нанял один продюсерский центр. Она не ожидала, что у Наташиного жениха столько денег.
Молодые красовались в центре застолья на диванчике, закиданном шкурами, а за столами сидели семьи новых русских. Жены сверкали килограммами стразов и всё время одёргивали сынишек в бабочках и дочурок в лаковых туфельках.
Валю и Вику посадили за отдельный стол, им улыбались, но не смели подсесть. Рыжая Наташа с токсикозными кругами вокруг глаз была уже никакая и только вяло помахала Вале рукой. Сил показать, что Валя пришла с её стороны бесплатно, а не со стороны Толяна за деньги, у неё уже не было.
– Вот, сами молодые! Это сборы невесты и жениха в ЗАГС! Это в ЗАГСе, это на смотровой площадке! Это жених на коленях у Вечного огня! Это парк машин жениха! Это дом жениха! – бросился к Вале бойкий мужичок в белом костюме. – Каждому вип-гостю на память заламинированный альбом! Я – Спицын. Обращайтесь!
– Сколько же он бабла стряс с Толяна, если каждому альбом в натуральной коже? – вздохнула Вика. – Крутой фотик у меня есть – срочно меняю профессию!
Сперва было мрачно. Тамада только на уши не вставал, чтоб жених улыбнулся. Потом Толян снял фрак, обнажив малиновый подфрачный пояс. И все снова замолчали, поскольку на обширном брюхе жениха это выглядело приговором консультанту по свадебному имиджу. Но вскоре братаны начали ржать и спрашивать, почём брал.
А к Вале снова подскочил Спицын:
– Как вам организейшен? Вы ведь тоже скоро замуж выходите, обращайтесь!
– Я?
– У меня нюх на клиентов, как у гробовщика! Имейте в виду, меня никто не перещеголяет! – зачастил Спицын. – Делал свадьбу одному папе. Папа сказал, чтоб ни у кого так не было, а то… Помните, зодчим Храма Василия Блаженного глаза выкололи, чтоб не повторили чуда? Так я сделал этому папе в гольф-клубе русскую историческую свадьбу. В кольчугах и шлемах. У входа всех переодевали: баб в сарафаны, мужиков в камзолы. Они как дети радовались. А дальше битва Пересвета с Челубеем, блин. Это даже они знают из школьной программы.
– Там же лошади, – напомнила Вика.
– Вместо лошадей «мерсы»-кабриолеты с водилами-каскадёрами. И копья в руки! Показал смету, думал, папа меня за яйца повесит. А он: «У меня одна дочь, что ж ты, сука, копейничаешь?»
Спицын убежал руководить бесконечными викторинами и концертными номерами, а за столик плюхнулся подвыпивший шкаф криминального вида:
– Подсел чисто побазарить, вижу, вам мужского внимания не хватает. В ресторан мой приходите. Скидку дам любую, только ходите, красотой сражайте.
Он протянул визитку, всю в золоте.
– Это ресторан возле церкви? – вспомнила Валя, изучив визитку.
– Приятно, что нас знают! Церковь сперва лезла. Типа, закон, нельзя ближе, чем в ста метрах, кабак, – поморщился шкаф. – С законом по мелочовке не спорю, и стал ко мне батюшка за зеленью ходить раз в месяц. И мне удобно, и коллектив уважает, типа мы с ним обедаем. Директор по пиару в ресторане наш портрет вместе вывесила, тут батюшка стал наезжать.
– Наезжать? – удивилась Валентина.
– Божий человек, а ему всё мало и мало! Говорит, тачки твоих клиентов на дороге паркуются, машина мимо едет, поцарапает, ставь ко мне во двор, и с каждой тачки деньги на пожертвования. Одно дело стрелки, разборки – их отмолить можно. А тачки в церковном дворике на могилках – беспредел. – Он доверчиво посмотрел на Валю.
– Тачки на могилах отмолить без мазы! – влезла Вика.
