Одним из способов описания этой парадоксальной ситуации является известная концепция "различия в неразличимом", которая касается состояния «душ» в Абсолюте. Каждое Я, будучи неразличимо по своим качествам от других, тем не менее не «растворено» в Абсолюте, не «исчезло» в Нем… И это естественно, ибо Богореализация не есть «исчезновение» в Абсолюте, наоборот, души, не достигнувшие состояния Освобождения — во всяком случае к периоду великой Пралайи — действительно «исчезают» в Абсолюте, «покоятся» в Нем (пассивное Освобождение), в то время как «душа» сейджа продолжает «быть» даже после конца всех миров, ибо она — в последней глубине — отождествила себя с Тем, с Кем почти невозможно отождествление…
Зададим, однако, себе вопрос: что значит "различие при неразличимости"?
Ясно, что «души» в Абсолюте неразличимы в том смысле, что они метафизически одинаковы, едины по своим божественным качествам, и, находясь в Целом, они сами есть Целое. Но в чем различие? Видимо, различие состоит в том, что каждая «душа», каждое «я», имеет свое самобытие как свое собственное, то есть его центр самобытия, совмещенный, с Абсолютом, остается его центром (он познает Себя как Себя) и «неразличимая» уникальность самотождества остается, таким образом, сохраненной.
Отсюда очевиден мост к моей собственной метафизической доктрине, которая изложена во второй главе, и, следовательно, то. что там изложено, вряд ли «противоречит» Традиции, но, с другой стороны, — там найдена оригинальная точка отсчета, которая позволяет «взглянуть», "посмотреть" на Абсолют с точки зрения «моего» собственного самобытия.
Наконец, еще один важный момент: различие в неразличимом — самое метафизически важное различие (в противоположность временным различиям между душами в пределах феноменальных миров). Оно действительно существенно, потому оно единственно реальное и радикальное различие (хотя и почти неуловимое: ибо мое "Я есть Я" ничем не отличается от другого "Я есть Я", кроме того, что оно «мое», то есть оно отличается только актом собственного самотождества).
С этим связана другая глубоко эзотерическая доктрина о том, что хотя на пути к Абсолюту необходимо отождествить Себя с Целым, со Всем, но при этом должен сохраниться — на каком-то последнем уровне — момент неотождествления. Иными словами, стопроцентное отождествления своего Я грозит потерей метафизической свободы.
Это особое «различение» (собственного Я от Целого) необходимо еще и по тем глубочайшим причинам, о которых будет сказано в следующей главе.
Следует также еще раз подчеркнуть (особенно в контексте изложенной во второй главе метафизики Я), что вся доктрина Абсолюта (или Бога) по существу не имеет значения вне возможности моей собственной Богореализации. Ибо что значит Абсолют, если я не имею к нему никакого отношения. Абсолютное становится реальным для меня только тогда, когда Оно есть мой Абсолют, мое Абсолютное Я (когда именно я реализую Абсолют). Возврат к Абсолюту означает, таким образом, возврат к моему собственному «интимному» Я.
Важное значение имеет, в том числе, в моей метафизике Я доктрина Чистого Бытия, которая образует одну из подоснов…
Чистое Бытие, вечное Бытие, очищенное от всего феноменального, временного по своему существу неотделимо от Чистого Сознания (Chit) в Атмане, о чем уже говорилось. По своему принципу Бытие есть Самосоотнесенность, соотнесенность с самим собой. (Иными словами, чтобы быть, надо каким-то образом знать, что ты есть.) Сам феномен бытия немыслим без этого самотождества, соотношения с самим собой. Слабые формы этой самосоотнесенности дают плохо выраженные формы бытия, его низшие формы (как в пределах земной жизни, так и в невидимых мирах). И, очевидно, что высшая форма самосоотнесенности выражена в формуле "Я есть Я" (которая, разумеется, есть в то же время нечто большее, чем простая самосоотнесенность, чем просто Бытие). Поэтому в человеке (как в существе, потенциально способном к Богореализации) возможность самого полного, вечного, абсолютного Бытия выражена в наибольшей степени.
