Кнорр покорно подался в кресле. Слушал — или не слушал. Вдруг поднял голову.
— Да, напрасно я пришел к тебе сегодня, — сказал он кратко. — Да, устал. Да, может, и умру сегодня. А пришел так. Вспомнить. Может, Хесю увидишь. Она тебя любила тогда.
Юруля встрепенулся.
— Ты знаешь. Она мне не нравилась. Я ее жалел и боялся. Глуп был. Нечего было ни жалеть, ни бояться.
— А что же? — усмехнулся Кнорр. — Впрочем, все равно. Ну, я любил Хесю. Ну, она тебя любила. Что мне? Я и не знаю, где она теперь. И уж давно, должно быть, не люблю.
У Юрули мелькнула какая-то мысль.
— Так ты не знаешь, где она? И ничего не знаешь? А как же, помнишь, тогда, в саду, просьбу ты передавал?
Кнорр покачал головой.
— Говорю же, никого с тех пор не видел. Я, кажется, и из комнаты не выходил.
— Ну, вот что, Кнорр, — заговорил Юруля оживленно. — Все это ты успеешь, и убить себя успеешь, если захочется. А сегодня сделай мне удовольствие. Поедем вместе.
Кнорр поднял удивленные угрюмые глаза.
— Куда это? Сейчас?
— Ну, да, сейчас. Для меня. Сделай мне удовольствие.
— Не понимаю. Да хорошо. Мне все равно.
Глава семнадцатая
ПОРТНИХА
Лизочка была в нервах.
Она считала, что это так и следует, что необходимо иногда быть в нервах.
Нынче она целый день ругалась с Веркой, по телефону поругалась с дядей Воронкой, не позволила ему приехать. В разнастанном капоте лежала в гостиной, под граммофоном, и злобно скучала.
На одном окне штора была спущена, и яркая ночь неярко входила в комнату.
Юрий, приехав с Кнорром, церемонно позвонил.
— Дома. Оне не так здоровы, — сказала жеманная Вера, взглянув на студента, который шел за Юрием.
Юрий был весел.
— Ну, вот отлично, что дома. А больна — мы вылечим, — смеялся он, бросая пальто на руки Веры.
Лизочка, собственно, дулась на Юрулю. Давным-давно не был. Но все-таки обрадовалась.
— Что это вас не видно, — протянула она. — Являетесь вдруг. А кто с вами? Кноррушка!
— Прости, Лизок, милый, — весело сказал Юрий. — Я знаю, ты у меня умница. Что, твоя портниха дома?
— Портниха, — протянула Лиза разочарованно, — вы к портнихе? Так бы и говорили. Когда же она вечером дома бывает?
Но, увидав, что Юрий сдвинул брови, поспешно прибавила:
— Должно быть, еще не ушла. Я разговор слышала.
— Пошлю Веру купить чего-нибудь к чаю, — сказал Юрий и вышел из комнаты.
Кнорр и Лизочка остались вдвоем.
— Это вас, что ли, он к портнихе привез? — спросила, наконец, Лизочка, утомленная молчанием Кнорра.
Не очень любила его.
— Я не знаю, — с усилием отозвался Кнорр.
— Не знаете? Юрка такой шалый. Никогда не знаешь, кого он куда везет и зачем. Да вы какой-то больной?
— Нет, я так, — сказал Кнорр и замолк.
В дверях, в ночной яркости, показалась маленькая женщина, черноголовая, большелицая и бледная. На ней было темное платье, вязаный, дикенький платок на плечах.
— Вот, Кнорр, Марья Адамовна хочет с вами поговорить, — сказал Юрий, который тоже вошел вслед за маленькой женщиной. — Вы ведь знаете его? Узнали?
Марья Адамовна подошла ближе к студенту и крепко пожала руку.
— Лизок… Ну, пусть студент с портнихой поговорят. А ты поди пока сюда! — продолжал Юрий. — Иди, мы чай приготовим.
Довольная его ласковостью, Лизочка забыла о своих нервах и убежала за Юрием.
В душной гостиной пахло какими-то противными пыльными духами.
Марья Адамовна, неслышно ступая, подошла ко второму окну и откинула занавес. Стало светлее и серее.
— Вы не унывайте, Норик, — сказала она тихим, ровным голосом и опять взяла его за руку. — Говорят, вы унываете. Не надо. Я вас помнила. Совсем еще вот недавно говорила о вас. Я бы вас нашла.
Кнорр прокашлялся.
— А зачем я вам нужен? И как вы здесь, Хеся?
— Да уж нужны. Главное, не падайте духом. Вон вы какой. Пожалуйста, будьте бодрее. И мне не весело, а раскисать неблагородно.
— Почему вы здесь?
Хеся грустно улыбнулась и замигала глазами. Глаза у нее были большие, с длинными ресницами; улыбаясь, она всегда мигала часто-часто.
— Вы же знаете, мне надо было. Двоекуров устроил меня портнихой к этой… госпоже.
Кнорр вспыхнул.
— Как он смел?
— Оставьте, оставьте, — зашептала Хеся. — Пусть, это хорошо. Иначе нельзя. Я скоро уеду. А иначе нельзя было.
В эту минуту в передней слабо позвонили.
— Мне сейчас нужно уходить, — сказала Хеся поспешно. — Дайте мне слово, Кнорр, обещайте мне… Что вы не будете такой, что вы ободритесь. Опять с нами будете…
— Разве я могу помочь? Да и хочу мало.
