Он возвращался домой, где Дася глядела на него недвусмысленно, где перо и бумага служили ему надежно, можно было жить не тужить в полное удовольствие, только головы не терять.
«Теперь и выпить можно», — подумал Шипов и почувствовал, как винцо скользит по горлу, как щекочет там чего-то такое, как вслед за ним торопится туда же молодой скользкий грибок.
Вдруг скрипнула какая-то калитка. Тонкий звук струны заколебался, и пока шло это колебание, неизвестный голос пропел шепотом:
…Зачем тебе алмазы и клятвы все мои? В полку небесном ждут меня. Господь с тобой, не спи…
Шепот растаял, будто не был.
Дома Шипов снова перечитал письмо подполковника. На этот раз оно прозвучало угрожающе, и даже настолько, что секретный агент побледнел и сжался. Он пересчитал деньги. Денег было всего сорок рублей. Да неужто граф поболее того не стоит? Ведь граф!.. На грека этого чертова надежды плохи. А что, как сам его высокоблагородие прискачет в Тулу: а ну, показывай, такой-сякой, какая такая Ясная Поляна? Чего ты успел? Чего разнюхал?.. Да я, ваше высокоблагородие… да мы, господин подполковник… вот какое дело… да я, да мы… Те-те-те… Чего говорить?
Он и Гиросу поведал свои страхи, но Гирос не испугался.
— Вздор какой, чего бояться? Ну, я возьму его с собой, повезу к графу. Граф, скажу, вот братец мой двоюродный… ну? И пусть сам убедится.
А может, он и не врет, длинноносый цыган?.. Но настоящей веры к Гиросу не было. Так, надежда маленькая была, а настоящей веры не было. Ух, граф, беда с тобой! Хоть бы ты карманником объявился…
«Ох, надо бы, надо бы съездить самому, — подумал Шипов с тоской. — Надо бы поглядеть. Холодно в дровеньках-то, замерзнешь, поди. Летом бы, налегке, как хорошо! На травку прилег, в ворота заглянул, туда-сюда…
Бонжур, куда путь держите? Позвольте, се муа, водицы испить…»
Он опять поднес к глазам грозное письмо. Оно слепило пуще солнца. Глаза болели на него глядеть. Попалась, мышка! Придавил тебя маленький кот лапкой. А там уж и большие кругами ходят, косятся, показывают белые зубы.
— Полноте, ваше сиятельство, — сказал Гирос. — Была бы голова на плечах. Вон у меня какая голова, погляди…
«Да голова-то есть, — подумал Шипов, — а что толку?»
— Была бы голова, Мишель, а веревочка всегда найдется, — захохотал Гирос.
— Не мели, черт! — рассердился Шипов. — Что за манеры, мои шер? Дело сурьезное… Вези-ка меня в имение к графу!
— С радостью, — откликнулся Гирос. «Прощелыга чертов, — подумал Шипов с досадой. — А ведь придется ехать, придется…»
И в следующий полдень они собрались. От предстоящего дух захватывало: как? куда? зачем?.. Гирос мурлыкал что-то, ни о чем не беспокоясь. Дася поглядывала на них с недоумением, но не расспрашивала. Под глазами у нее лежали синие круги. Шипов напоследок посверлил ее зелеными глазами, даже мигнул. Она запунцовелась вся и схватилась за виски. Он покачал головой. Она пожала круглыми плечами.
— Как же вы в дорогу, господа, и без обеда? — спросила она с надеждой.
— Действительно! — обрадовался Гирос. — Хотя на охоту ехать — собак кормить… — И захохотал.
«А хорошо бы закусить», — подумал Шипов, расслабляясь. Но подполковник повелительным жестом пригласил выйти, и они отправились.
Раздобыть сани было делом несложным. За целковый любой из мужиков согласился бы гнать в Ясную Поляну и обратно. Но Шипов долго примеривался то к саням, то к лошадям, то к возничим. Что-то его все не устраивало: то в санях сена мало, то лошадка больно неказиста, то мужик хитер. Наконец, провозившись часа с два, они все-таки срядились, и теперь в их распоряжении были свежеструганые дровенки с ароматным сеном, с овчинным тулупом, молодая веселая кобылка и мужик с белыми бровями и ресницами.
— Значит, поехали? — сказал Шипов, оглядывая экипаж.
— Ага, — согласился возница.
— Туда-сюда — и дома…
— Ага…
— Как она у тебя? — спросил Гирос. — Резва?
— Чего? — не понял мужик.
— Хорошо обернемся — набавим, — пообещал Шипов,
— Ага, — сказал мужик.
Денег вперед у господ он не спрашивал — побоялся. Они уселись в дровенки, погрузили ноги в сено и покатили.
День был отличный. Солнышко едва только перевалило через небесную гору, и поэтому еще было высоко и сияло, навевая приятные, радостные мысли. Подполковник был теперь где-то там — и не видно, яркий день обещал удачу, ассигнации шуршали на груди. Дася ждала со своим самоваром, с ватрушками… Шипов глотнул и почувствовал, словно винцо скользнуло по горлу, обжигая и веселя, и тут же он зажмурился и словно откусил пирога с рыбой. Открыл глаза — мелькнул трактир, из дверей его вышел мужик, пошатываясь и озираясь.
