Жазиков. Непременно-с.
Блинов. Ну, что ж? одевайся, — пойдем обедать.
Жазиков. Извольте, Василий Васильевич, сейчас.
Блинов. Тимоша! а Тимоша!
Жазиков. Что прикажете?
Блинов. У вас тут, говорят, мамзели стоя на лошадях ездят… правда?
Жазиков. А!.. Это в цирке… как же, ездят.
Блинов. Так-таки и ездят? и хорошенькие?
Жазиков. Да, хорошенькие.
Блинов. Чай, толстые?
Жазиков. Ну, не очень.
Блинов. Будто? А всё-таки покажи мне их.
Жазиков. Извольте, извольте-с… (Раздается звонок.)
Блинов. Это что?
Жазиков (с замешательством). Это ко мне… (Идет в переднюю и отворяет дверь; слышен его голос: «А, войдите»).
(Входит человек со свитком в руке.)
Жазиков. Что, вы из литографии, кажется?
Человек. Точно так-с; принес картины-с.
Жазиков. Какие картины?
Человек. А которые вы изволили вчера отобрать.
Жазиков. Ах, да! а счет принесли?
Человек. Принес.
Жазиков (берет счет и отходит к окну). Сейчас… сейчас…
Блинов (человеку). Ты, братец, здешний?
Человек (с некоторым удивлением). Здешний-с.
Блинов. Чьих господ?
Человек. Господина Куроплехина.
Блинов. На оброке?
Человек. Точно так-с.
Блинов. А что платишь в год?
Человек. Сто рублев…
Блинов. Что ж? по пачпорту проживаешь?
Человек. По пачпорту-с.
Блинов. По годовому?
Человек. Точно так-с.
Блинов. Ну, и живешь?
Человек. Живу-с, помаленьку-с.
Блинов. Оно, брат, и лучше помаленьку.
Человек (сквозь зубы). Известно-с.
Блинов. А как тебя зовут?
Человек. Кузьмой.
Блинов. Гм…
Жазиков (подходя к Блинову). Любезный Василий Васильевич, поверите ли, мне чрезвычайно совестно… даже неловко утруждать вас… но… не можете ли вы мне дать рублей, этак, двадцать взаймы, дня на два, не больше…
Блинов. А как же ты говорил, что у тебя деньги есть?
Жазиков. То есть у меня деньги точно есть; коли хотите, у меня есть… да мне ведь приходится платить за квартиру, так, знаете ли…
Блинов. Изволь, дам. (Вынимает засаленный бумажник.) Сколько тебе, сотнягу, что ли? или две?
Жазиков. Мне, по-настоящему, всего нужно теперь двадцать рублей; но коли вы уж так добры, так пожалуйте мне сто десять или сто пятнадцать рублей ассигнациями.
Блинов. На тебе двести…
Жазиков. Очень, очень вам благодарен… и завтра же вам всю сумму сполна возвращу или послезавтра, никак не позже… (Обращаясь к человеку.) Вот тебе, любезный. Я к вам опять зайду сегодня, что-нибудь еще выберу.
Человек. Покорно благодарим-с. (Уходит.)
Блинов. Ну, пойдем же обедать.
Жазиков. Пойдемте, дядюшка, пойдемте. Я поведу вас к Сен-Жоржу* и таким шампанским угощу…
Блинов. А у этого Жоржа есть орган?
Жазиков. Нет, органа нету.
Блинов. Ну, так бог с ним! поведи меня в трактир с органом.
Жазиков. Очень хорошо-с. (Входит Матвей.) А, вернулся! Ну, что, застал?
Матвей. Застал-с и ответ получил-с.
Жазиков (берет записку и небрежно пробегает ее). Ну, так и есть!
Матвей (Блинову). Здравствуйте, батюшка Василий Васильевич, пожалуйте ручку-с.
Блинов (дает ему руку). Здравствуй, брат.
Матвей (кланяется). Как поживать изволите, батюшка?
Блинов. Хорошо.
Матвей. Ну, и слава тебе господи!
Жазиков (бросает записку на пол). Дрянь народ! Матвей! одеваться.
Матвей. Лакатированные сапоги изволите надеть?
Жазиков. Всё равно…
Блинов. Да разве ты не одет? Напяль только кафтан.
Жазиков. И в самом деле! Едем-с.
Блинов. Едем. А трагедью-то ты мне покажи, и мамзелек…
Матвей (тихо на ухо Жазикову). Что ж, батюшка, в деревню-то когда?
Жазиков (уходя с Блиновым). С чего это ты вздумал? Чёрт бы побрал твою деревню… (Уходят.)
Матвей (со вздохом). Эх, плохо! (Глядя вслед Блинову, вздыхает.) Прошло ты, золотое времечко! перевелось ты, дворянское племечко! (Уходит в переднюю.)
Где тонко, там и рвется
Комедия в одном действии
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Анна Васильевна Либанова, помещица, 40 лет.
