- О, это я знаю! Это помощник мужа, который его обкрадывает и терпеть не может меня, потому что я предостерегаю Генриха против него.
- Стало быть, он непременно расскажет о том Генриху Федоровичу? сказал смущенным голосом Аггей Никитич.
- Не думаю, - произнесла пани Вибель тоже не без смущения. - Впрочем, это мы увидим. Муж сегодня желает продолжать свои поучения, - пойдемте к нему.
Аггей Никитич пошел за нею. При входе их в кабинет старый аптекарь, по спокойно-добродушному выражению лица коего можно было догадаться, что он ничего еще не ведает, крикнул им:
- Я наконец соскучился и хочу продолжать вас учить!
- Я говорила, татко, об этом Аггею Никитичу; ты отлично это сделаешь, нам самим читать в такой жар ужасно трудно. Кроме того, мы многого не понимаем, но когда ты говоришь, из твоего голоса многое узнаешь. Не правда ли? - отнеслась она к Аггею Никитичу.
- Еще бы! - смог только ответить тот.
- Франкмасонов, - начал, не откладывая времени, поучать своих неофитов аптекарь, - упрекают, что они много заботятся о материальных выгодах своих сочленов, совершенно забывая других людей, которые бы более достойны по своим человеческим правам их покровительства. Это утверждение, в частности, может быть, иногда справедливое, совершенно ложно, насколько оно относится к масонству как союзу. Выгоды, стяжаемые франкмасонами от их союза, не материальные, ибо франкмасонство есть умственное понятие, и потому даваемые им блага - чисто духовной природы. Выгоды эти суть: спокойная совесть, узы дружбы, которые связывают благородных масонов между собою, и, наконец, благодарность сирых и бедных, которым они оказывают свою помощь. Далее, масонов упрекают, что они устраивают празднества и мотают на это деньги; но я вас спрашиваю: столько ли стоят наши умеренные трапезы, сколько издерживается на пиршества королевские, политические и иногда даже на глупо-увеселительные? В конце концов ныне многие утверждают, что существование франкмасонского союза бесполезно, ибо идея гуманности, хранимая сим союзом, разрабатывается множеством других специальных обществ. Положим, что это так; но тут не надо забывать, что цели других обществ слишком ограниченны, замкнуты, слишком внешни и не касаются внутреннего мира работающих вкупе членов, вот почему наш союз не только не падает, а еще разрастается, и доказательством тому служит, что к нам постоянно идут новые ищущие неофиты, как и вы оба пришли с открытыми сердцами и с духовной жаждой слышать масонские поучения... Впрочем, на сей раз достаточно. Я вижу, что утомил ваше внимание. Идемте пить чай!
Проговорив это, Вибель встал и пошел в столовую, забыв даже взять к себе на руки кота, который, впрочем, сам побежал за ним, держа свой обгрызенный хвост перпендикулярно. Пани Вибель и вместе с ней Аггей Никитич умышленно поотстали немного от аптекаря.
- Завтра вы не приходите к нам, - проговорила она тихой скороговоркой, - а гуляйте утром по длинной улице; я тоже выйду туда.
Аггей Никитич в ответ на это кивнул головой и, напившись чаю, не замедлил уйти домой. Пани же Вибель, оставшись с мужем вдвоем, вдруг подошла к нему и, прогнав кота, вскочившего было на колени к своему патрону, сама заняла его место и начала целовать своего старого Генрику.
- Ах, татко, какой ты умный! - говорила она.
- Умный? - переспросил с самодовольством аптекарь.
- Очень, татко, ты у меня умный, и какие мы с паном Зверевым дураки против тебя!
- Учитесь, читайте, слушайте меня, и вы поумнеете! - утешал ее аптекарь.
- Нет, кажется, мы никогда не поумнеем, - сказала совершенно как бы искренним голосом пани и затем нежно прильнула головой к плечу мужа, что вызвало его тоже на нежнейший поцелуй, который старик напечатлел на ее лбу, а она после того поспешила слегка обтереть рукой это место на лбу.
Пока все это происходило, злобствующий молодой аптекарский помощник, с которым пани Вибель (греха этого нечего теперь таить) кокетничала и даже поощряла его большими надеждами до встречи с Аггеем Никитичем, помощник этот шел к почтмейстеру, аки бы к другу аптекаря, и, застав того мрачно раскладывавшим один из сложнейших пасьянсов, прямо объяснил, что явился к нему за советом касательно Herr Вибеля, а затем, рассказав все происшествие прошедшей ночи, присовокупил, что соскочивший со стены человек был исправник Зверев, так как на месте побега того был найден выроненный Аггеем Никитичем бумажник, в котором находилась записка пани Вибель, ясно определявшая ее отношения к господину Звереву. Почтмейстер, рассмотрев этот бумажник и прочитав записку молодой пани, исполнился заметной радостью: он давно уже был ужасным ненавистником женщин, и особенно молодых!