— Ну, хоть для меня, — сказала Хеся печально и равнодушно. — А Яков совсем недавно говорил о вас.
Звонок повторился. Хеся замолкла, глядела тревожно. Слышно было, как Юрий пришел в переднюю и отворил дверь.
Отворил, тотчас же сказал удивленно и грубо:
— Что это? Зачем вы сюда?
Ответили ему совсем тихо. Голос Юрия настойчиво повторил:
— Да что вам от нее нужно?
— Два слова. Необходимо, — с нетерпением, хрипловато сказал пришедший.
Хеся бросилась в переднюю, шепнув Кнорру:
— Это Яков. Что-нибудь случилось.
На пороге, под рожком электричества, стоял элегантно одетый молодой человек с противным, бритым, зеленоватым лицом. Он не то улыбался, не то гримасничал, обнажая редкие зубы.
— Да вот же она! — воскликнул он, увидав Хесю. — Барыню мне, пожалуй, и не нужно. — Обернулся к Юрию. — А вы что же здесь распоряжаетесь? Я и не знал, что вы хозяин.
— Во всяком случае — хозяин положения, — ответил Юрий холодно. — Говорите ей ваши два слова и затем убирайтесь к черту!
Яков любезно раскланялся. Хеся зашептала:
— Двоекуров, пожалуйста, ничего, он сейчас уйдет… Яков, что случилось?
Юрий повернулся и вышел, захлопнув за собой дверь.
— Вот как! И Кнорр здесь, — сказал Яков, успевший заглянуть в гостиную. — Отлично, голубчик. Чего это вы пропали? Хеся, а я пришел сказать, чтоб вы сегодня туда не ходили, куда собирались. Ловко застал. Надо будет в другое место поехать. А раз уже Кнорр здесь, так и его можно прихватить.
— Куда? — спросила Хеся.
Яков сказал.
— Хорошо. Идите с Кнорром. Я выйду по черному ходу.
И она исчезла.
Кнорр молча взял фуражку.
— Местечко тоже, — проворчал Яков сквозь зубы. — И этот субъект еще важничает.
— Как ты мог, Яков, — начал Кнорр, — чтоб Хеся…
— С паршивой собаки хоть шерсти клок. Ну, да ладно. Идем.
Они ушли. А в столовой Лизочка шептала Юрию:
— Знаешь, я все для тебя, а сама боюсь до смерти. Не иначе как вляпаешься с ними в историю. Мне что, наплевать! А я за тебя дрожу. Ночью проснусь, и то дрожу. Убери ты от меня эту жидовку. Ну их! Пусть пропадают сами, людей чтоб только не впутали.
Юруля нежно обнял Лизу и поцеловал ее кукольную головку.
— Верно, умница моя! Мне и самому они надоели. Пристают, пристают, я от жалости и глупею. Жидовочку мы от тебя уберем, коли сама не уберется. Она ничего, жалкая только очень. Кнорр тоже… Ну, и пусть их…
Он встал и зажег электричество. На столе был приготовлен чай, стояло вино и тарелка с орехами.
— А Верка-то пропала! — закричала Лизочка. — Самовар, верно, вскипел. Пойдем, сами его из кухни притащим!
Но Вера уже входила с закусками.
Сейчас будет самовар. Лизочка и Юруля мирно станут пить чай дома, точно барин с барыней. Никуда не поедут, за разговорами время пройдет. А потом Лизочка возьмет Юрулю к себе в спальню и до самого утра не отпустит. Он у нее не ночевал давно, с тех пор, как эта портниха живет… Вот еще! Очень нужно было стесняться!
Глава восемнадцатая
ОБЩИЕ МЕСТА
— Наташа, уезжай, — опять говорит Михаил тихо, наклоняясь к ее плечу.
Она молчит, идет, не прибавляя шагу, по влажной полевой тропинке.
Только что прошел дождик, остро, утомительно грустно пахнет весеннее поле, пахнут белокурые березы. Рассеянно покоится на вершинах позднее солнце.
Наташа уже давно не француженка. Она живет здесь, в этом забытом дачном местечке по Варшавской железной дороге, таком забытом, что и дачи там все сгнили, развалились и стоят, точно после погрома. На берегу речушки есть две-три хибарки около бедной деревни. В одной из них и приютилась Наташа, снимает комнатку у вдовой дьячихи.
Сегодня Наташа с утра ждала Михаила. Он приезжал уже раза два, они вместе бродили по грязному, свежему и болотистому лесу, а потом Наташа провожала брата через поле на полустанок.
Меньше всего она ждала, что он приедет не один. И вдруг сегодня приехал с Яковом и Хесей. Как это могло случиться? Зачем Михаил сказал им, что она здесь? Или сами узнали? В чем дело?
Был долгий, тяжелый разговор. Тяжелый для Наташи, потому что она не хотела говорить с ними так, как с Михаилом, да и не смела при нем. Какие они те же! Все те же. Хеся печально мигала длинными ресницами. Яков держал себя так, точно они вчера виделись. Говорили о Юрии Двоекурове, между прочим. Михаил в первый раз твердо высказался против того, чтобы пользоваться его квартирой, его услугами… Но на грубый намек Якова резко возразил, что Юрия он не боится и подозревать его не позволит: не хочет же просить его дальнейших услуг лишь потому, что Двоекуров сознательно с ними разошелся.
