Отчасти вроде наставления Фране Слава выразительно прочел:
Лучшая девушка дать не может
Больше того, что есть у нее.
- Как, как? - воскликнула Франя. - Дай мне это переписать!
И вдруг книжка пропала!
Слава вернулся вечером домой и перед сном хотел почитать стихи. Протянул руку за книжкой и не нашел. Поднял с подушки голову - книжки нет. Куда она запропастилась? Вскочил с кровати... Нету! Перерыл все на столе. Нет!
Лежал и злился, дождался утра, отправился к Фране.
- Ты у меня взяла "Жемчуга"?
- А я и не знала, что у тебя есть жемчуга!
- Книжку, книжку, не остри, помнишь, я тебе читал?
- Не нужны мне от тебя ни жемчуга, ни бриллианты!
Обидно, что книжка исчезла, но прошло несколько дней, и Слава примирился с пропажей.
И тут в укомол поднялся Селиверстов и передал Ознобишину, что его разыскивает Семин.
Слава позвонил:
- Ты чего, Василий Тихонович?
- Зайди к нам...
Вызов не удивил Славу, время было еще тревожное, то тут, то там происходили события, требовавшие вмешательства следственных и карательных органов, возникали обстоятельства, при которых Семину приходилось иногда обращаться к Ознобишину.
Уездная Чрезвычайная комиссия помещалась в маленьком кирпичном особнячке, и особнячок этот мрачных ассоциаций у жителей города не вызывал, заподозренных в серьезных преступлениях отправляли в Орел, а местная ЧК преимущественно занималась сбором всякой информации, скромные масштабы ее деятельности огорчали Семина, и при первой возможности он старался проявить себя во всем блеске.
У входа в особнячок сидел солдат и щелкал от скуки семечки. Ознобишина он знал и пропустил, даже не выписав ему пропуск.
- Ну вот я, - сказал Слава Семину. - Пришел.
- Я вызывал тебя, - поправил его Семин.
- То есть просил зайти, - поправил его Слава.
- Я вызывал тебя, - повторил Семин.
Он вступал в игру, потому что Семину нравилось играть роль следователя, даже если это и не требовалось обстоятельствами.
- Что у тебя ко мне? - спросил Слава. - Опять где-нибудь кулаки избили батрака?
Семин выжидательно молчал.
- Ты не очень-то важничай, - пригрозил Слава. - А то поднимусь и уйду.
Тогда Семин выдвинул ящик своего стола и выложил на стол знакомую книжку.
Как она к нему попала?!
- Кто это? - ледяным тоном спросил Семин, похлопывая книжкой по столу.
- Не кто, а что, - поправил Слава. - Книжка. И во-вторых, как она к тебе попала?
- А я спрашиваю: кто это? - повторил Семин.
- Да брось ты дурака валять! Ты все-таки скажи, как она к тебе попала?
Но Семин твердит свое:
- Я спрашиваю, тебе известно, кто это?
- Поэт, - говорит Слава, - Гумилев. Что дальше?
- Не поэт, а контрреволюционер, - холодно произносит Семин. - Вот это кто такой!
- Откуда тебе это известно? - недоверчиво спрашивает Слава.
- Махровый контрреволюционер, - повторяет Семин. - Расстрелян в прошлом году Питерской ЧК за участие в офицерском заговоре.
Нет, так фантазировать нельзя!
- Откуда ты это знаешь?
- Навел справки.
Слава чувствует себя неуютно.
- А какое отношение это имеет к стихам?
- Не понимаешь? Если контрреволюционер пишет стихи, значит, и стихи он пишет контрреволюционные.
"Осыпается золото с кружев... - размышляет Слава. - С розоватых брабантских манжет..." В чем здесь контрреволюция?"
Он уходит в оборону:
- А как все-таки попала к тебе моя книжка?
Но Семин не уступает:
- Лучше ты скажи, как к тебе попала эта книжка?
- Был в Колпне, ездил подыскивать помещение для народного дома. Отвели меня ночевать к Федоровым, есть там такой бывший помещик, попалась мне эта книжка на глаза, и они ее мне подарили...
- То есть пытались тебя подкупить?
Слава искренне смеется.
- Хорош подкуп, если я едва не отобрал у них дом!
- Это мне известно, - говорит Семин. - Но этот подарок я не могу рассматривать иначе как попытку дать тебе взятку.
- А ты полегче, - обрывает его Слава. - Я вот пожалуюсь Шабунину! Как ты со мной разговариваешь?
- А как? - удивляется Семин. - Разве я не обязан выяснить все обстоятельства, связанные с этим Гумилевым?
- Все-таки ты скажи, как попала к тебе эта книжка? - настаивает Слава.
- Изволь, - соглашается Семин. - Проходил мимо вашего общежития, зашел посмотреть, как вы живете, заглянул к тебе, увидел на столе книжку, она меня заинтересовала...