- Я не знаю, как мне тут поступить? - спросил его аптекарский помощник.
- Никак! - отрезал ему почтмейстер. - Бумажник этот я возьму у вас и все сделаю за вас.
- Но Herr Вибель, пожалуй, рассердится, что я сказал не ему, а вам, возразил было помощник.
- А пускай его сердится; мне разве в первый раз с ним ссориться? отвечал совершенно равнодушно почтмейстер, вовсе, кажется, не думавший, что может произойти из всего этого для Вибеля, а равно и для аптекарского помощника, помышляя единственно о том, как он преподнесет пакостную весть своему другу Вибелю. Вообще преподносить подобные вести было страстью этого густобрового масона, так что он имел даже в обществе название коршуна, и многие знакомые его при встрече с ним без церемонии говорили ему: "Ну, прокаркайте что-нибудь!" - и почтмейстер почти каждый раз находил что-нибудь прокаркать. В настоящем случае он, отправившись на другой же день к своему другу, прокаркал пакостную весть в коротких словах и передал при этом как бумажник Аггея Никитича, так и письмо пани Вибель. Старый аптекарь, несмотря на свой спокойный и твердый характер, побледнел и, мрачно взглянув на почтмейстера, тоже мрачно смотревшего на своего друга, сказал:
- Это не ваше дело, и вы напрасно в него вмешались.
- А коли не мое, так прощайте!.. Расхлебывайте сами, как знаете! сказал почтмейстер и, проходя мимо помощника, не преминул и тому прокаркать:
- Вас, вероятно, выгонят!
Тот на это пожал лишь плечами и нисколько не раскаивался в своем поступке: до того сильно было в нем чувство злобы и ревности!
Целые два дня после того старый аптекарь ничего не предпринимал и ничего не говорил жене. Наконец, на третий день, когда она к нему пришла в кабинет, заискивающая и ласкающаяся, он проговорил ей:
- Отчего к нам так давно не является господин Зверев?
- Вероятно, он уехал в уезд, - ответила пани на первых порах бойко.
- Может быть, я мешаю ему бывать у вас? - спросил вдруг аптекарь.
Тут уж пани вспыхнула и растерялась.
- Для чего мяновице пан?[221] - сказала она.
- Ну, Марья Станиславовна, - отвечал ей старый аптекарь, - не будемте больше играть в жмурки. Когда вам угодно было в первый раз убежать от меня, я объяснил себе ваш поступок, что вы его сделали по молодости, по увлечению, и когда вы написали мне потом, что желаете ко мне возвратиться, я вам позволил это с таким лишь условием, что если вы другой раз мне измените, то я вам не прощу того и не захочу более своим честным именем прикрывать ваши постыдные поступки, ибо это уж не безрассудное увлечение, а простой разврат. Запираться в этом случае вы не трудитесь; у меня в руках ваше письмо господину Звереву, найденное в его бумажнике, который он уронил, прыгая через забор после тайного свидания с вами. Письмо это я уничтожаю, а бумажник передаю вам для вручения его господину Звереву.
Сказав это, Вибель письмо разорвал, а бумажник подал пани Вибель.
Та взяла бумажник и глядела на мужа вопрошающим взглядом.
- Кроме того-с, - продолжал аптекарь, - я требую, чтобы вы наняли совершенно отдельное помещение и жили бы там.
- Но на что же я буду жить там? - воскликнула пани. - Если вы со мной так поступаете, так я подам на вас жалобу, чтобы вы обеспечили меня.
Старый аптекарь грустно усмехнулся.
- Жаловаться вам будет не за что на меня, - сказал он. - Я не на словах только гуманный масон и по возможности обеспечу ваше существование, но не хочу лишь оставаться слепцом и глупцом, ничего будто бы не видящим и не понимающим.
Пани Вибель, бывшей под влиянием ее сильного увлечения Зверевым, даже понравилось такое предложение со стороны мужа, потому что это давало ей возможность видаться с своим обожаемым паном каждодневно без всякой осторожности и опасности.
- Если так, то я готова и завтра же найду себе особую квартиру, проговорила она, гордо взмахнув головой, и сейчас же потом ушла гулять, так как был двенадцатый час, и она надеялась на длинной улице встретить Аггея Никитича, который действительно давно уже бродил по этой улице и был заметно расстроен и печален.
Пани Вибель передала ему весь разговор свой с мужем.
