- Это что за мирская помощь такая? - насупился Захар, останавливаясь на пороге избы. - А если я не нуждаюсь?
- Услуга за услугу, Захар Митрич, - сказала Катерина и, вывернув карманы ватника, высыпала на стол зерна пшеницы. - Смотрите, какие семена для посева получила - овса полно. Два раза через сортировку пропускала - ну никак не отходит! Как тут сеять будешь?
Старик надел очки, долго перебирал зерна и согласился, что сеять таким засоренным зерном толку мало.
- Что ж делать, Захар Митрич, посоветуйте, - попросила Катерина.
- Егор Платонович как поступал, вспомни-ка? И так хороши семена, а он их еще вручную переберет. Каждую соринку удалит. А от этого урожаю только прибавка.
- И мамка моя тоже так делала, - тихо сказал Федя, выбирая из кучи зерен серебристые шероховатые овсинки.
- Думала я об этом, - призналась Катерина. - Получи мы семена пораньше - давно бы перебрали, ни с чем не посчитались. А теперь когда же... сев подходит.
Трудно сказать, кто кого первый подтолкнул под локоть, но только Федя с Машей переглянулись и отошли в угол.
- Ты тоже об этом подумал? - шепотом спросила Маша.
Федя кивнул головой.
- Посчитай, сколько ребят можно созвать?
- Для начала человек пятнадцать-двадцать...
- Давай так и скажем.
Они подошли к столу.
- Тетя Катя, - начала девочка, - мы много ребят созовем...
- Зерно перебирать - это не хитро. Справимся, - добавил Федя.
Катерина подняла голову, удивленно посмотрела на Машу и Федю, потом перевела взгляд на деда Захара.
- А ведь сущая правда! - Старик польщенно улыбнулся: я-то, мол, ребят вот как знаю!
- Охота есть, милости прошу! - обрадовалась Катерина. - Да у них же школа... экзамены скоро.
- А мы после занятий, это не помешает, - сказала Маша.
На другой день было воскресенье, но Катерина рано утром подняла колхозниц и вывела к амбару перебирать пшеницу.
Пришли помогать матери Санька и Феня.
Феня принялась за дело старательно, бойко, но Санька еле шевелил пальцами, молчал и недовольно поглядывал на ворох зерна.
"Что это с ним? Работа не по душе или приболел чем? - с тревогой подумала Катерина. - Как неживой ходит в последние дни".
И она шепнула ему:
- Может, уроков много... так иди занимайся.
Санька поднял голову. В самом деле! Работа здесь скучная, конца ей не будет. Лучше он пойдет на конюшню или в кузницу. Там куда интереснее!
Но не успел Санька подняться, как к амбару во главе с Машей и Федей подошла большая компания мальчишек и девчонок. Они разместились вокруг вороха зерна и принялись за работу,
- Это ты столько народу созвал? - вполголоса спросила у брата Феня.
Санька сделал вид, что не расслышал, и с недоумением посмотрел на подошедших ребят. И кому это в голову пришло собрать их? Неужели Феде с Машей?
Маша втиснулась между Феней и Санькой, отгребла себе кучку семян:
- А давай кто быстрее, Саня... на спор! - И пальцы ее проворно начали выбирать из пшеницы зерна овса. Санька молча отодвинулся в сторону.
- Чего неволишь себя? - наклонилась к нему Катерина. - Нужно куда, так иди... Управимся теперь...
Санька вдруг ощутил, как трудно ему подняться и сделать хотя бы несколько шагов в сторону от амбара.
- Никуда мне не нужно, - сказал он вполголоса и низко склонился над зерном.
- Тетенька Пелагея, - обратилась Маша к Колечкиной, которая напевала протяжную, унылую песню, - а вы другую знаете? Чтобы не такая скучная. А то мы свою запоем.
- Вот и правильно, - поддержала Катерина. - Начинайте.
Маша кивнула Зине Колесовой, и та, переводя дыхание, не сильным, но чистым голосом затянула "Катюшу".
Три дня после школы компания Феди и Маши приходила к амбару. Наконец зерна были отобраны одно к одному. Катерина не знала, как отблагодарить неожиданных помощников.
- Потерпите вот до нового урожая - пирогами вас угощу, пампушками, бражки наварю, - пообещала она.
- Это мы любим, - подморгнул ребятам Семушкин - у нас один Степа без передышки целый жбан выпить может.
Возбужденные тем, что так славно поработали, пионеры вместе с Леной Одинцовой шли вдоль Стожар.
Темнота сгущалась, в окнах зажигались огни.
- А крепко нажали! - похвалился Семушкин. - Я этих зерен миллион, поди, перебрал.
- Миллион! - усмехнулся Степа. - Ну а сжевал сколько?
- Насчет зерна вы хорошо придумали, - сказала Лена.
- А знаете что? - вдруг остановился Федя. - Давайте до конца Катерининой бригаде помогать, до самого урожая!
