увидел, как развивался этот проигрыш. Возможно, сторонники действующего губернатора и прежде не забывали вслух отметить «чисто женскую сверхэмоциональность миссис Девлин». «Опозоренная» проявлением своих искренних чувств по поводу гибели Дженни Филдз, Салли Девлин была мгновенно сочтена избирателями никуда не годной — тем более для столь ответственного поста, как губернатор штата. Гарпу стало стыдно. Стыдно за других.
— А по-моему, — сказал таксист, — как раз такого выстрела и не хватало, чтобы показать народу, что бабе с этой работой нипочем не справиться, ясно?
— Заткнись ты! Знай себе баранку крути! — разозлился Гарп.
— Послушай, золотце, — сказал таксист. — Я совершенно не обязан тут терпеть всякие оскорбления!
— Ты задница и ублюдок, ясно? — сообщил ему Гарп. — И если ты до самого аэропорта не будешь молчать, то я первому же полицейскому сообщу, что ты меня всю излапал и хотел изнасиловать, ясно?
Разъяренный таксист молча вдавил в пол педаль газа и некоторое время гнал машину так, будто надеялся, что проклятая пассажирка потребует остановиться и высадить ее.
— Если ты немедленно не сбросишь скорость, — сказал ему Гарп, — я действительно скажу первому же копу, что ты пытался меня изнасиловать.
— У, ведьма гребаная! — проворчал таксист, но скорость сбросил и до аэропорта больше ни слова не проронил. Гарп положил деньги вместе с чаевыми на капот машины, и одна монета провалилась внутрь. — У, бабы гребаные, — буркнул таксист.
— У, гребаные мужики! — рявкнул в ответ Гарп, чувствуя — впрочем, чувства у него были смешанные, — что выполнил свой долг и теперь война полов может с успехом продолжаться без него.
В аэропорту у Гарпа потребовали карточку «Американ экспресс» и попросили еще документ, удостоверяющий личность. Ну и, разумеется, задали неизбежный вопрос, что означают инициалы Т.С. Женщина-кассир явно не соприкасалась с литературным миром, а потому не знала, кто такой Т.С. Гарп.
Гарп сказал ей, что «Т» — это «Тилли», а «С» — «Сара».
— Тилли Сара Гарп? — спросила кассирша. Этой молодой женщине явно не нравился странно идущий Гарпу, но уж больно непристойный комбинезон. — Так, багажа нет, сдавать нечего, да? И никакой ручной клади?
— Нет, ничего, — сказал он.
— Даже и пальто нет? — Стюардесса в самолете окинула его презрительным взглядом с головы до ног.
— Пальто у меня нет, — сказал Гарп. Стюардесса вздрогнула, так грубо, по-мужски прозвучал его голос. — И никаких сумок, ни дорожных, ни ручных, — прибавил он улыбаясь. Ему казалось, что теперь все его имущество — это фальшивые груди, сногсшибательные буфера, которые приспособила ему Роберта; и он ссутулился, стараясь их спрятать, хотя, если честно, это было совершенно невозможно.
Как только Гарп выбрал кресло и сел, какой-то мужчина тут же пристроился рядом. Гарп выглянул в окно. К самолету все еще спешили пассажиры. Среди них он заметил ту похожую на привидение, грязноватую блондинистую девицу. У нее тоже не было ни пальто, ни ручной клади. Только тот чересчур большой ридикюль — достаточно большой, чтобы в нем могла поместиться даже бомба. Гарп сразу почувствовал присутствие Подводной Жабы — на бедре у него мелко задрожал какой-то мускул. Он посмотрел в сторону прохода, чтобы сразу заметить, где сядет эта девица, и встретил плотоядный взгляд своего соседа.
— Может быть, — со знанием дела сказал тот, — когда мы взлетим, вы разрешите угостить вас выпивкой? — Его маленькие, близко поставленные глазки прямо-таки впились в выгнутую дугой молнию на груди у Гарпа, затянутого в дурацкий бирюзовый комбинезон.
Гарпа захлестнуло странное чувство несправедливости и обиды. Он ведь не просил Роберту обеспечивать ему такое «анатомическое строение». Жаль, не удалось тихо и спокойно поговорить с этой мудрой и приятной женщиной Салли Девлин, неудавшейся кандидаткой на пост губернатора штата Нью-Гэмпшир. Он бы непременно убедил ее, что она слишком хороша для такой поганой работенки.
— Но до чего же хорош этот ваш комбинезончик! — с мерзкой ухмылкой сказал сосед Гарпа.
— Да пошел ты в задницу! — В конце концов, Гарп был сыном женщины, которая запросто пырнула ножом какого-то типа, который приставал к ней в бостонском кинотеатре — много лет назад, давным-давно.
И приставучий тип явно это почувствовал, попытался встать, но никак не мог отстегнуть ремень безопасности и беспомощно посмотрел на Гарпа. Тот перегнулся через сиденье, обдав соседа запахом отвратительных духов, которыми Роберта так щедро его оросила, выправил пряжку ремня и с громким щелчком освободил этого кретина, угрожающе проворчав прямо в его покрасневшее от ужаса ухо:
— Как только взлетим, иди сперва про… рись в туалете, милый!
Когда этот тип сбежал и соседнее кресло опустело, Гарп с вызовом взглянул на следующего пассажира, пожелавшего здесь «приземлиться», — словно на поединок приглашал. Но увидев, кто это, сразу насторожился. Она была очень худая, руки, совсем еще девчоночьи, костлявые, крепко сжимали непомерно большой ридикюль. Она не спросила разрешения — просто взяла и села рядом. Видно, сегодня, подумал Гарп, Подводная Жаба является в обличье совсем молоденькой девчонки. Когда девушка полезла к себе в сумку, Гарп перехватил ее запястье и почти ласково положил ее руку снова к ней на колени. Рука оказалась слабенькой, и никакого револьвера в этой руке не было. Не было в ней и ножа — только блокнотик, карандаш и ластик, стертый до того, что превратился в крошечный шарик.
— Ох, простите! — прошептал он.
Если эта девочка — не убийца, то он, пожалуй, знает, кто она такая. «И почему мне в жизни так часто встречаются люди с дефектами речи? — писал Гарп в одном из своих писем. — Может, просто потому, что я, писатель, замечаю вокруг только то, что звучит неправильно? Или не звучит вовсе?»
Юная ведьма с глазами-блюдцами что-то быстро написала на листке и сунула его Гарпу.
— Да-да, — устало сказал он, — я уже догадался: вы одна из джеймсианок.
В ответ девушка, закусив губу, яростно мотнула головой и прямо-таки впихнула записку Гарпу в ладонь.
«Меня зовут Эллен Джеймс, — сообщалось в записке. — И я вовсе не одна из джеймсианок!»
— Так вы та самая Эллен Джеймс? — спросил он, хотя понимал всю бессмысленность своего вопроса: достаточно было взглянуть ей в лицо, чтобы это понять. И возраст как раз подходящий — не так уж давно ее, одиннадцатилетнюю тогда девочку изнасиловали и лишили языка. Ее глаза, издали напоминавшие испачканные кофе блюдца, при ближайшем рассмотрении оказались даже довольно красивыми; просто были в красных прожилках — возможно, от хронической бессонницы. Искусанная нижняя губа напоминала крошечный ластик, который она держала в руке. Девочка нацарапала еще несколько слов.
«Я из Иллинойса. Мои родители недавно погибли в автокатастрофе, и тогда я решила поехать сюда, на Восток, чтобы
