и, по ее словам, с парнями ее связывала только дружба и музыка. Во-вторых, ни в какую банду Френсис не вступал. И в-третьих, он просто плохо водил машину.
Узнав, что Майкл погиб, Френсис был в шоке, испытал страшное чувство вины. Но вместо того чтобы трезво оценить ситуацию и понять, в чем он виновен, он стал придумывать истории с целью обмануть следствие. Он решил, что должен быть наказан тюрьмой, чтобы искупить свою вину. А потом и сам поверил в это и теперь верит, как фанатик, и от своих слов ни за что не откажется.
***
Все мои однокурсники, получив дипломы, суетились в поисках работы. Рассылали резюме, собирали рекомендации.
Я же свои поиски отложил на неопределенный срок. Полученный диплом с золотистой печатью валялся где-то в ящике вместе с неоплаченными счетами за коммунальные услуги и первым счетом долга за учебу.
Кое-как я наскреб денег на оплату квартиры за июль. Но чем буду платить в августе, понятия не имел. В крайнем случае, продам машину. А дальше?..
Но какая разница, что будет дальше? Я думал только о Джен, что с ней.
Несколько раз позвонил ей, оставив сообщения. Но она не ответила. В госпитале она взяла отпуск на три месяца «по состоянию здоровья».
Я тогда много времени проводил в Метрополитен-музее, в залах античного искусства рассматривал мраморные бюсты великих древних философов. Размышлял, стоит ли вообще искать работу. Стоит ли помогать больным людям? Стоят ли вообще чего-то все наши усилия, поиски, попытки делать карьеру, покупки новых вещей, машин, домов? Мы опутаны страшной суетой, мелочными заботами и условностями, смешными обидами, глупыми желаниями.
Что толку бороться, напрягаться, к чему-то стремиться, если все может разрушиться в мгновение ока, если чья-то жизнь может оборваться столь бессмысленно? Если даже Любовь бессильна?!
***
А потом случилось то, во что трудно поверить.
Джен сама пошла в полицию, а затем — к следователю, который занимался делом Френсиса. Как мать погибшего, она заявила, что не будет предъявлять Френсису обвинения в умышленном убийстве ее сына.
И это не все. Как психотерапевт с двадцатипятилетним стажем, наблюдавшая лечение Френсиса в продолжение последнего года, она подробно в письменном виде дала профессиональное объяснение, почему Френсис так упорно ищет себе наказания.
И это не все.
Джен добилась, чтобы ей устроили с Френсисом свидание. Там в присутствии охранников, адвоката и священника Джен сказала ему, что не считает его преступником: «Ты должен жить, быть свободным и счастливым. Ты ни в чем не виноват. Запомни это. И постарайся мне поверить». Подошла к нему, обняла и поцеловала его!
ПОДОШЛА И ПОЦЕЛОВАЛА УБИЙЦУ СВОЕГО СЫНА.
Чтобы уберечь хоть его.
Не знаю, как этот ее поступок стал известен многим. Об этом вскоре узнали и в госпитале, и написали в городском таблоиде. И сообщили даже по местному телеканалу.
Вечером я лежал на диване в своей квартире, просматривал новости в мобильнике.
Раздался звонок в дверь, столь неожиданный, что я вздрогнул. Для почты вроде бы поздновато. Сосед, что ли, опять обкурился травой и перепутал квартиру?
Я открыл дверь и… стоял, боясь шевельнуться, чтобы не спугнуть чудесное видение.
— Можно войти? Или ты так и будешь держать меня здесь, в коридоре? — спросила Джен.
Повесив плащ на вешалку, она прошла в комнату. Постояла у окна, затем изучила висевшие на стенах знакомые эскизы.
— Я вижу, появилось несколько новых картинок, — сказала она.
— Да, ты права, — подтвердил я, поразившись ее памяти.
На ней было длинное серое платье очень свободного кроя. Черную шляпку с головы не снимала.
Села в кресло и долго молчала.
— Ты слышал новость? На прошлой неделе Френсиса выпустили из тюрьмы, с него сняли все подозрения, — сказала она.
— Да, слышал. И очень этому рад.
— Он пообещал, что сочинит такую замечательную музыку, какую еще никто никогда не сочинял, и посвятит ее своему брату — Майклу.
Я сидел на диване. Кусал губы. Хотел ей о многом сказать. О том, что я восхищаюсь ею. О том, что она — самая прекрасная женщина на Земле, о том, что…
— Выключи свет, — неожиданно попросила Джен.
Я подошел к выключателю, и после щелчка в комнате стало темно. Стоял у стены, смотрел на ее застывший силуэт.
— У меня будет ребенок, Виктор. Твой ребенок, — сказала она спокойно. — Ничего не говори. И не включай, пожалуйста, свет. Я еще не привыкла к свету, я еще в темноте…
* Непонятно, почему именно этой птице — кукушке, а не, скажем, журавлю или вороне, выпала честь угнездиться в американском психиатрическом сленге. Так, психически больного на жаргоне называют — «ку-ку»; психиатра — «ку-ку доктор»; дурдом — «ку-ку хауз» или «гнездо кукушки».
