Реатов. Вот два голубка неразлучные. Воркуете?
Александра. Воркуем.
Реатов. Ну, здравствуйте, дети мои, воркуйте и будьте счастливы.
Дунаев. О да, я постараюсь, чтоб Александра была счастлива.
Реатов. Постарайтесь, мой друг, но только поберегите ваше здоровье, не расточайте безрасчетливо ваших сил, как тот итальянский мальчишка, безумец Ромео, который в одну ночь готов был излить на свою супругу весь Эдем наслаждений. Будьте благоразумны, как гоголевский Шиллер, и вы будете пользоваться патентованным и непромокаемым счастием.
Дунаев. Мы будем счастливы, конечно.
Реатов. «Как боги на недоступных небесах?»
Дунаев. Как боги? О нет! Все мы люди, все человеки. И зачем недоступные небеса? Мы хотим быть счастливы на миру, на людей посмотреть и себя показать. Наш рай будет доступен для наших друзей.
Реатов. Для друзей? Мило сказано.
Дунаев. А вы сегодня чем-то словно недовольны?
Реатов. Нет.
Дунаев. Вы так бледны. Вы, может быть, не совсем здоровы? Послать бы за доктором.
Реатов. Нет, мой друг, благодарю вас, я совсем здоров. Но только я расстроен. Дела такие… Словом, я нашел, чего не ожидал.
Александра. Он все больше сидит и читает. Какие страшные и очаровательные есть книги!
Реатов. Хотел бы я, Алексей Сергеевич, вам два слова сказать наедине, если вы позволите.
Дунаев. Я готов слушать.
Реатов. Это наша тайна, Санечка, строжайшая тайна.
Александра. Я никому ее не выдам.
Реатов. Да и мы ее тебе не выдадим.
Александра. Он не должен иметь тайн от меня.
Реатов. А все-таки это наша тайна.
Александра. Так я, значит, лишняя! Вот мило!
Реатов. Не сердись, мой друг: через короткое время я верну его тебе, а теперь ты нас оставь.
Александра. Хорошо, что ж делать! Это как тогда, когда я была девочкой, и ты занимался, а я приходила тебе мешать, ты меня и выпроваживал, как теперь.
Реатов. Да, а ты сердилась и объявляла, что больше ко мне не придешь.
Александра. До свиданья, Алексей Сергеич, – секретничайте себе.
Реатов. Только смотри, деточка, не вздумай подслушивать.
Александра. Ну конечно, не буду. Я не такая любопытная.
Уходит.
Реатов. Садитесь, Алексей Сергеич, и поговорим. Прямо к делу. Вы знаете, что имеет ваша невеста?
Дунаев. Аполлон Максимович! Это меня нисколько не интересует.
Реатов. Решительно нисколько?
Дунаев. Конечно, мои средства невелики, а привычки Александры…
Реатов. Одним словом, приданое не мешает?
Дунаев. Я за деньгами не гонюсь, но если Александра имеет деньги, то тем лучше для нее. Я осмелился искать ее руки только потому, что искренно люблю ее, и для меня все равно, хоть бы она ничего не имела.
Реатов. Друг мой, позвольте мне обнять вас. Теперь я спокоен за Александру. Слава Богу, теперь я вижу, что ее судьба в добрых и верных руках. А если б вы знали, как я мучился последние дни, когда познакомился с состоянием наших дел!
Дунаев. Но разве?..
Реатов. Дорогой мой, мы совершенно разорены.
Дунаев. Но неужели?..
Реатов. Да, моя благоверная жила не по средствам. Я плавал, а здесь… Были сделаны рискованные нововведения в хозяйстве. Еще старые долги, которые надо выплатить.
Дунаев. Вот как!
Реатов. Но это бы еще с полбеды. А вот беда: весь капитал был отдан в руки спекулянта, который внезапно обанкротился.
Дунаев. Все это очень неприятно. Я не смогу доставить Александре Аполлоновне всего того, что она привыкла иметь.
Реатов. Что делать! Я отдам Александре все, что могу, но боюсь, что вряд ли уцелеют от нашего состояния и малые крохи. Александра, быть может, избалована жизнью. Любовь – дело хорошее, с милым рай и в шалаше, да только иногда браки по любви кончаются потасовками супругов. Лучше подавить в себе нежные чувства, чем потом всю жизнь плакаться на судьбу. Так и вы лучше подумайте, не отказаться ли вам от этого брака, пока не поздно.
Дунаев. Нет, Аполлон Максимович, если Александра Аполлоновна согласится делить мою бедность, то я буду счастлив назвать ее своей женой. Бог с ним, с этим богатством! Все это, пожалуй, и к лучшему.
Реатов. Даже к лучшему?
