляну. Если завтра в Москву надумаете, провожу вас на станцию, в поезд усажу. Я ведь тоже в Москву собираюсь. Хочу на заводе работать, который снаряды делает или еще какое оружие. Тогда заходить к вам буду.
Вера Глебовна ничего не ответила, только привлекла Таню к себе и поцеловала. Эта деревенская девчушка вдруг стала ей родной и близкой.
- А я ждать его буду,- неожиданно прошептала Таня.- Знаю, у него есть девушка в Москве, но неизвестно еще, кто крепче ждать будет.
- Нет у него, по-моему, никого...
- Нет, есть... Говорил. Но я все равно ждать буду... Вы знаете, он меня только один раз и поцеловал, когда ночью уходил. Видно, почувствовал, что насовсем они уходят... Вот этот поцелуй я и передала вам...
- Спасибо, Танюша,- тоже прошептала Вера Глебовна, провожая ее до двери.
Хозяйка постелила Вере Глебовне на своей кровати, сказав, что сама на печке будет, теплее там, да и любит она на печке.
Вера Глебовна давно не ложилась в постель при таком тепле. Она разделась до белья и даже могла не натягивать одеяло до самого горла. Телу было свободно и легко, а на душе, как ни странно, было спокойно, и это не был мертвящий покой отчаяния, а какое-то тихое примирение со всем, хотя и безмерно было разочарование, что не увидела сына. Она прислушивалась к дальнему гулу фронта и думала - переменилось что-то в ее сердце, и не напрасна была эта дорога в Бородухино. Нет, не напрасна.
Она проснулась от негромкого стука в дверь и сдержанного шепотливого разговора, в котором разобрала слова хозяйки...
