Потом, всхлипывая, приподнялась и положила руки на грудь сыну. Появился отец, в переднике, с большим столовым ножом в руке - видно, кашеварил, - и тут же присоединился ко всеобщему всхлипыванию и причитанию. Так постояли немного, потом прошли в большую проходную комнату и вдруг, не зная, что дальше говорить, замолчали. Здесь, на свету, родители обнаружили, как изменился за десять лет их сын, сколько чужого, незнакомого в нем появилось, и от этого они, малограмотные люди, сразу вспомнили, как далеко отделен он от них высшим образованием. Сергей понял это и смутился, потому что хотел бы сразу поставить себя рядом с ними, объяснить, что никакой он там не особенный ученый, и что ученость сама по себе ничего не значит, а что ценится только талант, который не зависит от образования, но который понять гораздо труднее. Однако объяснять такое сходу глупо, и от этого он тоже молчал. Наконец на кухне что-то зашипело, все заохали, начали хвататься за голову, незлобно браниться, и так сообразили, что первым делом нужно с дороги позавтракать.
К завтраку отец намял картошки, заправленной шкворчащим салом, принес из погреба огурчиков соленых, а мать достала из специального секретера, запираемого ею на ключ, бутылку водки - нарочно держала в тайне, ждала, когда приедет погостить ее Сережка. Когда возникла надобность в рюмках, мать зло посмотрела на отца и, махнув рукой, пошла за гранеными стаканчиками на кухню.
За завтраком кое-как разговорились. Из скупых материнских рассказов понемногу вырисовывалась однообразная атмосфера здешней почти что сельской жизни. Мать говорила о том, что жизнь ихняя неуклонно дорожает, что в магазине купить, в общем, нечего, а на базаре дорого, да и на базаре уже нет того разнообразия, что было десять лет назад, правда, они со своей пенсией кроме картошки там ничего не приобретают, но, слава богу, есть огород, и этим летом она закрутила много банок смородины, и огурцы у них свои, а вот помидоры не вызревают, не хватает солнца. Но в общем она не жаловалась, живы, говорит, и ладно, спасибо за его сыновнюю заботу, за переводы. Сергей, хоть и нерегулярно, а нет-нет и посылал на родину денег. Деньги эти мать не тратила, а все собирала на книжку в сберкассе, и сейчас в этом призналась. Сергей расстроился, зря он себя успокаивал своими переводами. Потом мать рассказывала про знакомых и родственников. Сергей почти никого не помнил, но делал вид, что очень интересуется. Правда, одного таки вспомнил. Мать рассказала, что его друг детства, Юрка, сидит давно в тюрьме за ограбление в пьяном виде с тяжелыми увечьями. Начала рассказывать о школьных друзьях, но сын не проявил особого интереса к их судьбе. Сергей не любил всего, что было связано со школой. Несмотря на явные способности, с учителями был всегда на ножах, потому что не терпел принуждения даже в легкой форме. Был случай, запустил в учительницу литературы чернилкой только за то, что та требовала внимания к ее скучным урокам. Учительница видела, что он не лентяй, не оболтус, а просто она сама совершенная бездарь, от этого злилась и тиранила непокорного ученика. В результате мальчик надолго возненавидел литературу, а учительница лишилась своего любимого крепдешинового платья. С тех пор он понял, что женщины не прощают равнодушного, а тем более презрительного к себе отношения, и стороной обходил женщин, которых мог бы не полюбить. Здесь проявилось особое, свойственное их семье самомнение, своеобразный семейный эгоизм. Дети в этой семье - а у Сергея еще был старший брат, Александр, были о себе очень высокого мнения. Причем не только лично, но и друг о друге. В этом и состоит семейный эгоизм. Например, Сергей считал брата лучшим из лучших людей на свете, любил его беззаветно, с такой силой, как в будущем, наверное, уже не любил никого. И Александр боготворил младшего брата, за его оскорбление мог убить кого угодно, о чем, кстати, часто заявлял. Возможно, здесь была виновата мать, которая была глубоко уверена, что ее сыновья станут в будущем выдающимися личностями, а возможно, здесь сказывались какие-нибудь шальные гены по отцовской линии, проистекавшей от каких-то древних бояр. Так по крайней мере утверждал отец, ссылаясь на свою сестру, актрису погоревшего театра, дотошную исследовательницу их генеалогического древа.
