У переезда через железную дорогу опустился шлагбаум. Мы не успели. Сзади притормозила "четверка" с матрасами на верхнем багажнике. Куча детей в салоне. На самом верху к матрасам было привязано два стула и удочки. Дачный сезон уже закончился, а я за лето только и выезжал из города что по своим церквям. Даже на рыбалку ни разу не съездил. И осень так пройдет, останется только воспоминание, что однажды утром воздух такой свежий был, и горизонт почище казался.
- Японский-то бог! Опять торчать будем, время терять. Надо, Серега, с умом, с умом. Вот я, например, если за день кого-нибудь хоть на копейку не обставлю - все, день просто так прошел. Потерян день. Поэтому и деньги идут, и дела идут. Думаешь, у меня одни эти иконки? Да это старт, начало только. Сейчас надо магазин открывать, за товаром в загранку ехать. Спешить надо, здоровья-то ни хрена не осталось. А ты - на пенек. А этому, блин, дураку что надо еще?
На дорогу вылез с обочины мужик, постучал нам и начал показывать что-то на пальцах. Георгий Семеныч опустил стекло.
- Чего тебе?
- Командир, подбрось до поселка. Или сотку дай.
- Больше ничего не надо?
- Ну, прошу как человека, подбрось нас с товарищем. Или сотку дай.
- Иди у других проси.
Подошел товарищ с ломом в руках, а поезд - длинный товарняк - еще не прошел.
- Елки, товарищ нашелся еще. Докуда, говоришь, везти-то?
- Ну, там это по трассе, короче, недалеко. Скажем, докуда. Мужик, я прошу, отвези нас. А то машину разобьем.
Георгий Семеныч в задумчивости посмотрел на пролетающие вагоны.
- Ладно, иди с той стороны садись, у меня здесь дверь не открывается.
- А ты довезешь?
- Ну, сказал же, довезу, сейчас вот поезд пройдет, и довезу. Пусти, стекло подыму.
Прошел последний вагон. Мужик послушно убрал руку, и Георгий Семеныч поднял стекло, потом поманил мужика пальцем, и когда тот наклонился, ударил его дверцей и газанул. Шлагбаум начал подниматься, товарищ занес лом, но немного опоздал и промахнулся.
Проехали. Сразу за переездом "жигуленок", идущий сзади, посигналил фарами. Георгий Семеныч притормозил и вышел, я за ним. Водитель "четверки" тоже выбрался из машины, неясно улыбаясь в сумерках, и мотнул головой назад.
- Не попали, вроде, а? Но за такое учить надо.
- Надо, конечно. Если б поезд не прошел, то, может, и попали бы.
Мужики с той стороны переезда уже подходили. Водитель "четверки", не дожидаясь, пока товарищ размахнется своим ломом, влепил ему ботинком в промежность, а Георгий Семеныч по старинке разбил второму лицо кулаком. Оба легли на месте. Я только смотрел.
- Сейчас, ребята, погодите. - Водитель "четверки" уже достал из-под сиденья моток проволоки и вязал лежащему мужику ноги. Повернулся ко мне: Сейчас. Ты, парень, иди отвлекай эту, в будке которая сидит, железнодорожницу, а мы этих к рельсам привяжем. Чтоб знали. Давай, потащили.
Я двинулся к будке, но Георгий Семеныч поймал меня за рукав и вернул на место.
- Да брось ты, - сказал он водителю, который уже связал второго. - На хрен тебе эта пьянь сдалась, возиться с ними. У тебя ж здесь дача, наверное, недалеко, а привяжешь к рельсам, так проблемы с муса'рней себе на голову заработаешь.
- Чепуха, потащили гадов. Научим их.
- Послушай, приятель. Брось их на хрен, правду говорю.
- Да мне-то вообще по барабану. Я ж тебе помочь хотел. За такое ведь учить надо. - В голосе явно слышалась обида. - Не хочешь - не будем. Только потом они опять машины бить пойдут.
Он еще раз пнул темнеющее на асфальте тело и сел за руль. Хотел что-то сказать, но просто махнул рукой, - передумал. Из "четверки" с интересом глядели детские мордочки. Потом они проехали мимо. Мы тоже уселись в машину.
- Крутой мужичара, - сказал я.
- Сто лет такая крутизна на хрен не нужна. Привязал бы и сел. И мы бы сели. Нет, у меня твердое правило на всю жизнь - никогда не соваться против закона. Крутись, вертись там, где можно, а в такие дела не ввязывайся. Сядешь не за хрен собачий. Кто семью тогда кормить станет?
Он пристегнулся, подумал, а потом добавил:
- На закон плевать можно, только когда оборот уже большой. Понял, нет?