Вера Николаевна, ее дочь, 19 лет.
M-lle Bienaimé, компаньонка и гувернантка, 42 лет.
Варвара Ивановна Морозова, родственница Либановой, 45 лет.
Владимир Петрович Станицын, сосед, 28 лет.
Евгений Андреич Горский, сосед, 26 лет.
Иван Павлыч Мухин, сосед, 30 лет.
Капитан Чуханов, 50 лет.
Дворецкий.
Слуга.
Действие происходит в деревне г-жи Либановой.
Театр представляет залу богатого помещичьего дома; прямо — дверь в столовую, направо в гостиную, налево стеклянная дверь в сад. По стенам висят портреты; на авансцене стол, покрытый журналами; фортепьяно, несколько кресел; немного позади китайский бильярд; в углу большие стенные часы.
Горский (входит). Никого нет? тем лучше… Который-то час?.. Половина десятого. (Подумав немного.) Сегодня — решительный день… Да… да… (Подходит к столу, берет журнал и садится.) «Le Journal des Débats» от 3 апреля нового стиля, а мы в июле… гм… Посмотрим, какие новости… (Начинает читать. Из столовой выходит Мухин. Горский поспешно оглядывается.) Ба, ба, ба… Мухин! какими судьбами? когда ты приехал?
Мухин. Сегодня ночью, а выехал из города вчера в шесть часов вечера. Ямщик мой сбился с дороги.
Горский. Я и не знал, что ты знаком с madame de Libanoff.
Мухин. Я и то здесь в первый раз. Меня представили madame de Libanoff, как ты говоришь, на бале у губернатора; я танцевал с ее дочерью и удостоился приглашения. (Оглядывается.) А дом у нее хорош!
Горский. Еще бы! первый дом в губернии. (Показывает ему «Journal des Débats»*.) Посмотри, «мы получаем „Телеграф“»*. Шутки в сторону, здесь хорошо живется… Приятное такое смешение русской деревенской жизни с французской vie de château[4]. Ты увидишь. Хозяйка… ну, вдова, и богатая… а дочь…
Мухин (перебивая Горского). Дочь премиленькая…
Горский. А! (Помолчав немного.) Да.
Мухин. Как её зовут?
Горский (с торжественностью). Ее зовут Верой Николаевной… За ней превосходное приданое.
Мухин. Ну, это-то мне всё равно. Ты знаешь, я не жених.
Горский. Ты не жених, а (оглядывая его с ног до головы) одет женихом.
Мухин. Да ты уж не ревнуешь ли?
Горский. Вот тебе на! Сядем-ка лучше да поболтаем, пока дамы не сошли сверху к чаю.
Мухин. Сесть я готов (садится), а болтать буду после… Расскажи-ка ты мне в нескольких словах, что́ это за дом, что́ за люди… Ты ведь здесь старый жилец.
Горский. Да, моя покойница мать целых двадцать лет сряду терпеть не могла госпожи Либановой… Мы давно знакомы. Я и в Петербурге у ней бывал и за границей сталкивался с нею. Так ты хочешь знать, что это за люди, — изволь. Madame de Libanoff (y ней так на визитных карточках написано, с прибавлением — née Salotopine[5])… Madame de Libanoff женщина добрая, сама живет и жить дает другим*. Она не принадлежит к высшему обществу, но в Петербурге ее не совсем не знают; генерал Монплезир проездом у ней останавливается. Муж ее рано умер; а то бы она вышла в люди. Держит она себя хорошо; сентиментальна немножко, избалована; гостей принимает не то небрежно, не то ласково; настоящего, знаешь, шика нету… Но хоть за то спасибо, что не тревожится, не говорит в нос и не сплетничает. Дом в порядке держит и именьем сама управляет… Административная голова! У ней родственница проживает — Морозова, Варвара Ивановна, приличная дама, тоже вдова, только бедная. Я подозреваю, что она зла, как моська, и знаю наверное, что она благодетельницы своей терпеть не может… Но мало ли чего нет! Гувернантка-француженка в доме водится, разливает чай, вздыхает по Парижу и любит le petit mot pour rire[6], томно подкатывает глазки… землемеры и архитекторы за ней волочатся; но так как она в карты не играет, а преферанс только втроем хорош, то и держится для этого на подножном корму* разорившийся капитан в отставке, некто Чуханов, с виду усач и рубака, а на деле низкопоклонник и льстец. Все эти особы уж так из дому и не выезжают; но у госпожи Либановой много других приятелей… всех не перечтешь… Да! я и забыл назвать одного из самых постоянных посетителей, доктора Гутмана, Карла Карлыча. Человек он молодой, красивый, с шелковистыми бакенбардами, дела своего не смыслит вовсе, но ручки у Анны Васильевны целует с умиленьем… Анне Васильевне это не неприятно, и ручки у ней недурны; жирны немножко, а белы, и кончики пальцев загнуты кверху…
