непонятный. Что это за композиция?
– Ты когда-нибудь замолкаешь?
– Только когда сплю.
– Это «Red Lips», GTA и Sam Bruno, – с неохотой озвучивает Елисей.
– Мне нравится, – улыбаюсь я.
– Потрясающе, – совсем невесело отвечает он. – Послушаем молча?
– Ты всегда такой?
– Да.
– Мне жаль твоих друзей.
– Аналогично.
Фыркаю и отворачиваюсь к окну. А ведь я думала, будет легко. Ну ничего, это еще не конец. Хотя на сегодня, наверное, достаточно, иначе Елисей и правда начнет обходить меня за километр. Музыка тихо звучит в наушнике, одну дорожку сменяет другая. Треп действительно не так уж плох, минимум слов, максимум атмосферы. Нужно будет добавить в плейлист несколько песен, жаль, что у Елисея закрыты аудиозаписи на странице. Интересно, если я попрошу открыть их для меня, что он ответит?
«Нет!» – гремит в голове его строгий голос.
Чем ближе мы к конечной остановке, тем меньше народу остается в автобусе. Елисей отходит в сторону, но наушник не забирает. Боится, что я снова заплачу, или думает, что это гарант моего молчания?
– Лана!
Вздрагиваю и опасливо поворачиваюсь. Елисей что, сам ко мне обратился?
– Твоя остановка, – говорит он и кивает на дверь.
– Разве?
Автобус тормозит, распахивая двери, а я прищуриваюсь, глядя на Елисея с недоверием. Он ведь просто хочет выставить меня, верно? А может, мне действительно пора выходить? Что-то я запуталась.
– Ты и правда ненормальная, – вздыхает Елисей, хватая меня выше запястья, и вытягивает за собой.
– Сам такой, – бубню я, отступая от дороги, и провожаю взглядом удаляющийся автобус.
Елисей резко бросает мою руку и протягивает раскрытую ладонь:
– Наушник.
Оглядываюсь по сторонам, пытаясь сориентироваться. Катя следила за Елисеем по дороге домой, а не я. Этот район мне плохо знаком.
– Пройдешь через вот тот рынок, – Елисей указывает на крытый ангар через дорогу, – и выйдешь на улицу Ломоносова. Оттуда до клиники всего две минуты пешком.
– Чего это ты такой добренький?
– Я делаю это не для тебя, а для твоей кошки.
Ладно, раунд засчитан, и нота, подходящая для прощания. Снимаю наушник и возвращаю владельцу, скромно улыбаясь:
– Спасибо.
Он молча разворачивается и шагает дальше по улице. Достаю из кармана рюкзака бутылку минералки, чтобы промочить горло. По-моему, я молодец. Сейчас поброжу здесь минут семь и поеду радовать командира. Пытаюсь открутить крышку, но ничего не выходит. Вот же… Гневно выдыхаю и срываюсь с места:
– Эй! Стой!
Елисей запрокидывает голову и разворачивается с таким страданием, что мне его почти жаль, но не настолько, чтобы отстать. Подбегаю к нему и пихаю бутылку в руки. Он смотрит на нее, потом на меня, и почти без усилий откручивает крышку. Уже собираюсь забрать минералку, но Елисей поднимает ее и пьет сам, едва касаясь губами горлышка.
– Я хотела, чтобы ты ее открыл!
– И я открыл. – Он закручивает крышку так же сильно, как было.
– Нет! Я хочу пить! – возмущенно вскрикиваю я.
– Три шага назад.
– Что?
– Отойди на три шага. Открытые напитки и ты – несовместимы.
– Издеваешься?
– Ты сильно хочешь пить?
Сжимаю руки в кулаки и делаю три шага назад, прожигая Елисея взглядом. Он откручивает крышку, оставляя ее болтаться на горлышке, и ставит бутылку на тротуар. Ветер подхватывает темную челку, открывая высокий лоб, широкие брови и глаза. Сердце сбивается с ритма, словно я только что увидела чудо. Елисей выпрямляется и продолжает свой путь. Моргаю пару раз, возвращаясь из Страны чудес в реальность, и подлетаю к бутылке. Срываю крышку и кидаю ее вслед генералу-булыжнику:
– Ты ужасен!
С глухим щелчком пробка падает рядом с Елисеем, но он больше не оборачивается, лишь снова прикладывает два пальца к виску и салютует мне на прощание.
* * *
Он внимательно смотрит через тонированное стекло магазина на улицу, пара у остановки вызывает на лице едкую ухмылку. Они оказались еще интереснее, чем он предполагал, и это не может не радовать. Чем же все закончится? Чем? Неизвестность влечет и будоражит.
– Молодой человек, вы что-нибудь выбрали? – спрашивает продавец.
Парень поправляет козырек желтой кепки, сжимая пальцами ободранный край, и молча выходит на оживленную улицу. Запихивает руки в карманы спортивных штанов и, опустив голову, шагает следом за Елисеем. Впереди виднеется Дворец спорта, у входа в который стоит компания старшеклассников. Парень сбавляет темп и смещается ближе к дороге. Его сердце в панике тарабанит о ребра, виски сжимают железные тиски страха, а ветер приносит обрывки фраз.
– Да! Я слышал об этом фильме, он офигенный!
– Давай завтра соберем пацанов? У меня родаки сваливают на все выходные.
– Может, не только пацанов?
– Может, и не только…
Сердце бьет последним яростным ударом, а после падает на дно живота. Парень вновь прибавляет шаг, оставляя позади счастливых подростков, которые не знают настоящих проблем. Они думают лишь о развлечениях, девчонках и компьютерах, живут полной жизнью, бóльшая часть которой еще впереди. Он бы тоже так хотел, отдал бы все, чтобы обсуждать сейчас счастливые выходные в компании друзей, но его лишили этой возможности. И один из тех, кто этому поспособствовал, как ни в чем не бывало идет сейчас впереди. Идет и даже не догадывается, что его ждет в ближайшее время. Парень замирает у поворота во двор жилого комплекса, провожая тяжелым взглядом Елисея, и продолжает путь по прямой, прокручивая в голове то, что он знает и что еще предстоит узнать.
Поднимаюсь с кровати и подхожу к двери, напрягая слух. Из глубины квартиры доносится тихое бормотание телевизора. Пожалуйста, ну пожалуйста, пусть папа станет прежним. Сейчас я выйду, а он там пьет чай и смотрит вечерние новости. Собравшись с духом, я на цыпочках пересекаю гостиную, выхожу в прихожую и заглядываю через приоткрытую дверь на кухню. Папа сидит за столом, упершись лбом в сомкнутые в замок руки. Перед ним низкий пузатый бокал, а рядом ненавистная бутылка с золотой пробкой. Отступаю, крепко сжимая зубы. Сколько еще это будет продолжаться?!
Надеваю низкие черные ботинки и хватаю с вешалки кожаную куртку. Тянусь к защелке на входной двери, проглатывая колючий ком, впившийся в горло.
– Лана? – Даже голос отца теперь воспринимается как чужой.
– Я ухожу.
– Тебе нужны деньги?
Мне нужен мой папа! Верни его назад!
– Нет!
– Хорошо. Будь осторожна.
– Разумеется, – вздыхаю я, открывая замок. – Вернусь к десяти.
– Хорошо.
– Или к одиннадцати.
– Ладно.
– А может, останусь у Кати.
– Как скажешь, солнышко.
Круто разворачиваюсь и влетаю на кухню, впиваясь ногтями в ладони:
– Тебе вообще все равно, да?!
Папа поднимает голову, на его глазах пелена печали:
– Конечно,