Как бы там ни было, в рамках Северной Заставы старший брат Александр выглядел несомненно величиной. Местная шантрапа признавала в нем первостатейного лидера, о чем свидетельствовала кличка "Гарибальди". Кажется, он сам придумал себе это героическое имя и вполне его оправдывал беспримерным мужеством и великодушием. Но он не был в обычном смысле королем. Он был выше шантрапы, он был вне ее. У него был свой узкий круг друзей, что-то вроде джаз-банды, объединившейся вначале на почве музыки, а после разлетевшейся по разным концам света в поисках творческой жизни. Александр играл на нескольких инструментах, прилично рисовал, увлекался точными науками, кстати, лично был знаком с Ильей Ильичем Пригожиным и после отвел своего меньшего брата к нему в кружок. Так, запустив Сергея на орбиту научных интересов, Александр вскоре исчез из его поля зрения. Его призвали в армию. Гарибальди служил плохо. Он не мог выполнять приказы, если не понимал их или считал неправильными. От этого служба сразу превратилась в пытку для его свободного духа и, чтобы прервать ее, он попросту убегал в самоволку. Его ловили и возвращали обратно, а он все равно снова убегал. Дело дошло до трибунала, и здесь помог случай. Сидя на гауптвахте, он нарисовал на стене карикатуру на замполита. Получилось похоже, и вскоре информация о насмехательстве над высшими чинами дошла до прототипа. Замполит явился лично проверить свой портрет. Будучи человеком, не лишенным чувства юмора, он не рассердился, а наоборот, похвалил рядового и впоследствии способствовал смягчению приговора и определению художника для выполнения агитационной работы в гарнизонном клубе. Вообще, многие, познакомившись с Александром, попадали под обаяние его неукротимого характера. Ему прощали многое, и единственно только за то, что он воплощал их несбывшиеся, неиспользованные свойства души, их мечты о свободном духе, которые они предали ради личного благополучия, предали из-за неуверенности в своих силах противостоять всеобщему порядку вещей. Он же, вопреки всему, горел синим пламенем, зная, как это нравится окружающим его слабым людям. Оказалось, чтобы стать художником, необходимо иметь диплом. Что же, Гарибальди получил диплом какого-то, смешно сказать, заочного живописного института в Южном городе. Однако вскоре выяснилось жить рисованием невозможно. И он решил сначала обеспечить себя, заработав тысяч сорок-пятьдесят, купить мастерскую и предаться наконец свободному творчеству. Эта трагическая мысль пришла к нему в двадцать пять. Именно в этот момент братья после длительного перерыва встретились. Именно тогда впервые Сергей смог по достоинству оценить своего брата. Теперь он уже знал немного жизнь, повидал разного народу, в том числе и людей весьма оригинальных, отобранных жесточайшим конкурсом в столичном университете. Но, встретив брата, Сергей вдруг понял, что вот - человек, который способен так же, как и он, тонко чувствовать и глубоко понимать. Они говорили о книгах - оказалось, они любят одни и те же книги, мало того, понимают их похоже, волнуются от одних и тех же идей и вопросов, восторгаются одними и теми же местами. Разговаривая, они постоянно хватались за ту или иную книгу, открывали тут же, зачитывали любимые места и с полуслова догадывались о скрытом смысле, и без всяких пошлых объяснений продолжали развивать вскрытые проблемы, да так оригинально, так по-новому, что, наверное, и сами классики не видели этих залежей, этих горизонтов. Так они на мгновение обрели друг друга, так они поняли друг друга. Но счастье, которое испытывал каждый из них от личного общения, было не долгим. Александр уехал на заработки своих миллионов, а Сергей обратно в университет. Приезжали домой редко и никак не могли встретиться, узнавали друг о друге только через рассказы родителей, но не было дня, чтобы каждый из них не вспомнил о брате. Во всяком случае, Сергей часто вспоминал брата. Но с каждым годом думы о нем становились все чернее и чернее. До него доходили слухи, через письма и рассказы, о том, что все попытки обеспечить свободное творчество терпели крах. Шли годы, а брат все больше и больше погрязал в каких-то темных делах, все больше пил. Столкнувшись с жизнью свободных предпринимателей, шабашников, фарцовщиков, спекулянтов, Александр, вынужденный жить по их волчьим законам, постепенно превращался из романтического Гарибальди в пьянчужку, шута и растяпу. Конечно, для окружающих, людей хитрых, с алчными бессмысленными глазами. Не умея копить денег, он не мог заработать задуманную сумму. Заработав за лето тысяч десять, он приезжал в Южный город, где женился и развелся, тут же подвергался осаде алчных друзей, ненасытных женщин и просто мошенников. Недели две-три продолжались страшные, с пьянством и побоями, с развратом и приводами в милицию, беспросветные кутежи. В результате он спускал все свои деньги, и более того, влезал в новые, с унизительными процентами, многотысячные долги. Короче, Александр катился безо всякого трения куда-то вниз, где обитают люди с простыми жизненными запросами - выпить и опохмелиться.