Когда я взялся за ремонт потолка в кухне новой квартиры, дело пошло не так быстро. Сдирать обои и плинтуса было приятнее. Потолок кухни был похож на терку - старая масляная краска вздулась пузырями и потрескалась. Она отчищалась с трудом, вместе с ней отваливались еще и куски штукатурки. В общем, я ободрал все до плиты, а потом стал шпатлевать. Поверхность получилась на удивление неровная. Тогда я решил зачистить ее наждачной шкуркой, и белая тонкая пыль покрыла всю квартиру.
С начала учебного года на время ремонта у меня в этой квартире поселились два парня из Омска. Один из них - Денис - учился со мной на одном курсе, изучал хинди, а другой был просто дэновским земляком, другом детства, и его звали Лехой. Дэн был, пожалуй, единственным, с кем я сдружился в институте. Кликуха у него была Сяопин - Дэн Сяопин, хотя на китайца он был совсем не похож, рожа сибирская. Просто так получилось, наверное, из-за того, что его Дэном звали.
Парни ругались на пыль, которая въедалась им в волосы, жаловались на сквозняки, но продолжали там жить. С приездом Аленки я уступил им опрокинутый шкаф, поскольку стал ночевать дома, и отдал одну связку ключей. У Дэна была комната в университетском общежитии, но Леху туда не пускали. А Леха хотел немного пожить в столице.
Ребята исправно поили меня пивом, рассказывали, как я их выручил, но помогать отказывались. Да я и сам не доверил бы другим людям такую ответственную работу, как отделка личных потолков будущего своего жилища. А может быть, и доверил бы профессионалам, но на это не было денег. Вообще, чем больше я влезал в этот ремонт, тем лучше понимал, что денег все равно не хватает, хотя я и зарабатывал не в пример больше, чем раньше.
В прошлом году во время больших перерывов после второй пары в университете мы с Дэном Сяопином частенько вытряхивали вместе на ладонь мелочь из карманов, чтобы купить на двоих пачку "Астры", а теперь Дэн ходил в длинной кожаной куртке и курил только американские сигареты. Они часто брали дорогое пиво и готовили себе исключительно пиццу, покупая ее в киоске замороженной. Спрашивать Дэна, откуда у него бабки, не хотелось, и я ждал, что, может быть, он сам проговорится. И он проговорился как-то после ящика "Старопрамена" на троих.
В этот вечер, ложась спать рядом с Аленкой, я сказал немного в сторону, чтобы не очень сильно дышать на нее пивом: "Подожди еще немного, я скоро получу три лимона".
Не знаю, как Сун обходился один, но нового помощника он почему-то не завел. Увольняясь от него, я пообещал свою помощь в случае необходимости ну мало ли, какая-нибудь важная встреча или что-нибудь еще, но он так и не воспользовался моим предложением. Зато я раз в месяц, может, чуть реже, наведывался к нему на ужин. Кормил он по-прежнему хорошо. И поил.
На следующий день после того, как я обещал жене три миллиона, он позвонил мне и пригласил зайти вечером. Я зашел. В его комнате за красиво сервированным столом сидели соседи - пожилая пара из квартиры напротив. Видно, он с ними сошелся от скуки в последнее время. Старичок держал на коленях аккордеон, а в руке вилку.
Сун представил меня, как всегда, немного торжественно и указал мне место за столом.
- Мои уважаемые соседи не говорят по-английски, поэтому я попрошу тебя переводить им. - Старички с уже румяными от водки лицами радостно кивали. Сун поднял рюмку: - Сегодня мой день рождения. Поэтому я пригласил тебя и их тоже. Я хотел, чтобы собрались люди, которые помогают мне в чужой стране. Я почувствовал, что советско-китайская дружба - это не просто слова. Я хорошо, хорошо почувствовал это. И поэтому я хочу выпить за советско-китайскую дружбу и за твоего деда. И за моих уважаемых гостей.
Суна немного несло, и я вдруг понял, что он пьяный. Вид у него был грустно-сосредоточенный, волосы свешивались на лоб, рубаха на боку была немного выправлена. Он речитативом произносил тост, все больше и больше повторяясь, а старички кивали. Потом старик, не дождавшись конца речи, выпил и растянул меха. Сун всем кивнул и тоже выпил.
И запел "Подмосковные вечера" на китайском языке. А дед хорошо аккомпанировал ему, только, по-моему, слишком медленно. Вообще, все это напоминало какой-то авангардный фильм или спектакль. Есть же такое кино не для всех. Я как-то видел фильм, там минут десять подряд камера едет по коридору с тусклыми лампочками, едет, поворачивает в какие-то своротки. Очень на нервы действует.
И тут то же самое. Сидит, поет русскую песню, а сам, наверное, про свой Китай вспоминает. И еще руками плавные движения делает, как будто взвешивает в руках шелковые ткани или медленно раздвигает паутину. Я знаю, что в таких ситуациях надо делать. Если уж опоздал на праздник, то надо срочно догонять, а то тоскливо станет глядеть на окружающие тебя рожи. И я стал догонять, сам себе подливая, тем более что Сун распутывал свою паутину и не ухаживал за гостями.