– С Богом не шути! Говорят, один баклан сделал у ювелира Христу на кресте глазки из брюликов, чтоб Христос видел, как баклан поднялся, – подмигнул шкаф. – Так его через неделю отпели! А почём будет портрет меня с вами в ресторане повесить?
– Рядом с портретом попа-рэкетира? – строго спросила Валя.
– Нет базара! Подставлять Горяева за копейки не будем, дело житейское, – закивал он. – А малипусенькую встречку с ним никак нельзя?
– Звоните в приёмную, – посоветовала Валя.
– Телефончик напишете? – осклабился он.
– В Госдуме есть справочная служба.
– Не прогнул, – покачал он головой. – Думал, договоримся, не в накладе останетесь.
После чего встал и, не прощаясь, двинулся к своему столику.
– А с виду простой, как три рубля, – заметила Вика и вдруг завопила: – Ой, смотри-смотри! Как они их сидеть заставили?!
Четыре официанта под восхищённые крики гостей ввозили свадебный торт величиной со стол, по углам которого сидели четыре замерших лебедя.
– Успокоительным накололи!!! – вопила Вика. – Где защитники прав животных?
Гости неистовствовали на тему лебедей, жених сиял, невеста провожала их усталым токсикозным взором. Но по мере приближения торта возбуждение ослабевало. Лебеди оказались ювелирно сделанными из безе в натуральную величину.
– Как придумано, как придумано? – зашипел над Валиным ухом счастливый Спицын. – Про безе забудут, в памяти останутся живые лебеди на торте! НЛП!
– Что? – переспросила Валя.
– Нейролингвистическое программирование! – расшифровал он.
– Это новая ветвь разводилова, – шепнула Вика. – Как двадцать пятый кадр! Зачем ему НЛП, и так без мыла везде влезет.
Пока ехали домой, говорили о новой квартире.
– Про биде я серьезно, – настаивала Вика. – Без биде теперь только нищеброды.
– Мать в нём будет Шарику лапы мыть после прогулки.
– А в большой комнате под пальму рояль! Вечера замутим, селебрити нагоним… Жизнь даётся человеку один раз, и надо прожить её с биде и роялем!
И снова всё это выглядело словно метро взорвали в далёком чужом городе.
До Сони Валя не дозвонилась. Не отвечал ни один телефон. Ночью в суматохе укладывали вещи. Мать втюхивала «торбочку почаёвничать» – пакет с чаем, пряниками, баночкой мёда.
– Бабуль, нас переводчик сразу в кабак потащит! Это ж Швеция! – уняла её Вика.
– Можешь хоть в Швецию съездить без дурацких очков? – попросила Валя.
Выходя из дома, Вика по-прежнему напяливала для важности очки с простыми стёклами.
– Не базар, там понтоваться не перед кем. Нафоткаю всё горяичевским фотиком, смонтирую для курса слайдфильм, – обрадовалась Вика новому амплуа.
– Без очков да со стрижечкой – загляденьице! – залюбовалась ею мать. – Все шведские женихи твои!
– Мне не останется? – пошутила Валя.
– У тебя уж волос седой скоро полезет, а Викуська – цветочек нецелованный, – расставила акценты мать.
Водитель с визами и паспортами опоздал, неслись в аэропорт как угорелые. Пригодилась народная любовь – везде пустили без очереди, иначе бы не улетели. Валя была в аэропорту впервые, Вика хорохорилась, но тоже плохо ориентировалась.
Сердобольные работницы «Шемереметьево-2» запихнули их в самолёт, он задрожал и двинулся по лётному полю, и Валя даже не успела испугаться. А когда набирал высоту и кирпичные особняки новых русских стали уменьшаться, вспомнились слова Горяева:
– Едешь по Подмосковью, из трёх домов два достроены. Кого застрелили, кто сел, кто в бегах, кто разорился.
Летели компанией «SAS», восходящее солнце било в глаза. Самолёт