Из самой сущности Бытия возникает любовь к нему, а, следовательно, и к «Я» (границы которого, однако, выходят за пределы Чистого Бытия). Любовь к Чистому Бытию имеет, однако, некоторые особенности (как и любовь к Абсолютному Я. в котором оно содержится). Прежде всего эта любовь лишена, например, всякого налета андрогинности (которая связана не с пребыванием в Абсолюте, где все полярности «исчезают» или «примиряются», а в высших мирах). Любовь к своему Я в Абсолюте стоит над всяким проявлением разделенности, в том числе над разделенностью на мужское и женское начало (в космологическом смысле этого слова), даже над тенью полярности. наблюдаемой, например, в пределах природы какого-либо высшего существа. любовь воистину надприродна[43], надполярна, абсолютна и слита с «объектом» любви. И мощь этой Любви равносильна самой Бездне Бытия, и она углубляет эту Бездну. Бытие (Sat), Сознание (Chit) и Любовь-Блаженство (Ananda) здесь слиты во Единое. Любовь и Бытие (так как любовь есть форма отношения Бытия к самому себе как к бытию) образуют полное Единство, некий всеторжествующий Самоцентр[44].
Там, где нет самосоотнесенности, пусть даже в слабейшей форме, там нет Бытия. Где нет знания о Бытии (в «переносном» даже, смысле этого слова, ибо, например, ощущение[45], несомненно, является формой знания о себе), трудно говорить о какой-либо форме бытия. «Быть» это значит «быть» для себя. Бытие для другого есть бытие этого другого.
С другой стороны, любовь к Бытию и к своему Я может быть понята как чистый метафизический нарциссизм, стоящий над космологической эротикой. (Чистое Бытие созерцает самое себя и наслаждается этим.) В этом случае нарциссизм как бы углубляет само Бытие, «заставляет» его больше соотноситься с собою. Метафизический нарциссизм является естественным качеством Бытия «осознающего» Себя.
Однако Любовь к своему Я в целом (как к Абсолютному Я) выходит за пределы любви к Бытию (включая, конечно, ее) и носит еще более бездный, могущественный и метафизический характер, чем просто Любовь к Бытию.
Наконец, перейдем к другой загадочной сфере метафизики — к вопросу о Творении. Обычная теологическая концепция «Творца» или "Великого Архитектора" слишком обща, где-то примитивна или, скорее, носит односторонний, узкий характер. Метафизика, как известно, выходит за пределы всяких теологических построений. Недостаток таких теологических доктрин (несмотря на их относительную ценность) — в их рационалистичности и порой антропоморфичности. Предполагается даже какая-то «цель» или даже «план» творений, и в то время как на наиболее глубоком уровне понимания творение — выше концепции «цели» (по крайней мере, в нашем понимании этого слова). К тому же Божество выше Разума и вполне имеет «право» на метафизический Произвол.
С другой стороны, любое приписывание действию Божества, чего-либо сводимого к однозначности, — нелепо, ибо исключает остальные уровни и «значения», которые часто находятся в парадоксальном отношении друг к другу.
В метафизике обычно существует несколько иная концепция «творения», которое скорее понимается как Манифестация Абсолюта: внутренней причиной этой Манифестации являются определенные Возможности Абсолюта, Возможности проявления Бытия в форме мира (разумеется, то в Абсолюте, что по своему принципу вне Проявления, остается в самом себе). Эти возможности неизбежно должны привести к возникновению Мира (ибо в Абсолюте нет пропасти между Возможностью и Реализацией)…
Еще более значительный интерес для наших конечных целей представляет проблема так называемого "падения мира" и проблема мирового Зла — последние смыслы которых явно выходят за пределы обычных интерпретаций.
При этом теологическая доктрина "свободы воли" (при всей ее относительной истинности) как причины падения мира — явно недостаточна, ибо она подчеркивает лишь один момент и скорее объясняет только условие падения…
Наконец, обратим внимание, что хотя в основе так называемого творения мира лежит трансцендентный обман (т. е. принятие метафизически нереального за реальное), но, с другой стороны, согласно Веданте, мир — не простая иллюзия, а метафизическая иллюзия (т. е. нечто временное, изменяющееся, исчезающее, чье бытие не основано на самом себе[46]). Следовательно, страдания тех, кто не вышел из замкнутого кольца воплощений, вполне реальны для них (это к тому же придает проблеме страдания и зла — всегда актуальный характер).
Тем не менее нас интересуют более вневременные моменты. (Кстати, само по себе возникновение зла понятно, по крайней мере, с той точки зрения, что в самом Абсолюте должна быть заложена возможность отхода от Него, возможность "бунта"…) Однако для наших целей скорее важно выяснить не само происхождение зла, а его за-смысл.
