Фаддей Булгарин - Димитрий Самозванец

Впрочем, публике, в течение года раскупившей два издания булгаринского романа, разностильность произведения, может быть, и нравилась. Ведь несмотря на победное шествие романтизма, принцип старой просветительской эстетики – "приятное с полезным" – продолжал в 1830-е годы действовать. Не роман, а романизированное историческое сочинение – так, вероятно, можно сформулировать задачу писателя, решившего своим "Димитрием Самозванцем" оказать услугу "любезной публике".

Русскому читателю конца XX века булгаринский «Димитрий Самозванец» может быть интересен не только как литературный памятник далекой эпохи и как насыщенное интересным фактическим материалом сочинение. Проблемы и конфликты Смутного времени неожиданно приобрели для нас актуальный смысл. Необходимость сильной централизованной власти, способы завоевания ею всенародного авторитета, катастрофические оследствия честолюбивых замыслов государственных мужей, исторические предпосылки возможных осложнений в отношениях между Россией и Польшей, России и Украиной, – все это, а также многое, многое другое вызовет у современного читателя мысли о том, что прошлое незримо присутствует в настоящем, что существует, вероятно, такое нравственно-психологическое измерение, в котором одновременно сосуществуют и очевидцы Смуты конца XVI-начала XVII веков, и булгаринская публика, и те, кто только что дочитал роман «Димитрий Самозванец», вновь переизданный после стопятидесятилетнего перерыва.

С. Ю. Баранов

Автор послесловия благодарит О. М. Чернышеву, оказавшую ему помощь в подготовке к печати текста романа.

Некоторые историки говорят, в шестой, а иные – в пятый. См. примечание 554 в IX томе «Истории Государства Российского» Карамзина. (Здесь и далее Булгарин ссылается на 1-е издание карамзинского труда (СПб., 1816–1829) – примеч. редактора).

О некоторых исторических характерах в большей части читающей публики вкоренилось несправедливое понятие. Таким образом привыкли изображать Бориса Годунова героем. Он был умен, хитр, пронырлив, но не имел твердости душевной и мужества воинского и гражданского. Рассмотрите дела его! Величался в счастии, не смел даже явно казнить тех, которых почитал своими врагами, и в первую бурю упал. Где же геройство?

Устрашась множества ссылок, я иногда не приводил их. Я предпочитал всегда ссылки на Карамзина, когда находил в нем приисканное мною в других сочинениях доказательство, из уважения к знаменитому писателю, н оттого, что он более известен в России, нежели авторы, которых сочинения служили ему источниками.

Рейтблат А. Видок Фиглярин: История одной литературной репутации // Вопросы литературы.– 1990.– № 3. – С. 101.

Львова Н. Каприз Мнемозины: История одной литературной репутации // Булгарин Ф. Сочинения. – М., 1990.

О Достоевском: Творчество Достоевского в русской мысли 1881–1931 годов: Сборник статей. – М., 1990. – С. 264.

Пушкин А. С. Собр. соч. в десяти томах. – Т. 6. – М., 1976. – С. 266.

Алексеев М. П. Ремарка Пушкина «народ безмолвствует» // Алексеев М. П. Пушкин: Сравнительно-исторические исследования. – Л., 1984.