- А правда... давайте, ребята! - загорелась Маша.
- Вы дедушку-то не забывайте, - усмехнулась Лена и спросила, как ребятам работается в "хозяйстве Векшина".
- Ладить начинаем, - ответила Маша. - Дедушка показал даже, куда ключ от теплицы убирает.
- Придирается он очень, Векшин, - сказал Семушкин.
- Совсем не придирается, а требует, - возразила Маша. - И правильно. Тебе вчера одну грядку прополоть дали, а ты треть половины сделал и купаться убежал.
- А знаешь, солнышко как припекало! Надо же остыть немножко.
- "Немножко"! А сам до сумерек раков ловил.
- Дед Захар порядочек любит, - засмеялась Лена. - Мы, когда у него работали, тоже сначала думали, что он придирается. А теперь на себе чувствуем - все на пользу пошло. Он чудодей, дедушка, каждую травку знает... шестьдесят лет на земле трудится. Вы его, как учителя в школе, слушайте, все советы запоминайте.
Мерцающая звезда, стремительно прочертив небо, упала за темной зубчатой грядой леса.
Ребята проводили ее взглядами и, запрокинув головы, долго смотрели на небо, где, как на могучей кроне дерева, зрели спелые звезды.
- Вам Андрей Иваныч про звезды рассказывал? - тихо спросила Лена.
- Часто, - ответил Степа.
- А созвездие Стожары можете найти?
Ребята долго блуждали в серебристом лабиринте созвездий, сбивались с пути, возвращались к Большой Медведице и вновь отправлялись в поиски.
- Вижу, вижу! - первой закричала Маша. - Вон они, Стожары, семь маленьких звездочек. Андрей Иваныч всегда говорил: "Наша деревня счастливая, у нее имя звездное".
И, оторвав глаза от неба, ребята заговорили о войне, о Красной Армии, о том, может быть, уже недалеком дне, когда отцы и старшие братья вернутся в родные Стожары.
Глава 13. "ПЕРВОПРИЧИНА"
Катерина по-прежнему с нетерпением ждала писем от Егора. Всех, кто ехал в город, она просила непременно зайти на почту да построже разговаривать там со служащими - не иначе как теряют они солдатские письма.
- И чудная у тебя мать, Коншак, - как-то раз сказал Девяткин.
- Сам ты чудной! - вспылил Санька. - Не получай твоя мать писем столько времени, не только человека - птицу и ту попросишь: слетай, мол...
Опасаясь, как бы похоронная не попала случайно в руки матери, Санька носил ее постоянно при себе, в грудном кармане, и, ложась спать, всегда, клал гимнастерку под подушку.
Уличные забавы и развлечения теперь мало занимали Саньку.
Ни звонкие удары лапты по мячу, ни клекающий стук деревянных рюх о городки, ни восторженный рев победившей команды - ничто, казалось, не могло вывести мальчика из оцепенения.
- Ну что ты, право, какой... - опечаленно упрекал товарища Тимка, когда тот, вопреки правилам, оставлял игру в самом ее разгаре или просто проходил мимо играющих.
И, желая отвлечь мысли Саньки в другую сторону, рассказывал, как они вчера чуть-чуть не обыграли в лапту партию Алеши Семушкина.
- Мы бы обязательно победили, да у нас на выручке Петька Девяткин стоял. А какой же у Петьки удар! Вот если бы ты был с нами...
Санька молча смотрел в сторону. Он понимал, что горя сейчас у всех очень много, но от этого ему было не легче.
Были, однако, минуты, когда печаль как будто оставляла Саньку. Дробный стук топоров и пофыркивание пил около строящихся изб, звон железа в кузнице, ржание коней на лугу заставляли его на время забывать о своей потере.
После школы Санька подолгу задерживался у кузницы или бежал на конюшню.
Помогал конюху Василисе Седельниковой распрягать лошадей после работы, потом взбирался на спину своего старого друга Муромца и гнал их в ночное.
Зная, что кони за день устали, Санька щадил их, и только перед самым табуном он не выдерживал и пускал в галоп.
И тогда ему казалось, что это не он, а отец со своим эскадроном летит по зеленому лугу, взмахивает клинком и рубит фашистов.
Седельникова сначала сердилась на Саньку:
- Ты мне, казак-наездник, всех коней запалишь!
Но, увидев, как мальчик уверенно, без страха подходит к лошадям, как хорошо знает их повадки, сменила гнев на милость:
- Просись-ка, Саня, в подручные ко мне. Младшим конюхом тебя поставлю. Трудодни буду начислять...
Набравшись смелости, Санька попросил мать отпустить его работать на конюшню.
- Опять за старое, - нахмурилась Катерина. - И не выдумывай! Покуда седьмой класс не кончишь, никуда тебя не пущу. Отец как наказывал? Худо будет - последнюю одежку продать, корову порешить, а тебя учить, что бы там ни было.