Дунаев. Да, конечно: по крайней мере, ни люди не осудят, что из-за денег женился, да и жена будет знать, что я не за приданое ее беру, а по любви.
Реатов. Так! Нечто вроде благодеяния делаете?
Дунаев. Помилуйте, Аполлон Максимович, это, напротив, я буду считать себя осчастливленным, если Александра Аполлоновна согласится…
Реатов. Да, да, я верю вашим благородным чувствам. А все-таки, мой друг, без денег плохо. Тем более что и в будущем, как оказывается, нет ни малейшей надежды.
Дунаев. Буду надеяться на себя, на свои силы, с нас и достаточно.
Реатов. Был дядя у моей жены, вы знаете?
Дунаев. Разве уж скончался?
Реатов. Нет, еще жив. Но я говорю: был, потому что если б он раньше умер, то жена была бы его наследницей, а теперь…
Дунаев. А теперь Александра Аполлоновна – наследница.
Реатов. Александра – наследница? С чего вы это взяли?
Дунаев. Но как же? Ведь ваша супруга получила бы, если б не скончалась, – так почему же Санечка не может?
Реатов. Почему не может?.. Ах, вот что, – так вы до сих пор ничего не знали… А я думал…
Дунаев. Но в чем же дело? Я, право, ничего не понимаю.
Реатов. Так вам жена-покойница ничего не открыла?
Дунаев. Ничего.
Реатов. Странно. А впрочем, это на нее так похоже. Всегда фантазии, тайны, неожиданности, капризы… Да Александра и сама не знает… Она выросла в нашей семье в таких мыслях…
Дунаев. Так неужели Александра Аполлоновна?..
Реатов. Да, друг мой, – ведь вы все равно скоро узнали бы истину… Жена хотела непременно иметь девочку, – и вот…
Дунаев. Так вот в чем дело! А я ничего не знал. Мне почему-то не сказали.
Реатов. Вы так любите ее, что вам все равно, как бы она ни называлась.
Дунаев. Да, конечно, но…
Реатов. Не все ли равно, Реатова ли она или Александра Трофимовна Водохлебова, крестьянская девица? Конечно, фамилия немножко вульгарная…
Дунаев. Да, но…
Реатов. Но она покроется фамилией мужа, не так ли? Деревенская родня не очень нам надоедала.
Дунаев. А бывали-таки?
Реатов. Нельзя же, знаете, без того. Родственные чувства…
Дунаев. Да, да, конечно…
Реатов. Эти деревенские гостинцы, кокорки, калитки из черного теста с кислым творогом… Точно Александра может их есть! Конечно, уписывала бы за обе щеки, но воспитание, вы знаете.
Дунаев. Да, конечно.
Реатов. Вот только то досадно, что это обстоятельство лишает ее, как видите, права получать наследства от родственников моей покойной жены.
Дунаев. Ну что ж, и не надо.
Реатов. Так не лучше ли вам, голубчик, отказаться? А? Пока не поздно. Вы найдете себе легко и богатую невесту. Право, лучше будет, а?
Дунаев. Нет, да отчего же! Я, право, не знаю.
Реатов. Вы бы подумали, мой друг, прежде чем связывать себя.
Дунаев. Да, конечно, я подумаю…
Реатов. Ну вот и отлично.
Дунаев. Да нет, впрочем, отчего же! Мне все равно, а вот как Александра Аполлоновна, это от Александры Аполлоновны зависит.
Реатов. Так вот, я вам высказал. Теперь, если угодно, я пошлю к вам Александру.
Дунаев. Да, да, конечно, Александра Трофимовна…
Реатов. Только знаете что, друг мой, вы ее пока Александрой Трофимовной не называйте, – пусть она пока Аполлоновной останется. Она, видите ли. привыкла, – а так, сразу, пожалуй, обидно покажется.
Дунаев. Да, да, я понимаю, это совершенно нечаянно, с языка сорвалось. Так я уж тут подожду.
Реатов. Сейчас я вам ее пришлю.
Уходит. Дунаев мнется на месте. Берет шляпу. Очень расстроен. Прохаживается. Заглянул в зеркало. Подошел к двери направо. Постоял. Пожал плечами. Быстро пошел к выходной двери, в глубине. Взялся за ручку двери. Не отворить. Возится с ручкою, толкает дверь. Отходит красный, раздосадованный. Бормочет.
Дунаев. Черт знает, что такое!
Подходит к окну. Лезет на подоконник. Входит Александра.
Александра. Что вы там делаете? Зачем вы на подоконник влезли?
Дунаев (спрыгнул с подоконника). Ах, это вы, Александра Аполлоновна!.. Я, видите ли, я… так… то есть я уронил платок за окошко.
