103
Тихон Задонский (в миру: Тимофей Савельевич Соколов, 1724–1783) — епископ воронежский и елецкий, святой русской православной церкви, которого Достоевский, как он писал А. Н. Майкову 25 марта (6 апреля) 1870 г., «принял в свое сердце давно с восторгом».
…обращусь лучше к нашей литературе: всё, что есть в ней истинно прекрасного, то всё взято из народа, начиная с смиренного, простодушного типа Белкина, созданного Пушкиным. У нас всё ведь от Пушкина. — Точка зрения, согласно которой образ Белкина воплощал типические черты русского народного характера и знаменовал поворот к народу Пушкина, сложилась у Достоевского в начале 60-х гг. на основе почвеннических взглядов, в частности, под влиянием А. А. Григорьева, развинавшего сходную концепцию («Взгляд на русскую литературу со смерти Пушкина», 1859; «И. С. Тургенев и его деятельность. (По поводу романа «Дворянское гнездо»)», 1859; и др.). Тогда же сформировалось и Ьпрдставление Достоевского о Пушкине как предтече всех последующих исканий и всего дальнейшего развития русской литературы и общественной мысли. Ср. эту же мысль в июльско-августовском «Дневнике писателя» за 1877 г., гл. II, § 3 «„Анна Каренина“ как факт особого значения». Обобщающую оценку Пушкина Достоевский дал в речи, произне-Егиной 8 июня 1880 г. на торжественном заседании Общества любителей российской словесности по случаю открытия в Москве памятника поэту.
…преклониться пред правдой народной и признать ее за правду, даже и в том ужасном случае, если она вышла бы отчасти и из Четьи-Минеи. — Четьи-Минеи — сборники духовно-учительной литературы, в которых материал для чтения распределен по месяцам и числам. В XIX в. преимущественное распространение имели «Четьи-Минеи» Димитрия Ростовского (Даниил Савич Туптало, 1651–1709), составленные в конце XVII в. из житий святых. В июльско-августовском выпуске «Дневника писателя» за 1877 г. (гл. III, 3) Достоевский отмечал, что «по всей земле русской чрезвычайно распространено знание Четьи-Минеи <…> распространен дух ее по крайней мере…».
Предсказывают, например, что цивилизация испортит народ — (Я думаю, никто ведь не заспорит, что мы начали нашу цивилизацию прямо с разврата?) — Очевидно, эти мысли Достоевского связаны с впечатлением от статьи К. С. Аксакова «О современном человеке», в которой неоднократно говорилось о развращающем влиянии на русское общество со времени петровских реформ западной цивилизации. Ее растлевающее воздействие, указывал К. С. Аксаков, проникает и в народную среду, хотя в массе народ сохраняет еще «свои древние основы быта и жизни», «свои начала» (Братская помочь… С. 252–253, 273–274). Несколько страниц в статье посвящено «губительной силе» «света», и, в частности, говорится: «Уже полтораста лет русское общество приняло (мы говорим об отделившихся от народа верхних классах) образ света со всеми принадлежностями и последствиями и со всем его гибельным вредом для каждого человека как лица, и даже для всего народа (…). Вместе с появлением света в России началась приятная безнравственность» (там же. С. 273–274).
Кроме статьи К. С. Аксакова подобную мысль Достоевский встречал в рецензии Н. К. Михайловского на роман «Бесы» (Отеч. зап. 1873. № 2): «Как и всякая другая, наша цивилизация зачата в грехе».
Мужик Марей — На основании указаний в тексте эпизод датируется 1831 г. Марей — просторечная форма имени Марий. Среди крепостных, принадлежавших Достоевским, крестьянина по имени Марий не было, прототипом Марея считается крестьянин Марк Ефремов, которому в 1835 г. было 48 лет.
…когда мне было двадцать девять лет от роду. — 29 лет Достоевскому исполнилось 30 октября 1850 г. Следовательно, если воспоминания писателя точны, то описываемые далее события второго дня «светлого праздника», т. е. пасхи, произошли 9 апреля 1851 г.
Майдан (воровской жаргон) — игорный дом или карточная игра. Достоевский описал майданы каторжного острога в «Записках из Мертвого дома» (ч. I, гл. 4).
…поляк М-цкий…— Александр Мирецкий (род. 1820), находившийся на каторге с 1846 г. «за участие в заговоре, за произведение в Царстве Польском бунта». Достоевский неоднократно упоминает о нем в «Записках из Мертвого дома».
