Ознакомительная версия.
В милиции им не повезло. Хмурый дежурный, не дослушав, отрубил:
– Собаками не занимаемся.
– А кто занимается? – настойчиво добивалась Искра. – Нет, вы нам, пожалуйста, объясните. Ведь кто-то должен же знать, куда свозят пойманных собак?
– Ну, не знаю я, не знаю, понятно?
– Тогда скажите, куда нам обращаться, – не унималась Искра, хотя Лена уже показывала глазами на дверь. – Вы не имеете права отказывать гражданам в справке.
– Тоже нашлись граждане!
– Да, мы – советские граждане со всеми их правами, кроме избирательного, – с достоинством сообщила Искра, ободряюще глянув на притихших подруг. – И мы очень просим вас помочь старой заслуженной актрисе.
– Вот какая настырная девчонка! – в сердцах воскликнул дежурный. – Ну, иди в горотдел, может, они чего знают, а меня уволь. Дети, собаки, старухи – с ума с вами сойдешь.
– Спасибо, – вежливо сказала Искорка. – Только с ума вы не сойдете, не надейтесь.
– Здорово ты его! – восторженно засмеялась Зина, когда они вышли из милиции.
– Стыдно, – вздохнула Искра. – Очень мне стыдно, что не сдержалась. А он старенький. Значит, я скверная сквалыга.
В горотделе милиции за дубовой стойкой сидел молодой милиционер, и это сразу решило все вопросы. Недаром Искра была убеждена, что следует смело опираться на молодежь.
– Кольцовская, семнадцать. Собак бродячих туда забирают.
– У нас не бродячая, – сказала Лена.
– Не бродячая – значит, отдадут.
Они побежали на Кольцовскую, семнадцать, но там все уже было закрыто. Угрюмый косматый сторож в драном тулупчике в разговоры вступать не стал:
– Зачинено-заборонено!
– Но нам нельзя без собаки, понимаете, просто невозможно, – умоляла Лена. – Там старая актриса, заслуженная женщина…
– Зачинено-заборонено.
– Послушайте, – твердо сказала Искра. – Мы будем жаловаться.
– Зачинено-заборонено, – тупо бормотал сторож.
– А сколько стоит, чтобы разборонить? – вдруг звонко спросила Зиночка.
Сторож впервые глянул заинтересованно. Засмеялся, погрозил корявым пальцем:
– Ай, девка, далеко пойдешь.
– Не смей давать взяток, – шипела Искра. – Взятка унижает человеческую личность.
– Трояк! – воодушевленно заорал сторож. – Как просить, так все у Савки, а как дать, так нету их.
Девочки растерянно переглядывались: денег у них не было.
– Вот, вот, – ворчал сторож. – Чирей и тот бесплатно не вскочит.
– Артем близко живет, – вспомнила Искра. – Беги, Зинаида! В долг: завтра в классе соберем!
Последние слова она прокричала вслед, потому что Зиночка с места взяла в карьер – только коленки замелькали.
– Их кормят тут? – спросила Лена.
– Зачем? – удивился сторож. – Они друг дружку едят.
– Ужас какой, – тоскливо вздохнула будущая актриса. – Каннибализм.
Задыхаясь, Зина постучала, но дверь открыл не Артем, а его мама.
– А Тимки нет, он ушел к Жоре делать уроки.
– Ушел? – растерянно переспросила Зина.
– Проходи, девочка, – сказала мама Артема, внимательно посмотрев на нее. – И рассказывай, что случилось.
– Случилась ужасная вещь.
И Зиночка торопливо, но обстоятельно все рассказала. Мама молча достала деньги, отдала, а Зину задержала.
– Мирон, поди-ка сюда!
В кухню вошел большой и очень серьезный отец Артема, и Зина почему-то струхнула. Уж очень насупленными были его брови, уж очень уважительно он пожал ее руку.
– Расскажи еще раз про собаку.
И Зина еще раз, правда короче, рассказала про Ментика и сторожа.
– А тулупчик у него весь рваный. Его, наверное, собаки не любят.
– Ты будешь сорить деньгами, когда вырастешь. – Отец отобрал три рубля и вернул маме. – Это не такой уж страшный грех, но твоему мужу придется нелегко. Я схожу сам, а то как бы этот пропивоха не обидел девочек.
– Заходи к нам, Зина, – сказала мама, прощаясь. – Нам с отцом очень нравится, что ты дружишь с Тимкой.
– Артем – хороший парень, – говорил по дороге отец. – Знаешь, почему он хороший? Он потому хороший, что никогда не обидит ни одной женщины. Не знаю, будет ли у него счастливая жизнь, но знаю, что у него будет очень счастливая жена. Я не скажу этих слов ни про Якова, ни про Матвея, но про Артема повторю и перед богом.
Зине было очень стыдно, что она идет в кино не с Артемом. Но она утешала себя: мол, это единственный разочек, и больше никогда не повторится.
