вовсе не она совсем недавно призналась в том, что ей страшно, — и уж точно не выказывала повышенной тревожности.
Зато Мэрион стало не по себе. Эта самая императорская «экзаменовка» страшила, но, сказать по чести, ее невозможно было представить. Для Мэрион король был лицом с почтового штампа или с плаката на стене, а отнюдь не живым человеком.
Герцогиня весело посмотрела на нее и осушила бокал с шампанским.
— У моей свекрови свои и весьма непоколебимые взгляды на образование! Так что готовьтесь — вероятнее всего, вас ждет обстоятельная лекция в истинно германском духе, — заметила герцогиня и, склонившись к Мэрион поближе, добавила доверительным шепотом: — А еще она жует битые бутылки и в полнолуние превращается в оборотня! [14] Я вас предупредила!
Мэрион невольно задумалась, принимает ли герцогиня всерьез хоть что-нибудь в этой жизни. Королева Мария же, напротив, всегда сохраняла строгий вид, во всяком случае, на фотографиях в альбоме миссис Кроуфорд. А Георг V всегда казался сердитым и мрачным. В прошлом году он впервые поздравил соотечественников с Рождеством по радио, вот только речь его больше походила на недовольное брюзжание. «Ни слова не понять, ну что ты будешь делать», — недовольно проворчал тогда сосед.
Мэрион велели дожидаться королевской четы в саду, и она принялась расхаживать по дорожкам, не находя себе места от волнения. Тропинка вывела ее к небольшой роще, в которой росло несколько вековых дубов, — и не случайно, ведь дуб издревле считался одним из главных символов страны. Повинуясь внезапному порыву, Мэрион опустилась в реверансе перед мощными стволами.
Она и сама понимала, сколь глуп и странен этот жест, — к тому же в высокой траве двигаться было совсем не удобно, и она даже едва не упала. Опустив голову в шутливом поклоне, она с уважением произнесла: «Ваше величество!» и присела — так низко, как только смогла.
Птицы с щебетом порхали с ветки на ветку. Их, кажется, тоже позабавило это ироничное приветствие. Вдруг Мэрион уловила звук, совсем не похожий на птичьи трели. Она обернулась и увидела, что по широким ступенькам, ведущим к лужайке, спускаются две безошибочно узнаваемые фигуры: Защитник веры [15] и его августейшая супруга. Неужели они видели, как она кланялась деревьям? На глазах у изумленной Мэрион королева Мария и король Георг, точно сошедшие с фотоснимков, неспешно, но уверенно устремились прямиком к ней.
Королева Мария оказалась удивительно рослой — она была не ниже, а то и выше самой Мэрион, — а спину держала так ровно, что можно было только позавидовать. Приблизившись, она замедлила шаг и наконец застыла, излучая высокомерное хладнокровие. Она уже не походила на ожившую фотографию — нет, то было куда более диковинное явление. На черно-белых газетных снимках ее любовь к моде прошлого века была куда менее очевидна. А вот в реальности ее лавандовый наряд поистине потрясал воображение.
Воротник доставал ей чуть ли не до подбородка, а рукава, туго стянутые пуговицами на запястьях, напоминали своей формой огромные бараньи ноги. Длинный подол доставал до самых лодыжек. Живот у нее был бесформенный, необъятный и напоминал большую подушку, которую запихнули под ткань. Шляпка-ток [16] была обильно украшена лиловыми цветами и походила на цветочный горшок. Но больше всего Мэрион поразило, что седые букли, ниспадавшие на лоб королевы, были накладными и держались на шпильках!
Серый наряд короля смотрелся куда современнее, хотя цветок белой гардении в петлице и брюки, отутюженные по бокам, а не спереди, выглядели весьма старомодно. По сравнению со своей дородной супругой он казался маленьким и хрупким. У него были большие водянистые глаза, такие же, как у сына, а вот мертвенную бледность герцог явно унаследовал не от отца. Над королевской бородой, седой, с желтыми — по всей видимости, от табака — пятнами пылал огненный румянец.
Королева подалась вперед, опершись на свой лиловый зонтик, и смерила Мэрион неодобрительным взглядом. Та торопливо и неуклюже присела в реверансе.
— Фы и есть мисс Кроуфорд? — спросила королева с сильным немецким акцентом. — Гуфернантка?
— Да, ваше величество.
Лицо у королевы было густо напудрено, а над губой темнели тонкие усики. Маленькие глазки сверкали на широком лице.
— Я придерживаюсь сфоего мнения об образофании! — заявила она.
«О, это я уже поняла», — заметила про себя Мэрион. Теперь она легко была готова поверить, что королева и впрямь жует битые бутылки.
— Лилибет надо учить истории! — продолжила королева. — И королефской генеалогии! Она должна знать фсех предстафителей Саксен-Кобург-Готской династии!
Мэрион изумленно уставилась на нее.
— И, разумеется, географии! Как-никак, империя Георга занимает большую часть земного шара!
Король, стоявший рядом с супругой, то и дело неодобрительно ворча, резко стукнул тростью о землю.
— Научите Маргарет и Лилибет красиво писать, бога ради! Больше я ни о чем не прошу! — прогремел он, и от неожиданности Мэрион аж подскочила. Напрасно она решила, будто он нежный и хрупкий. Этот человек наводил ужас. Его голос, оглушительный, сокрушающий, пронесся эхом по саду, точно отзвук страшного взрыва.
— Никто из моих детей не умеет писать как следует! — проревел он, и Мэрион тут же вспомнила рассказы о его военной службе. — Все они пишут одинаково! А я люблю, когда в почерке есть неповторимое своеобразие!
Он явно рассчитывал, что Мэрион пустит в ход бесчисленные упражнения по чистописанию, которые так любили в викторианских школах, и суть которых заключалась в кропотливой отработке безупречной каллиграфии с самого юного возраста. Вот только сегодня учителя придумали множество способов проводить уроки с большей пользой. Вместо того чтобы корпеть над прописями и зазубривать таблицу умножения, ученикам позволили самостоятельно совершать открытия! А учиться разрешили не в тесных классах, а прямо на природе: взбираться на крутые холмы, чтобы потом составить карту местности; ходить в парки, чтобы изучить местную флору и водную фауну.
Мэрион задумалась, стоит ли рассказать обо всем этом королю. Впрочем, она совсем не была уверена, что сможет произнести хоть слово. Она совсем потеряла дар речи, точно оказалась в диковинном сне — или в Стране Чудес, как Алиса из книжки.
Королева снова оперлась о зонтик.
— История — это самый фажный предмет! Куда фажнее арифметики!
— Но ведь без арифметики — никуда, — возразила Мэрион. Слова королевы настолько ее потрясли, что она не смогла сдержаться.
— Не нужна Лилибет арифметика! — заявила та в ответ, перебив девушку. — Ей федь в жизни не придется следить за семейным бюджетом!
— А поэзии вы их учить будете? — громогласно осведомился король. — Мне вот всегда нравилось стихотворение про холодную зиму [17]. Это