«Те-те-те, — подумал Михаил Иванович, — уже хватанул, мезальянс этакий…»
Шипов покосился на Гироса. Амадей выглядел вполне достойно даже в своем клетчатом незимнем картузе. Нос его налился, черные волосы прикрывали высокий лоб, из-под волос поблескивали итальянские глаза. Шипов приосанился.
И снова мелькнул трактир, дверь была распахнута, из нее вышли двое мастеровых, обнялись, запели и пошли. Шипов зажмурился и налил себе целый стакан, понюхал, отхлебнул и запрокинулся. Пошла!.. Потом похрупал грибками, утерся ладошкой… Гирос вздохнул.
— Ты чего? — спросил Шипов.
— Ничего, — сказал компаньон.
Город уже кончался. Впереди виднелся овраг, за ним шло поле.
Гирос поежился.
— Ты чего? — спросил Шипов.
— Трактир, — сказал компаньон.
— Видел, — сказал Шипов. — Ну и чего?
— Мужики гуляли, — сказал Гирос. — Ничего.
В доме князя Долгорукова иди себе в буфетную, наливай чего хочешь, не спрашивай, покуда не увидели… Закусывай. После лимонной, например, хорошо холодной стерлядки. Для начала. Потом, значит, берешь еще порцию, в хрустальном бокальчике она булькает, просится… Так, теперь можно поросеночка с чесночком, ножку… хруп-хруп… Вроде бы хватит?.. Нет, давай еще одну, рябиновую, румяную, под балычок, под балычок…
И тут, как на грех, последний дом повернулся боком и здоровенный рыжий деревянный крендель закачался перед глазами путников.
— Стой! — закричал Шипов. — Стой, тебе говорят! Кобылка уперлась в снег. Шипов вывалился из дровней. Гирос за ним.
— Погоди, братец, — сказал Михаил Иванович вознице торопливо, — дай лошадке овса… Мы сейчас.
И они скрылись в дверях.
Они вошли в знакомую пахучую полутьму, и головы у них закружились от тепла, от запахов, от предчувствий. Выбрали стол поаккуратней.
«Вроде бы господа», — подумал хозяин, оглядывая вошедших. Что-то холодное пробежало у него за пазухой. Он вздрогнул: Шипов смотрел на него пристально, не отрываясь. Тогда он кинулся к столу и отер его собственным рукавом. Все в трактире тотчас перестали есть-пить, разговаривать. Душа у Шилова звенела, как натянутая струна. Он распахнулся. Гирос подхохатывал вожделенно. Был праздник.
Через мгновение стол был уставлен, и они припали к нему, не дожидаясь особой команды, тем более что жгучая влага не хотела ждать. Теперь она действительно потекла по горлышку и ледяной студень обволок язык, нёбо, душу и провалился внутрь.
В этот момент, никем не замеченный, вошел в трактир здоровенный мужик в ладном, с иголочки, новехоньком овчинном тулупе, розовощекий, черноусый. Счастливая улыбка озаряла его лицо. Не снимая смушковой астраханки, он легко прошагал мимо столов и опустился на лавку как раз напротив секретных агентов. И вот уже он тоже пил, и закусывал, и улыбался то Шилову, то Гиросу, и подмигивал им, и вертелся на своей лавке…
Через полчаса компаньоны гуляли уже вовсю, а хозяин едва успевал поворачиваться, поднося все новые и новые кушанья, хотя прежние стояли нетронутые или едва пригубленные, а он все нес и нес, подгоняемый окриками Шипов а и хохотом Гироса.
И весь трактир тоже пил, гулял, орал вместе с секретными агентами.
— Господа, — говорил Шипов, — пущай, лямур-тужур, обо мне память будет! Веселитесь, господа!.. — Трактир гудел одобрительно. — Вот, господа, как у нас с вами идет… стол широкий… всего много. (Подполковник Шеншин не очень одобрительно глядел из угла.) Ваше высокоблагородие, не велите казнить!.. Хлеб мягкий — рот большой… За сорок целковых еду для вас душу вытягивать у его сиятельства!.. За сорок целковых… — Трактир вздохнул сокрушенно. — За сорок целковых я вам служу, шерше ля фам, бог вам судья!.. (Шеншин погрозил ему с небес.) А, пропади ты!.. Вот твои сорок целковых… Михаил Иванович выхватил деньги и швырнул их хозяину. Тот подхватил ассигнации и стоял, держа их в растопыренных пальцах, не зная, что делать. Вдруг Шипов сказал очень спокойно в наступившей на мгновение тишине: — Еще по бутылочке на каждый стол… — И усмехнулся. — Секретный агент Шипов гуляет… — Трактир замер. (Подполковник Шеншин растворился.) — Меня сам его сиятельство князь Долгоруков знает… — И добавил очень тихо, словно ничего и не было, словно и не пили-ели: — Меня сам генерал-майор, се муа, Потапов к вам сюда послали…