– Я слышал, ты обижаешь девочек, Савка? – грозным басом еще издали закричал отец Артема. – Ты с них берешь контрибуцию, как сам Петлюра?
– А кто это? – вглядываясь, юлил сторож. – Зачинено-забо… Господи, да это ж Мирон Абрамыч! Здрасьте, Мирон Абрамыч, наше вам.
– Отчиняй ворота и отдай девочкам собаку. Но-но, только не говори мне свои сказки. Я тебя знаю пятнадцать лет, и за эти пятнадцать лет ты не стал лучше ни на один день. Вытрите слезы, девочки, и получите собаку.
Сторож без разговоров открыл калитку. Ментик был найден среди лая, воя и рычания. Девочки долго благодарили, а потом разбежались: Лена потащила Ментика к заслуженной артистке, а Искра и Зина разошлись по домам. И никто из девочек не знал, что этот день был последним днем их детства, что отныне им предстоит плакать по другим поводам, что взрослая жизнь уже ломится в двери и что в этой взрослой жизни, о которой они мечтали, как о празднике, горя будет куда больше, чем радостей.
Но пока радостей было достаточно, и если судить беспристрастно, то и самый мир был соткан из радостей – во всяком случае, для Зиночки.
Мало того что она сыграла главную роль при спасении песика и тем немножечко посрамила Искру – дома оказался один папа, из которого Зина без труда выпотрошила, что вернется он не раньше часа ночи, так как его внезапно вызвали на завод. Грешный путь был свободен, и Зиночка пошла на первое свидание. Ей хотелось кричать на весь мир, но она все же не решилась этого сделать и поведала распиравшую ее тайну только знакомой кошке, имевшей большой опыт по части свиданий. Кошка выгнула спину, мурлыкнула и указала хвостом на крышу. Зина решила, что она указывает прямехонько на небо, и сочла это за добрый знак.
Она пришла раньше времени, но Юра был уже на посту. Увидев его, Зиночка тут же юркнула за рекламный щит и проторчала там лишних пять минут, пока полностью не насладилась триумфом. Новоявленный поклонник не сходил с места, но отчаянно вертел головой.
– Вот и я! – сказала Зиночка как ни в чем не бывало.
Они прошли в фойе, где староста 10‑го «А» угостил ее мороженым и ситро. Пить ей не хотелось, но она честно выпила свою половину, потому что это была не просто сладкая вода, а ритуальное подношение, и тут надо было вкушать и наслаждаться не сладостями, а вниманием, как настоящая женщина. И Зиночка наслаждалась, не забывая, впрочем, посматривать по сторонам, так как очень боялась встретить знакомых. Но знакомых не было, а тут прозвенел звонок, и они пошли в зал.
Фильма Зина почти не запомнила, хотя он, наверное, был интересным. Она честно смотрела на экран, но все время чувствовала, что рядом сидит не мама, не Искра, даже не парень из класса, а молодой человек, заинтересованный в ней больше, чем в фильме. Эта заинтересованность очень волновала: уголком глаза она ловила взгляды соседа, слушала его шепот, но только улыбалась, не отвечая, поскольку не понимала, что он шепчет и что следует отвечать. Дважды он хватал ее за руку в самых патетических местах, и дважды она высвобождалась, правда, не сразу и второй раз медленней первого. И все было таинственно и прекрасно, и сердце ее замирало, и Зиночка чувствовала себя наверху блаженства.
Возвращались по заросшей каштанами улице Карла Маркса, огрубевшие листья тяжело шумели над головами. И казалось, что весь город и весь мир давно уже спят и только девичьи каблучки молодо и звонко взрывают сонную тишину. Юра рассказывал что-то, Зина смеялась и тут же намертво забывала, над чем она смеялась. Это было не главное, а главное он сказал позже. То есть не самое главное, а как бы вступление к нему:
– Посидим немного? Или ты торопишься?
Честно говоря, Зина уже отсчитывала время, но, по ее расчетам, кое-что еще имелось в запасе.
– Ну, не здесь же.
– А где?
Зина знала где: перед домом Вики Люберецкой в кустах стояла скамейка. Если б что-нибудь – ну, что-нибудь не так! – она могла бы заорать, и вышла бы либо Вика, либо ее папа. Зиночка была ужасно хитрым человеком.
Они нашли эту скамейку, и Зина все ждала, когда же он начнет говорить то, что ей так хотелось услышать. О том, что она ему очень нравится, что она красивая, что он давно ею любуется и что она вообще лучше всех на свете. А вместо этого он схватил ее руки и начал тискать. Ладони у него стали влажными, Зине было неприятно, но она терпела. Заодно она терпела и жуткую боль от перетянутых резинками бедер; ей все время хотелось сдвинуть врезавшиеся в тело резинки, но при мальчике это было невозможно, и она терпела, потому что ждала. Ждала, что вот…
Ознакомительная версия.