…шесть человек здоровых мужиков бросились, все разом, на пьяного татарина Газина — помрет человек…— О Газине Достоевский писал в «Записках из Мертвого дома» (ч. I, гл. 2 и 3).
…про меня очень многие думают и утверждают даже ш теперь, что я сослан был за убийство жены моей. — Примечание А. Г. Достоевской: «Я до замужества с Федором Михайловичем тоже слышала, что „Достоевский убил свою жену“, хотя знала от моего отца, что он был сослан за политическое преступление. Этот нелепый слух очень держался среди русской колонии в Дрездене во время житья нашего там в 1869–1871 годах».
По поводу дела Кронеберга. — Дело Станислава Леопольдовича Кроненберга (род. 1845), обвинявшегося в истязании своей семилетней дочери Марии (род. 1868), слушалось 23–24 января 1876 г. в С.-Петербургском окружном суде. Процесс вызвал большой резонанс, так как самым непосредственным образом касался одного из аспектов злободневной проблемы «отцов и детей» — почти неограниченной родительской власти, которая была освящена традицией и официально утверждена законом, но в передовых кругах, особенно среди демократической молодежи, воспринималась как пережиток старых, крепостнических порядков. «Дело Кронеберга не могло не возбудить общественного внимания, — писал, например, Г. К. Градовский. — Одни, без сомнения, встревожились этим процессом, опасаясь иметь в нем опасный прецедент для вторжения государственной власти в область семейных отношений; другие, наоборот, желали видеть в этом случае первый пример обуздания тех возмутительных злоупотреблений родительской властью, которые еще не редкость встретить в наше время» (Голос. 1876. 31 янв.). Процесс широко освещался в прессе. Достоевский читал подробные отчеты в газете «Голос», а также фельетон А. С. Суворина «Недельные очерки и картинки» (Биржевые ведомости. 1876. 1 февр.).
Фамилия подсудимого в подлинном судебном деле пишется «Кроненберг»; так она печаталась и в первом отчете в газете «Голос» (1876. 24 янв.), и в других газетах. Но в следующих номерах «Голоса» употребляется форма «Кронеберг».
…по свидетельству одного эксперта…— Экспертом, назвавшим их «шпицрутенами», был врач В. М. Флоринский (1833–1899), акушер и гинеколог, адъюнкт-профессор Петербургской медико-хирургической академии, позднее профессор Казанского университета (1877–1885).
Спасович Владимир Данилович (1829–1906) — юрист, профессор Петербургского университета (1857–1861), литературовед и публицист, постоянный сотрудник журнала «Вестник Европы». На процессе Кроненберга он выступал защитником, назначенным судом. Спасович пользовался репутацией человека передовых убеждений, особенно после того как в 1861 г. он в числе других профессоров Петербургского университета подал в отставку в знак протеста против репрессий в отношении студентов. Посвящая данную главу «Дневника писателя» разбору его речи в защиту отца-истязателя, Достоевский ставил себе целью не только критику адвокатской казуистики, но и дискредитацию в его лице типа либерального деятеля и тем самым либерализма в целом.
Спасович стал одним из прототипов адвоката Фетюковича в «Братьях Карамазовых».
Речь Спасовича в защиту С. Кроненберга вызвала оживленную дискуссию. В демократических кругах она была принята отрицательно, М. Е. Салтыков-Щедрин посвятил процессу Кроненберга статью «Отрезанный ломоть» (Отеч. зап. 1876. № 3), включенную впоследствии пятой главой в сборник «Недоконченные беседы» («Между делом») (СПб., 1885). В речи Спасовича он усмотрел проявление углублявшегося разрыва адвокатуры с передовыми общественными идеалами и один из примеров распространившегося в Европе «поветрия на компромиссы и сделки».
П. Д. Боборыкин возмущался тем, что Спасович, по его мнению, отрицал «печальную суть» проступка Кроненберга, признав его отцовский гнев справедливым и не усмотрев в наказании, которому подверглась девочка, мучительного истязания (Санкт-Петербургские ведомости. 1876. 1 февр.). «Петербургская газета» в статье «Дело г. Кроненберга и его защитник» (1876. 25 янв.) резко порицала Спасовича за то, что, будучи назначенным защищать подсудимого, он счел себя обязанным «кривить душою и торжественно выдавать за истину то, что есть вопиющая ложь и чему он сам не может верить». Газета приходила к выводу, что институт адвокатуры нуждается в преобразовании. Студенты освистали Спасовича на обеде 8 февраля в честь основания Петербургского университета и вычеркнули его из списка почетных гостей, приглашенных на их бал.
