Я обнял за талию одну из девушек... Комбинезон я уже снял, сидел в одних трусах в горошек. Перед самым походом Райка купила мне двое трусов. Одни на мне, другие остались на авианосце. Думаю: спасибо, Рая, в новых трусах я выгляжу достойно, а то бы ходил сейчас в драных, как Тарзан. Я тебя ни за что ударил, будем считать - для профилактики. Ну, не разобрался, я мнительный. Но и ты пойми: что же мне теперь - в этом цветнике изображать из себя верного супруга? Что обо мне могут подумать? Могут подумать - импотент, зачем тебе нужно, чтобы так думали о твоем супруге. И мне не нужно. Для политика это еще хуже, чем подозрение в коррупции. Я же тогда политический труп!
Между тем девушка уже сидела у меня на коленях, обнимая одной рукой за шею, а другой, звонко смеясь, запихивала мне в рот, как ребенку, спелые ягоды винограда. Бедра у девушки были горячие, а нежные груди прохладные, как свежий ветерок. Остальные туземцы не обращали на нас никакого внимания, жадно поглощая пищу. А некоторые пары, насытившись, уже вовсю занимались любовью, используя для упора дерево, какой-нибудь пенек, или упражнялись прямо на траве в разнообразных позах. С непривычки такая простота нравов шокирует - как собаки. А потом смотришь-смотришь и ничего, думаешь: а что такого, не будь, Валера, ханжой, секс должен быть доступен.
И еще что характерно - тут все наоборот: после акта любви мужчина обязательно сорвет с куста розу и вручит даме. Дама улыбается. А не как в Европе: сначала джентльмен преподнесет даме цветы, повесит в прихожей фуражку, а половой акт потом - когда хозяйка поставит цветы в вазу. Везде свои обычаи. И надо соответствовать обычаям народа, среди которого живешь. Хотя можно и не соответствовать, а держаться за свою самобытность. Но тогда обязательно запишут в какие-нибудь меньшинства. Вот и думай, как лучше.
Я прислушался к себе... И решил - соответствовать.
Но вдруг с ужасом обнаружил, что я не готов к любви! Девушка, сидевшая у меня на коленях, готова, стеснительно потупила глаза, а я нет, чего-то не хватает. Естественно, заволновался. В чем дело, думаю. И тут понял - в чем.
Я отодвинул девушку и бросил взгляд по сторонам. Схватил со "стола" один кувшин, другой... Дело в том, что, для того чтобы процесс пошел, мне с некоторых пор совершенно необходимо предварительно чего-нибудь выпить. Лучше коньяка, коньяк содержит дубильные вещества. А нет коньяка - не всегда бывает в продаже и не всегда есть деньги, - тогда граммов двести водки. Это уже стало для меня как зажигание для автомобиля, не выпьешь - не поедешь.
Но никаких спиртных напитков у туземцев не было... Похоже, они даже не знали, что это такое, - копченую скумбрию ели просто так, запивая апельсиновым или манговым соком. Какие-то баптисты. Но при этом такая половая активность!
Ну, а мне-то что делать?!
Девушка потерлась-потерлась об меня, засмеялась и убежала. А туземцы, как по команде, даже те, кто был занят в этот момент любовью, изумленно повернули ко мне головы. Думаю: они же меня живым в землю закопают! Зачем им нужен такой вождь, у них уже был такой. В который раз за этот длинный день моя жизнь висела на волоске. Но я успокоил туземцев движением руки - ничего, ребята, все будет о'кей, с кем не бывает. Я найду выход из положения. Винограда и других фруктов на острове в достаточном количестве. Достану дрожжи... А не достану дрожжей, буду давить виноград в какой-нибудь большой посуде, перебродит - вот уже и пять-шесть процентов спирта. Отделить спирт от сока методом испарения на огне с последующей конденсацией продукта... А сухое вино на меня не действует, от сухого у меня только заплетается язык. Что-нибудь придумаю. Живут же люди в какой-нибудь глухой деревне, куда не привозят ни водку, ни коньяк, виноград не растет, но как-то размножаются. Накидают в бочку с водой зеленых яблок еще чего-то, что растет, и через какое-то время можно пить. Две-три кружки, и порядок. Потом, правда, голова болит, а был или не был половой акт - не вспомнить. Но это и не обязательно, какое-никакое потомство все же бегает по двору. Я что-нибудь придумаю, ребята.
Но слава богу, туземцы больше не обращали на меня никакого внимания. Все разбрелись по кустам или ложились отдыхать прямо под деревьями, в тенечке. Мне нравится обычай некоторых народов после обеда два-три часа поспать, пока очень жарко. Сиеста. Потом, когда жара спадет, поужинать, поиграть на гитаре, что-нибудь попеть.
