- Несмотря на кучу недостатков, горячие сердцем, светлые духом и благородные по натуре наши соотечественники были бы способны чудеса творить, если б их не охлаждали и не успокаивали вечные снега Кавкасиони...
С е н т и м е н т а л ь н ы й (фр.) - чрезмерно чувствительный, слезливый.
Г у м а н и з м (лат.) - мировоззрение, проникнутое любовью к людям, уважением к человеческому достоинству.
Не знаю, какое по счету место занимает слово "гуманизм" в ряду первых библейских слов или в каком тысячелетии после появления на Земле человека было произнесено оно впервые, но одно для меня бесспорно: первое гуманное деяние было совершено в райском саду господом богом, когда он изгнал оттуда набедокуривших Адама и Еву и тем самым избавил их от кошмара вечного беззаботного и обеспеченного житья.
Тогда этот поступок всевышнего многими, в том числе и самими Адамом и Евой, был расценен как проявление неслыханной жестокости. Теперь же, расценивая указанное событие с позиции второй половины нашего, двадцатого века, я вижу в нем акт беспримерного человеколюбия и сострадания к ближнему. Как же иначе назвать действие творца, даровавшего Адаму и Еве радость земной жизни, наполнившего каждую их клетку кипучей кровью, вдохнувшего в их усыпленную райскими напевами и гимнами душу сладость житейских треволнений и страстей?!
За этот подлинный гуманизм, за это великое человеколюбие не раз и не два воздавал я хвалу господу богу нашему от лица многочисленных и благодарных потомков Адама и его супруги...
Что же касается сентиментального гуманизма, понятие это возникло позже, его, как и бога, выдумали люди, и, что действительно потрясающе, сие детище человеческих взаимосвязей родилось в... тюрьме...
В тюрьме жалеют всех и вся. Гулоян, например, весь день проплакал над горькой судьбой маленького героя рассказа Коркия "В соляной колыбели".
- Разве это дело? Как наши не постыдились взять в армию ребенка? Как эти сволочи - белогвардейцы посмели стрелять в него? Куда смотрели люди, когда парнишка упал с коня? Не могли помочь ему? Вот таковы вы, грузины!
- Тигран, рассказ ведь не про грузин, и потом... Тогда было такое время... Война...
- Э, брось ради бога! Всех, кто там был, следовало бы поставить к стенке! А ну полежи пятнадцать лет в соленой воде, посмотрю, как ты запоешь!..
Тигран плачет - Тигран, который, по собственному признанию, убил тонетского лесничего, даже не моргнув глазом.
В тюрьме жалеют и покойников: Лаврентий Павлович Мебуришвили, отставной (или разжалованный) майор, бывший директор кладбища, уверяет нас, что он трижды за день обходил могилы, поливал молодые саженцы на одних, проливал слезы над другими, а с надгробий знакомых покойников стирал пыль вот этим шелковым платком, который он прихватил с собой в тюрьму.
- Эй ты, кладбищенский директор, - обращается к Мебуришвили Шошиа, почему ты не говоришь о том, как у тебя обнаружили тридцать фальсифицированных могил, да еще с надписями, или как ты хоронил покойника на покойнике и безбожно обирал их близких?
- Фальсифицированные могилы, дорогой мой, я держал не для себя. Зачем мне тридцать могил? Старался опять-таки для друзей, для вас старался!.. Все мы смертны... Всякое будущее становится настоящим, затем прошедшим, и это прошедшее - наше будущее... - объясняет Мебуришвили.
- Мудришь что-то, директор! Ничего я не понял! - говорит Шошиа.
- Поймешь, когда понесут тебя, окоченевшего, на кладбище и опустят в ту самую фальсифицированную могилу! - успокаивает его Мебуришвили.
- Люди! - вопит Шошиа. - На каком основании этот человек торгует фальсифицированными могилами?
- Слушай, - прерывает его Тигран, - а что это значит фальсифицированный?
- Фальсифицированный - это означает липовый. Могила есть, есть надпись: "Здесь покоится вор Тигран Гулоян, No 23041". А на самом деле могила пуста. Понимаешь?
- Получается, он живых хоронит? - беспокоится Тигран.
- Приблизительно так... Таких липовых могил у него тридцать, их он и продавал, взятки брал... - объясняет Шошиа.
- Не верьте ему! Что он понимает, - жалкий неуч! При чем тут взятка? Что вы называете взяткой? Если я в тяжелую минуту окажу человеку услугу и тот отблагодарит меня, - это, по-вашему, взятка? А сколько я уступил могил бесплатно? Вот, скажем, придет ко мне кто-нибудь из вас и попросит хорошее место для могилы, что же, отказать ему, да? - удивляется Мебуришвили.
- М-да... Страшно, дико, но гуманно! - произносит глубокомысленно Чейшвили, глядя куда-то вдаль сощуренными глазами.
