неизменно повторялась.
Запустив руку в рюкзак, незнакомец, не глядя, вынул старинный томик. Отхлебнув кофе из жестяной кружки, над которой поднимался пар, он открыл книгу и заскользил взглядом по желтой бумаге. В стук колес мчащегося по рельсам поезда вплетался шорох страниц. Пытаясь понять, что такого в оконном пейзаже, Билли следил за проплывающими мимо деревьями, лугами и покосившимися избушками. Пейзаж был откровенно скучным.
Через какое-то время Билли погрузился в особое состояние расслабленности, того умиротворения, что мягким грузом давит на веки.
Шорох страниц раздавался совсем рядом. Приглушенные голоса расплывались, прерываемые стуком колес.
Билли разбудил резкий скрежет. Поднявшись, он открыл окно, и выглянул наружу.
— Должно быть, неисправность с рельсами, — сказал незнакомец.
Голос соседа прозвучал неожиданно. Он перевернул страницу и произнес:
— Такое бывает.
Услышав от Билли, что тому нередко приходиться передвигаться поездом, незнакомец усмехнулся:
— В любом случае, не чаще чем мне.
При этих словах дверь в купе открылась, и на пороге появились родители Билли. На их щеках играл легкий румянец.
Сосед поднялся со своего места и тихонько выскользнул из купе, оставив дверь приоткрытой, словно приглашая проследовать за ним.
Недолго думая, Билли принял приглашение.
Коридор был пуст. Свет мигающей лампочки едва освещал вагон. Сосед, пройдя несколько шагов, скрылся в полумраке.
В тамбуре было накурено. Билли закашлялся и отошел в сторону.
— Извини, — произнес сосед, взял сигарету в другую руку и потянулся к маленькой форточке. Затем он вернул сигарету на место и неспешно затянулся. Выпустив дым в открытое окно, незнакомец выудил из кармана миниатюрную пепельницу. Потушив окурок, он продолжил:
— Помогает привести мысли в порядок.
Они измеряли друг друга тем оценивающим взглядом, которым встречают новых людей.
— Как зовут?
— Билли.
— Френсис, будем знакомы.
Сосед протянул руку. Его ладонь была сухой и грубой.
Поезд остановился и двери открылись. Перрон ярко освещала полная луна. Из вагона вышло несколько человек с чемоданами. Билли и Френсис проводили их взглядом, пока те не скрылись в темноте.
Сосед опять закурил:
— Иногда я внезапно просыпаюсь среди ночи. Беру несколько сигарет и отправляюсь подышать свежим воздухом на ближайшей остановке, — он сделал несколько глубоких затяжек, отчего огонек сигареты разгорелся сильнее. — Я как будто провожаю пассажиров, а сам продолжаю путь вместо них.
Проснувшись на следующий день раньше обычного, Билли увидел, что Френсис читает книгу.
— Доброе утро! — сказал Френсис, не поднимая глаз. — Как спалось?
— Спать в поезде я уже привык, — ответил Билли, подавляя зевоту.
Френсис отложил книгу. Открыл бутылку газированной воды, налил ее в прозрачный стакан и залпом выпил. После этого он обулся, взял туалетные принадлежности и отправился умываться. Билли последовал за ним.
В уборную образовалась очередь. Проснувшиеся пассажиры с взъерошенными волосами и заспанными глазами занимали места друг за другом. По узкому коридору разносился приглушенный шепот.
Из некоторых купе раздавалось шипение радио. По нему крутили новостные передачи и музыкальные записи. В каждом купе была небольшая прямоугольная коробочка с тумблером, при повороте которого из динамика начинали доноситься голоса вперемешку с шумом, пока не удавалось поймать волну и упорядочить то, что называлось музыкой.
Впереди с таким видом, какой бывает у человека, которого резко подняли из теплой постели, стояла сонная девочка. Держа за руку бабушку, она терла красные глаза, а ее растрепанные косички болтались из стороны в сторону. Приподнимаясь на цыпочки, девочка интересовалась, где они сейчас находятся, сколько уже успели проехать и сколько еще предстоит ехать. Не все ее вопросы удостаивались ответа, и по уставшему, но заботливому лицу бабушки становилось понятно, что этим вопросам нет конца. Задав один вопрос, девочка тотчас выстреливала следующим, и залп стихал лишь тогда, когда все слова-снаряды были израсходованы.
Сразу за ними со скучающим видом расположилась молодая пара. Они прыскали со смеху, держась за руки.
Рядом с ними стояла белокурая женщина и пристально смотрела в окно. Ее блуждающий взгляд пытался за что-то ухватиться. Так смотрит на мир священник, перебирающий четки. Еще один мужчина бездумно глядел вниз, как будто домашние тапочки, из которых торчали непомерно большие пальцы, могли ему что-то сказать.
Дверь уборной отворилась. Вся очередь сделала шаг вперед.
За окном поезда холодало. Деревья покрылись инеем. На речках и водоемах образовался тонкий слой льда. Поезд ехал мимо городов, испещренных сотнями дорог и рельсовых путей, по которым, как кровь по артериям, двигались люди. Во многих из этих городов пассажиры поезда никогда не смогут побывать, и лишь мимолетный взгляд, случайный свидетель чужой жизни, позволит в них хотя бы заглянуть.
Череда кадров тянулась бесконечной лентой, и, хотя она могла быть прервана по воле зрителя, лента оставалась в глазах смотрящих. Когда взгляд угасал в одном окне, он тотчас вспыхивал в другом, а потому мир продолжал движение.
Билли отложил острый карандаш. Он затачивал его перед каждым использованием с помощью механической точилки. Карандаш из-за этого служил недолго, но качественно. Поэтому Билли всегда возил с собой не меньше десяти карандашей.
Раньше отец, приходя домой, часто приносил такой набор карандашей. Билли всегда нравился их древесно-грифельный запах. Пока он крутил в руках вожделенный подарок, отец брал по одному карандашу и ловко затачивал его, а стружку сбрасывал в ведро.
Теперь Билли сам точил карандаши. Он повзрослел.
Билли нарисовал короткую линию. Еще несколько толстых линий он провел совсем рядом. Соприкасаясь друг с другом, они образовали небольшую фигуру, выделяющуюся на белом фоне. Билли заштриховал получившийся рисунок.
— Какой-то новый стиль? — поинтересовался Френсис, стоя за его спиной.
— Не знаю. Всегда так рисовал, — Билли отложил карандаш и повернулся. Густо покраснев, он отвел взгляд в сторону.
— Вышло необычно.
— Но не так, как я задумывал, — ответил Билли, нажав на карандаш. Грифель сломался.
Френсис рассмеялся, и Билли почувствовал, что стало легче дышать. Френсис взял рисунок в руки. Он то подносил его ближе, то отдалял, всматриваясь в изображение, как в блики солнца на воде. Сначала в глаза бросались резкие, кривые линии, но чем дальше оказывался рисунок, тем приятнее становились образы. Рассредоточив взгляд по всей поверхности картины ему наконец удалось увидеть, как множество мелких частей, не идеальных по исполнению и задумке, складывались в нечто большее. Только расслабившись и не пытаясь разглядеть детали удавалось охватить картину целиком.
В вагонах не смолкал гул. Люди разыгрывали шахматные партии и играли в карты. Порой можно было распознать звуки укулеле — миниатюрной гитары. Сновали в вагон-ресторан любители выпить обжигающего пунша и закусить его бутербродами со свежей форелью. Тамбур переполняли табачный дым и беседы. Проводники улыбались обросшим щетиной пассажирам.
Маршрут пролегал через три