И я тоже, слегка посожалев о девушке, которая убежала, забрался в густые пахучие кусты - персидской сирени или барбариса, чего-то такого, - лег на траву, положил под голову свернутый комбинезон и закрыл глаза. Палящие лучи солнца не проникали в мое убежище сквозь плотную листву. Все исчезло, как будто ничего и не было - ни авианосца, ни моей, как оказалось, ни в чем не виноватой жены, ни голого прапорщика... Почему он все-таки лежал голый? Хотя это и понятно. Все исчезло. Но осталась печаль - я никогда не узнаю правду...
И осталось легкое сожаление о том, что, может быть, я жил совсем не там, где надо было, - не в том климате, не с теми людьми, которые бы меня по достоинству ценили, не в той общественной формации. Живут же люди - без всяких забот о пище и продвижении по службе. Но, с другой стороны, думаю, что тоже верно: где бы ты ни жил, хоть в Швейцарии, где и тепло, и деньги у всех есть, все равно жизнь пройдет, но - не так насыщенно.
Чтож ж, думаю, нет худа без добра - зато я сохранил сегодня супружескую верность. Сегодня я незапятнан, Рая: и трезв, как стеклышко, и девушку только пощупал. Наверное, после всего, что произошло с нами, ты подашь на развод, зачем тебе такой дурак нужен. Не смог дослужиться даже до майора. Выйдешь замуж еще раз. И если откровенно - мне очень жаль, что выйдешь, а не будешь скорбеть обо мне всю жизнь. Хорошие женщины - скорбят... Мне так жаль, Райка! Я тебя знаю как облупленную, видала виды, и знаю - с кем видала. Но когда мы расписались, я уже не мог представить тебя с другим. Я, когда увидел голого прапорщика, чуть не сошел с ума. Иногда думал - не выдержит сердце. А мне ведь надо было летать. Что же я сотворил с тобою и с собой, не разобравшись! А может, все-таки что-то было?.. И тогда правильно, что я за три месяца не написал тебе ни одного письма. Ты ведь тоже не написала... Теряюсь в догадках. Хочется себе что-нибудь отгрызть, но какая с этого кому будет польза. Начну новую жизнь. Здесь не пьют... Ты без меня не пропадешь - с твоими глазами и ногами. Может, наконец найдешь плейбоя. И я как-нибудь тут проживу, не беспокойся. Но ты не должна была говорить мне то, что однажды сказала! Ты думала, я был пьяный и все забыл. А я не забыл и все помню, хотя очень бы хотел забыть. В этом все и дело. Но когда находят "черные ящики" с погибших самолетов, ящики помалкивают о таких нюансах. Самолет был исправен, летчик молодой, перед полетом дул в трубку... И думай что хочешь.
Ну и ладно, подумал я, засыпая, пусть думают что хотят. Какое мне теперь до всего этого дело! Не хочу больше ни плавать, ни летать, никем не хочу стать, даже генералом. Утвердят вождем - утвердят, а не утвердят - буду жить как простой туземец: ловить рыбу и взращивать бананы. Но лучше, чтобы утвердили.
Я так наелся всяких деликатесов, что и о спиртном больше не думал, чего уж теперь - на полный желудок. Это французы и итальянцы на полный желудок пьют бургундское и кьянти, зачем - непонятно, булькает там поверх всего. Ничего не хотелось, что было странно. Я даже испугался такого отсутствия желаний, думаю - зачем мне тогда власть?
Я опять прислушался к себе и успокоился, любви все-таки хотелось. Но любви не в пошлом смысле, а в высоком, как мыслилось когда-то: петь даме серенады и целовать любимые глаза, о, мое солнце... А думать в то же время о чем-то другом было неудобно: узнает - даст пощечину.
Я уснул, как непорочный мальчик. Но я не виноват, что во сне мне приснилась та самая девушка-туземка, с родинкой на щечке, с красной розой в волосах, и у нас с ней все получилось. Я истекал горячим соком любви, она сказала классическое - что ей ни с кем не было так хорошо. Это всегда приятно слышать. Хотя было непонятно, что значит - ни с кем, такая молодая... Или у нее никого не было - до меня? И тогда все понятно. Жениться надо на одноклассницах.
Но главное, когда я проснулся после освежающего сна на воздухе, я понял, что все-таки не упал со своим самолетом в океан, потому что девушка сидела рядом со мной на траве, скрестив ноги, и терпеливо отгоняла от меня мух. Махала около лица душистой веткой. Это была ветка белой акации, вся в цветах, влажная от росы или прошумевшего только что ливня. Или ветка черемухи, неважно. Но какой ливень, подумал я, лежу сухой, может быть слегка вспотевший. И вообще, тут не бывает ливней, тут муссонные дожди, льют неделями, не переставая. Но это ничего, сиди себе в хижине у костерка, ешь заготовленные в сухое время года продукты и слушай шум дождя - по крыше, в лопухах, в капустных и огуречных грядках. Чувствовал я себя превосходно. Девушка махала и махала веткой, я у нее спросил: "Как тебя зовут? По-моему, нам пора познакомиться".
