Зинаида Гиппиус - Том 3. Алый меч

Печали есть повсюду…
Мне надоели жалобы;
Стихов слагать не буду…
О, мне иное жало бы!

Пчелиного больнее,
Змеиного колючее…
Чтоб ранило вернее –
И холодило, жгучее.

Не яд, не смерть в нем будет;
Но, с лаской утаенною,
Оно, впиваясь, – будит,
Лишь будит душу сонную.

Чтобы душа дрожала
От счастия бессловного…
Хочу – святого жала,
Божественно-любовного.

В своей бессовестной и жалкой низости,
Она, как пыль, сера, как прах земной.
И умираю я от этой близости,
От неразрывности ее со мной.

Она шершавая, она колючая,
Она холодная, она змея.
Меня изранила противно-жгучая
Ее коленчатая чешуя.

О, если б острое почуял жало я!
Неповоротлива, тупа, тиха.
Такая тяжкая, такая вялая,
И нет к ней доступа – она глуха.

Своими кольцами она, упорная,
Ко мне ласкается, меня душа.
И эта мертвая, и эта черная,
И эта страшная – моя душа!

Кто видел Утреннюю, Белую
Средь расцветающих небес, –
Тот не забудет тайну смелую,
Обетование чудес.

Душа, душа, не бойся холода!
То холод утра, – близость дня.
Но утро живо, утро молодо,
И в нем – дыхание огня.

Душа моя, душа свободная!
Ты чище пролитой воды,
Ты – твердь зеленая, восходная,
Для светлой Утренней Звезды.

Ближе, ближе вихорь пыльный,
Мчится вражеская рать.
Я – усталый, я – бессильный,
Мне ли с вихрем совладать?

Одинокие послушны,
Не бегут своей судьбы.
Пусть обнимет вихорь душный,
Побеждает без борьбы.

Выйду я к нему навстречу,
Силе мглистой поклонюсь.
На призыв ее отвечу,
В нити серые вовьюсь.

Не разрежет, не размечет,
Честной сталью не пронзит, –
Незаметно изувечит,
Невозвратно ослепит.

Попируем мы на тризне…
Заметайся, пыльный след!
Распадайтесь, скрепы жизни,
Ночь прошла, но утра нет.

Едко, сладко дышит тленье…
В сером вихре тает плоть…
Помяни мое паденье
На суде Твоем, Господь!

Камень тела давит дух,
Крылья белые, шелестящие,
Думы легкие и творящие…
Давит камень тела – дух.

Камень тела душит плоть,
Радость детскую, с тайной свитую,
Ласку быструю и открытую…
Душит камень тела – плоть.

Камню к камню нет путей.
Мы в одной земле – погребенные,
И собой в себе – разделенные…
Нам друг к другу нет путей.

Не слушайте меня, не стоит: бедные
Слова я говорю; я – лгу.
И если в сердце знанья есть победные, –
Я от людей их берегу.

Как дети, люди: злые и невинные,
Любя, умеют оскорблять.
Они еще не горные – долинные…
Им надо знать, – но рано знать.

Минуют времена узаконенные…
Заветных сроков ждет душа.
А до времен, молчаньем утомленные,
Мы лжем, скучая и – смеша.

Так и теперь, сплетая речь размерную,
Лишь о ненужностях твержу.
А тайну грозную, последнюю и верную –
Я всё равно вам не скажу.

Мы вчера говорили, говорили…
Прекрасные, ясные цветы вырастали,
тонкие, стройные травы всходили,
вырастали, всходили – и вяли…

Сухие стебли поникли, повисли,
и не было ничего, что было…
Нас связали слова и мысли,
а Страшное Имя разделило.

Мы разошлись забвенно и косно,
Не знаю – праведно иль греховно…
Ужели навек всё меж нами безросно,
и безросно, и безлюбовно?

В зеленом шуме листьев вешних,
В зеленом шорохе волны,
Я вечно жду цветов нездешних
Еще несознанной весны.

А Враг так близко в час томленья
И шепчет: «Слаще – умереть…»
Душа, беги от искушенья,
Умей желать, – умей иметь.

И если детски плачу ночью
И слабым сердцем устаю –
Не потеряю к беспорочью
Дорогу верную мою.

Пусть круче всход – белей ступени.
Хочу дойти, хочу узнать,
Чтоб там, обняв Его колени,
И умирать, – и воскресать.

Душа моя угрюмая, угрозная,
Живет в оковах слов.
Я – черная вода, пенноморозная,
Меж льдяных берегов.

Ты с бедной человеческою нежностью
Не подходи ко мне.
Душа мечтает с вещей безудержностью
О снеговом огне.

И если в мглистости души, в иглистости
Не видишь своего, –
То от тебя ее кипящей льдистости
Не нужно ничего.

Лист положен сверху вялый,
Переплет корзинки туг.
Я принес подарок алый
Для души твоей, мой друг.

Темно-ярки и пушисты,
Все они – одна к одной.
Спят, как дети, чисты, чисты,
В колыбели под листвой.

Томь полудня вздохом мглистым
Их, лаская, обвила.
Дымом легким и огнистым
Заалели их тела.

Погляди ж в мою корзинку,
Угостить себя позволь…
Любит вещую малинку
Человеческая боль.

Сердце плачет? Кушай, кушай,
Сердце – ворог, сердце – зверь.
Никогда его не слушай,
Никогда ему не верь.

Обрати, душой покорной,
Трепет в тихость, пламень в лед…
От малинки наговорной
Всё забудешь, всё пройдет.

Кушай, кушай… Всюду бренность,
Радость – с горем сплетена…
Кушай… В ягодах забвенность,
Мара, сон и тишина…

Пуста пустыня дождевая…
И, обескрылев в мокрой мгле,
Тяжелый дым ползет, не тая,
И никнет, тянется к земле.

Страшна пустыня дождевая…
Охолодев, во тьме, во сне,
Скользит душа, ослабевая,
К своей последней тишине.

Где мука мудрых, радость рая?
Одна пустыня дождевая,
Дневная ночь, ночные дни…
Живу без жизни, не страдая,
Сквозь сон всё реже вспоминая
В тени угасшие огни.

Господь, Господь мой, Солнце, где Ты?
Душе плененной помоги!
Прорви туманные наветы,
О, просияй! Коснись! Сожги…

«Красным углем тьму черчу,
Колким жалом плоть лижу,
Туго, туго жгут кручу,
Гну, ломаю и вяжу.

Шнурочком ссучу,
Стяну и смочу.
Игрой разбужу,
Иглой пронижу.

И я такая добрая,
Влюблюсь – так присосусь.
Как ласковая кобра, я,
Ласкаясь, обовьюсь.

И опять сожму, сомну,
Винт медлительно ввинчу,
Буду грызть, пока хочу.
Я верна – не обману.

Ты устал – я отдохну,
Отойду и подожду.
Я верна, любовь верну,
Я опять к тебе приду,
Я играть с тобой хочу,
Красным углем зачерчу…»