не вышел сам, они наверняка вынесли бы его на руках, так напряженно они за ним следили. Он поднялся наверх и увидел, что находится в каком-то старом жилом квартале, видимо далеко от торговых центров или туристических достопримечательностей, и не успел он подумать, куда же идти, как прямо над головой увидел табличку с нужным ему названием. Улочка была недлинная, тихая, как бы заброшенная. Он угрюмо улыбнулся. Выходит, жена была права — ей незачем было сюда возвращаться. Для нее здесь все уже было чужим. И она тоже была бы здесь чужой.29
И все же, если предположить, что она все-таки захотела бы сюда вернуться, размышлял Молхо с некоторым волнением, если предположить, что она бы действительно вернулась, узнала бы она хоть что-нибудь на этой унылой улице или только подумала бы, что узнала? Например, этот маленький квадратный садик с его низкой зеленой калиткой, как будто приспособленной для детишек? или вот эти старые деревянные качели? или эти деревья в металлических оградах, с голыми, словно разгневанными, ветвями? Но ведь именно сюда наверняка возила ее мать, когда она была ребенком, именно здесь она делала свои первые шаги, и это воспоминание должно было бы согреть ее, как сейчас оно согревало самого Молхо. Или вот этот магазин — неужели он и до войны был таким же жалким и бедным и витрина на нем была такой же угрюмой и пустой — несколько не внушающих аппетита пачек печенья, несколько зеленых бутылок с подсолнечным маслом и куски грубого серого мыла. Молхо медленно шел по улице, время от времени проверяя в кармане свой израильский паспорт, в который он положил пропуск. Нет, нам слишком много показывали шпионских фильмов о Восточном Берлине! Попробуй тут не думать, что за тобой следят! А если начать оглядываться, то ведь и сам покажешься подозрительным. Лучше поэтому идти как можно медленней — тогда тот, кто следит за мной, вынужден будет меня обогнать, но, с другой стороны, если я буду идти слишком медленно, меня тоже могут заподозрить. Значит, нужно идти не так, как человек, который что-то здесь ищет, а как прогуливающийся без всякой цели прохожий. Например, как больной или, еще лучше, как выздоравливающий человек. Да, вот именно, обрадовался он, как выздоравливающий, который ощущает, как к нему возвращаются силы.
Теща не назвала ему номер своего бывшего дома, а он не догадался ее спросить — ведь он и представить себе не мог, что еще раз окажется в Берлине, да еще так скоро; если бы кто-нибудь сказал ему, что так будет, он бы очень удивился, но теперь, разыскивая ее дом, он чувствовал, что жена одобрила бы сейчас его действия, даже несмотря на ее собственное принципиальное нежелание сюда возвращаться. Ведь он и раньше чувствовал иногда, что она сама хочет, чтобы он нарушил ее принципы, чтобы он не так боялся ее. «И я действительно немного тебя боялся», — тихо шевельнулись его губы.
Легкий и бесшумный дождь висел в воздухе, словно кружево, протянутое между небом и землей; и Молхо ускорил шаги, пока не дошел до какого-то рыбного магазина, местоположение которого показалось ему таким неподходящим, что единственно разумное объяснение этого могло состоять в том, что этот магазин находился здесь издавна. На кусках колотого льда лежали серебристые, серьезные рыбы, а внутри, возле большой керамической ванны, сидела грузная женщина, равнодушно посмотревшая на него через окно. Интересно, это ее собственный магазин или она всего-навсего продавщица на жалованье? Кто знает? Впереди он увидел большое здание, замыкавшее улицу, у входа висели сразу три таблички с тремя разными номерами. Он снова пожалел, что не спросил у тещи номер дома. Перейдя улицу, он пошел обратно по противоположной стороне, все той же замедленной, неспешной походкой выздоравливающего человека, снова поравнялся с рыбным магазином, заметил следы пуль на его стенах, пошел дальше, присматриваясь внимательней и замечая такие же следы войны на стенах других домов. Внезапно ему подумалось, что из какого-нибудь окна могут увидеть, как он ходит, что-то высматривая. Явный чужак, который притворяется случайным прохожим. «Хватит с меня, что я нашел эту улицу и прошелся по ней, — сердито подумал он. — Я же не йеке, чтобы доискиваться мельчайших деталей!» Но ему почему-то все равно хотелось увидеть ее дом, то место, где она жила и росла до того самого дня, как ее отец покончил жизнь самоубийством. «Ведь почти целый год, — размышлял он с горечью, — я, как управляемый на расстоянии робот, занят ею, продолжаю думать о ней, продолжаю ухаживать за ней, хотя не могу к ней даже прикоснуться. Но нет, трудно предположить, что именно здесь и сейчас я от нее освобожусь. А может, все-таки положиться на интуицию — самому выбрать дом и войти в него?»
Он боялся, что, вернувшись, наверняка привлечет к себе еще более настороженное внимание, и поэтому решил направиться прямиком к станции метро. Но что-то в нем упорно сопротивлялось этому решению, и он, словно против собственной воли, свернул в боковую улицу, которая показалась ему более оживленной — возможно, из-за детей, возвращавшихся из школы, — обнаружил здесь маленький писчебумажный магазин, который почему-то вселил в него новую надежду, и вошел туда, сопровождаемый звоном колокольчика, который извещал о приходе каждого нового посетителя. «Это старый магазин, рассуждал он про себя, — вполне возможно, что она могла покупать здесь карандаши и школьные тетради». Витрины в магазине не было, весь товар был разложен прямо на стойке, за которой стояла продавщица. Он наметил себе два сувенира: карандаш и записную книжку, — достал из кармана бумажку в десять восточных марок и терпеливо, молча ждал своей очереди, стоя среди негромко разговаривающих светловолосых детей. Позади него снова звякнул колокольчик и вошла новая группа — на сей раз это были школьницы, среди которых он сразу приметил высокую светленькую девочку в больших, не по размеру, очках и в старом сером плаще. Ее печальный взгляд словно вонзился ему прямо в сердце.
Он молча указал продавщице на выбранные им предметы, утвердительно покачал головой, когда она дала ему то, что он просил, получил сдачу в виде огромного количества мелочи, вышел из магазина, подождал, пока девочка в очках тоже выйдет, и пошел за ней на безопасном расстоянии, уже не медленным шагом выздоравливающего, а свободной, лишь слегка раздумчивой и даже чуть веселой походкой, готовый, однако, в любой момент остановиться и повернуть. Девочка дошла до угла и уверенно повернула на «его»
