Речь Лизунова продолжалась довольно долго, и он даже прослезился, что вышло особенно эффектно. Голова «Старика» опускалась все ниже. Лизунов закончил довольно вычурной тирадой:
— По-моему, прежде всего в человеке важна совесть… Вы отлично понимаете, что я хочу сказать. Без совести нельзя жить. Теперь ты, «Старик», можешь говорить.
«Старик» поднял голову, обвел глазами присутствующих и спокойно заявил:
— Вы, господа, совершенно правы… Я ничего не имею против совести. Именно совесть… это главное…
— Теперь позвольте мне, господа, — перебил его Пржч, сгоравший от нетерпения представить свой отчет. — Цифры иногда бывают красноречивее людей, и мы перейдем к ним.
Цифры, иллюстрированные остроумными комментариями из дневника «Старика», действительно оказались вполне красноречивыми, так что даже улыбался сам автор дневника. Это было уже возмутительно. Закончив отчет, Пржч прибавил:
— Мы решили принять этот отчет в полном его составе и, таким образом, являемся полноправными членами. Не будем ничего говорить о том, на что тратились деньги и как тратились, не будем называть автора этих затрат нашим эксплуататором, на что имеем полное право, а просто помиримся с фактом. Но, раз мы все это принимаем, мы требуем и соответствующих прав. Теперь каждое лицо является ответственным перед нашим обществом, и каждый его поступок подлежит общему обсуждению. Я предлагаю, господа, баллотировать теперь вопрос о самом праве некоторых членов компании быть таковыми и первый с особенной охотой подвергаюсь такой баллотировке.
«Старик» понял устроенную ловушку и заявил:
— Господа, я понимаю, что все это значит… все понимаю и… ухожу сам.
— Нет, баллотировать! — сразу заявило несколько голосов. — Нам! не нужно великодушия. Теперь дело общее…
«Старику» пришлось повиноваться. Баллотировочной урной служила полоскательная чашка, прикрытая носовым платком, а вместо баллотировочных шаров служили казанские орехи, без которых Парасковья Ивановна не могла жить. Первым баллотировался Пржч и получил все шары избирательные, за ним то же проделали остальные и с тем же результатом. Последняя очередь принадлежала «Старику», и он не получил ни одного избирательного шара. Это была полная гражданская смерть.
— Я ухожу… — немного дрогнувшим голосом заявил он, поднимаясь с места.
— То есть вам приходится уходить, — поправила его Парасковья Ивановна не без ехидства. — Вы уходите по общему решению.
«Старик» ничего не сказал и медленно вышел из «веранды», не простившись ни с кем. У него были слезы на глазах.
— Какой нахал! — заметила Парасковья Ивановна, провожая его глазами. — Вот чего я не ожидала.
А «нахал» шел к своей землянке, делая какие-то таинственные знаки левой рукой. Его голова повторяла эти движения.
Это был целый диалог, которого, к сожалению, никто не слышал. Можно было предположить, что он был не менее интересен, чем дневник.
Когда Лука узнал, что «барин» уходит с «Шестого номера» совсем, то счел своим долгом «ужаснуться».
— Ах, барин, как же это самое дело?.. Ах, боже мой…
— Очень просто…
«Старик» был спокоен и смотрел на верного слугу улыбавшимися глазами. Но Лука в данном случае проявил вполне искренние чувства. Положим, он продавал барина компаньонам и многое прибавил от себя, но совсем не ожидал, что барин возьмет да и уйдет. У Луки вместе с предательством уживалась мистическая вера в барина — рука у него легкая на золото.
— Ах, барин, барин, — причитал Лука, — что же я, напримерно, буду делать здесь?
— Если хочешь, пойдем со мной. Будем искать новое золото…
Лука подумал, бросил шапку оземь и решительно заявил:
— Где наше не пропадало, барин. Значит, пойдемте опять обыскивать счастье…
Стояло крепкое осеннее утро, когда «Старик» уходил с «Шестого номера». Он нарочно выбрал раннее утро, чтобы никто не видал этого позорного отступления. Полуденка еще была закрыта туманом, но горюн уже насвистывал. Пара оседланных лошадей жалась от холода и била копытами землю. «Старик» долго смотрел на прииск, и его сердце сжималось тоской. Он не жалел собственного золота, которое оставлял, — бог с ним, — но здесь было похоронено его сердце.
— Все готово, барин, — докладывал Лука, одетый по-дорожному.
— Я сейчас…
«Старик» побежал под гору и скрылся в тумане. Через полчаса он вернулся с большим букетом из горного шалфея и желтых болотных цветов. Через пять минут этот букет красовался на столе веранды.
Они выехали молча, и «Старик» ни разу не оглянулся, как уходят с кладбища. Он сидел в седле, согнувшись и распустив поводья. Лука про себя ругал компаньонов.
* * *
С отъездом «Старика» золото точно обрезало на «Шестом номере». Поиски и новые разведки унесли все, что было заработано раньше, и компания распалась сама собой. По слухам, «Старик» где-то далеко, на северном Урале, нашел новую золотоносную россыпь.
1896
Впервые опубликовано в журнале «Новое слово», ноябрь, 1896 г. Затем очерк печатался в сборнике «Золотая лихорадка», (1-е изд.- 1900 г., 2-е — 1901 г.; Екатеринбург). В 1911 г. вышло отдельное издание «На «шестом номере» (Книгоиздательство «Освобождение», СПб, 1911, серия «Современная русская литература», № 81).
В тексте очерка, помещенном в первом издании сборника «Золотая лихорадка» (1900 г.), выпал значительный кусок VII главы (стр. 239–241 наст. издания) — со слов «Так читать, господа?» до «Господа, необходимо подвести счет…» Во втором издании сборника (1901 г.) эта погрешность была исправлена, восстановлен журнальный текст, однако в издании 1911 г. она появилась вновь. Издание 1911 г. полностью воспроизвело ущербный текст первого издания сборника «Золотая лихорадка». Здесь же были допущены и новые (правда, гораздо менее значительные) опечатки. Поэтому мы воспроизводим текст 1901 г. с. исправлением замеченных опечаток.