- Брось, Мебуришвили! Расскажи свои сказки другим, дураков здесь нет! Повесил на шею крест и хочет прослыть святым! Гнусный, неисправимый и бессовестный взяточник - вот кто ты такой! - вмешался Чичико Гоголь. Ему нет дела до формулы Чейшвили: "Страшно, дико, но гуманно". После инцидента с Гамцемлидзе Гоголя шесть суток продержали в карцере, и с тех пор он старается быть со всеми вежливым, но скрыть свое отвращение к Мебуришвили он не в силах.
- Гоголь, не кажется ли тебе несколько неудобным, что ты, преступник, поносишь меня в присутствии людей, ни один из которых не лучше меня? Мебуришвили, хорошо помнивший, как Гоголь избил Гамцемлидзе, произнес эту тираду вежливо и сдержанно.
- Мебуришвили, может, мне встать? - угрожающе спросил Девдариани.
- Воров я не имел в виду! - быстро поправился Мебуришвили.
- Врешь! Здесь нет человека подлее тебя, Мебуришвили! - выпалил Гоголь.
- Почему так, Гоголь? Может, ты путаешь меня с кем-нибудь? - повысил голос Мебуришвили.
- Нет, не путаю! Это ты, товарищ Мебуришвили, бывший член Коммунистической партии, наживался на горе несчастных людей, торговал могилами, а теперь повесил на шею крест, сидишь с нами и втихомолку жрешь по ночам! Что, я ошибаюсь?
- Не прикидывайся простачком, Гоголь! Для меня, как и для тебя, партийный билет на определенном этапе был средством получения хлебной карточки! А что у меня висит на шее - крест или кирпич, это мое личное дело!
- Нет, не только твое! - возразил Гоголь.
- Чье же еще? - спросил иронически Мебуришвили.
- Хотя бы мое! - ответил Гоголь.
- Слушай, кто тебя назначил посредником между мною и партией? взорвался Мебуришвили. - Нашелся борец за идеи марксизма-ленинизма! А я, между прочим, в свое время, пока меня не погубили, был настоящим партийцем!
- Это как понять, Мебуришвили, как тебя погубили? Запретили брать взятки, да?
- Я не был рожден взяточником!
- Конечно, ты всегда был безгрешным ангелом!
- Да, да!
- Знаю! Был до того честным, что даже партийные взносы платил со всего заработка, включая взятки!
- Так же, как и ты!
- А вот и врешь, Мебуришвили! Для меня партбилет никогда не был хлебной карточкой, потому что я беспартийный! И идеи марксизма-ленинизма меня никогда не занимали! Меня беспокоит другое: ты, продавший свою партию и свой партбилет за тридцать липовых могил, что же ты способен сделать со мной, со всеми нами? Ведь продашь нас, как козлят на базаре!
Мебуришвили молчал.
- Ты погубил собственную душу, а теперь хочешь осквернить и святой крест?
- Свобода вероисповедания мне дана конституцией!
- И свобода торговать богом и совестью тоже?
Гоголь двинулся на Мебуришвили. Тот стал испуганно водить вокруг глазами, ища что-нибудь тяжелое, и, не найдя ничего более подходящего, схватил стул и занес его высоко над головой:
- Не подходи! Изувечу!
- Гоголь, отстань от него! - вмешался Девдариани.
- Не суйся, Лимон! Я ведь не лезу в ваши воровские дела! - отрезал Гоголь и, повернувшись к нам, предупредил: - Если кто сунется - убью!
- Не приближайся ко мне! - взвизгнул Мебуришвили, швырнул на пол стул и бросился к двери. Гоголь настиг его, схватил своей огромной лапой за шиворот и рывком повернул к себе:
- Достань крест!
Мебуришвили повиновался.
Гоголь положил крест себе на ладонь, с минуту глядел на него, потом спросил Мебуришвили:
- Ты слыхал про десять заповедей? Заповедей Христа!
- Здесь не духовная семинария. Гоголь! - прохрипел Мебуришвили.
- Говори! - приказал Гоголь, вскинув над головой кулак.
- Не убивай! - сказал Мебуришвили дрожащим голосом.
- Не бойся, не убью, но это - пятая заповедь. Начинай сначала!
- Не прелюбодействуй!
- Это - шестая! Говори по порядку!
- Не помню.
- А евангелий сколько, помнишь?
- Чет... Четыре. Четвероглав, - неуверенно произнес Мебуришвили.
- Правильно. Четвероглав, - сказал Гоголь и, развернувшись, закатил Мебуришвили увесистую оплеуху. - Это раз, от имени преданной тобою партии! Это - два, от имени преданного тобой бога! - Гоголь во второй раз ударил Мебуришвили и сорвал с его шеи крест. - Ты недостоин носить его! Это три, от имени покойников твоего кладбища! - От третьего удара Мебуришвили пошатнулся. - А это от меня. Получай! - Огромный кулак Гоголя опустился на голову Мебуришвили. Тот жалобно замычал и упал на колени. Гоголь положил крест рядом с ним и, подойдя к двери, постучался.