- А какое ты имеешь право брать у меня что-нибудь без спросу?
Впервые за весь разговор Семин снисходительно улыбается.
- Но я же не для себя, а для дела.
- Для какого это дела?
- Распространение контрреволюционной литературы.
- Шутишь?
- Нет. - Семин кладет перед собой лист бумаги. - Давай уточним, при каких обстоятельствах попала к тебе эта книжка.
- Это что - допрос?
- Если хочешь - допрос, дело серьезней, чем ты думаешь, даже досадно, что ты сам не разобрался во вражеских происках.
- В чем же это я не разобрался?
- Отвечай лучше по существу, так мы скорее доберемся до истины.
Слава начинает нервничать, впрочем, он давно уже нервничает, - что за странная и глупая история!
Семин записывает вопрос:
- Значит, тебе эту книжку подарили Федоровы!
- Да.
- Кто именно?
А кто, правда, подарил ему эту злосчастную книжку? Федоров? Нет, все-таки не он, зачем же его подводить, тем более что Слава не сомневается в невинном характере подарка.
- Оля.
- Что за Оля?
- Племянница. Племянница Федорова.
- Это еще что за племянница?
- Обыкновенная племянница. Приехала к ним погостить.
- Откуда?
- Что - откуда?
- Откуда приехала?
- Не знаю. Кажется, из Крыма.
- Из Крыма?
- Как будто они сказали, что из Крыма.
- А ты читал эти стихи другим?
- Читал.
- Вот видишь, не только сам, но и другим читал контрреволюционные стихи.
- А что в них контрреволюционного?
- А это не нашего с тобой ума дело, я тебе уже сказал, что этот поэт расстрелян за контрреволюцию.
- Очень жаль.
- Тебе его жаль?
- Жаль, что поэты занимаются контрреволюцией.
- Это тоже не нашего ума дело.
Семин берет новый лист.
- А зачем тебе эта Оля дала книжку?
- Я уже сказал, мне понравились стихи...
- А она не просила тебя передать кому-нибудь эту книжку?
- Для чего?
Семин слегка отодвигается от стола и проникновенно смотрит в глаза Славе.
- Ты честно разговариваешь, Ознобишин?
- Да ты что?! - Слава вспыхивает. - Какие у тебя основания...
- Не ерепенься, не ерепенься, - останавливает его Семин. - Тебя тоже можно было бы привлечь, но Шабунин велел тебя не трогать.
Ах, так вот почему Семин беседует с ним так снисходительно, это Афанасий Петрович верит Славе, Афанасий Петрович, а не Семин...
- Значит, она никому не просила передать книжку?
- Нет.
- А теперь возьми ее и внимательно посмотри на обложку.
Слава смотрит... Нет, он не видит ничего, что могло бы привлечь его внимание.
- В каком году издана книжка?
- В тысяча девятьсот двадцать первом.
- Где?
А ведь не обратил внимания ни на дату, ни на место издания!
- Берлин.
- Вот то-то и оно-то! Как могла эта книжка попасть в Россию? Только через белогвардейцев. Откуда приехала твоя Оля? Соображаешь? Была в Крыму, где находились врангелевцы. Там ее и завербовали. Получила от них книжку, а зачем привезла - предстоит еще докопаться...
Перед Ознобишиным открывается бездна, Славе и самому уже не приходит в голову, что книжка к Оле попала из нейтральных рук или куплена в магазине...
- Вполне возможно, что она прибыла сюда с определенным заданием, продолжает Семин. - Может быть, это шифр. Может быть, в стихах этих что-нибудь заключено...
- Что же ты собираешься делать? - робко спрашивает Слава.
Он уже верит Семину, уже не допускает иного толкования!
- Начнем следствие, заставим сознаться...
Слава уже забыл, что он только что возмущался тем, что Семин без спроса забрал у него книжку.
- А книжка?
Семин не спеша потянул книжку из его рук.
- Это же материал для следствия...
Он снисходительно смотрит на Славу.
- Что ж, можешь идти. Впредь тебе наука. Подписывай показания, и никому ни слова.
Слава даже высказывает Семину свое удивление:
- Как это ты до всего докопался?
- А у нас, как в аптеке, точность и быстрота, - самодовольно констатирует Семин.
Растерянный Слава бредет в укомол.
- Созидающий башню сорвется, - вспоминается ему строка из книжки...
И как-то, сначала смутно, а потом все явственнее вспоминаются другие стихи, из-за которых у него тоже были неприятности.
Он помнит эти стихи. "Двенадцать". Поэма малознакомого Блока.
Он поссорился тогда со своими одноклассниками. Но не захотел им уступить и не уступил.
В белом венчике из роз
Впереди - Исус Христос...
Казалось бы, какое отношение имее. Исус Христос к Революции? Однако же Слава почувствовал, что этого Христа гонит вперед ветер Победившей Революции!
