Съемку остановили. После соответствующей команды режиссера мне помогли выбраться из могилы, дали обтереться полотенцем и набросили на меня махровый халат. Подошел Айболит и, отставив нижнюю губу и в напускной строгости нахмурив брови, одобрительно похлопал по плечу. Плечо болело от ударов сапогами, и я невольно осел и скривился под рукой Айболита. Он, видимо, принял эту гримасу за улыбку и в ответ тоже белозубо осклабился:
- Молто бэнэ, молто бэнэ!
Ко мне был приставлен ассистент, парень-итальянец из режиссерской группы: Зина, очевидно, все еще боялась после случившегося демонстрировать свою особую ко мне привязанность. Парнишка этот сначала повел меня в фургон-душевую, прихватив по дороге сухую, чистую одежду из рук Вали-костюмерши. Она успела мне шепнуть на ходу:
- Ой, хлопче, як жеж ты мэнэ налякаув!
Я вообще-то "утка" - люблю поплескаться, но никогда еще, несмотря на ноющую боль во всем теле, я не мылся с таким наслаждением. Потом подвели меня к огромным термосам. Я еще в первый день заметил, что к ним подходили только итальянцы. Оказалось, что распоряжается этими термосами наш хлопец, розовощекий низкорослый крепыш.
- Кофе, чай? - спросил он с какой-то странной, мне показалось, интонацией. Как бы ее точнее определить? Ну, этак снисходительно, что ли. А может, я просто был перевозбужден и слишком остро все воспринимал.
- Кофе, конечно, - сказал я с вызовом.
- Со сливками? Без?
- А вот со сливками!
Он молча подал стакан, я выпил его, даже вкуса как следует не ощутив.
- Давай еще в ту же посуду, - подошел я вновь к завтермосу. - Классное пойло.
- На шару и уксус сладкий, и хлорка - творог, - высокомерно усмехнулся тот, выбросил мой стакан в большой полиэтиленовый кулек и, сделав непонятную, явно нарочитую паузу, во время которой я чуть не ушел, все же налил мне новую порцию.
Тут уж я пил, смакуя каждый глоток, и думал о том, что сцену я провел очень даже ничего себе, ну просто клево. Помню, мать рассказывала, как расстреливали Тоню Зарембу, ее подругу-старшеклассницу. Как только фрицы зашли в их село под Житомиром, тут же нашлись людишки, составившие списки всех коммунистов, активистов там разных, попала туда и доверчивая Тоня. За что? Да вот когда за день до прихода немцев магазины все открыли и селяне стали все по хатам растаскивать, она в той толпе вдруг и говорит: "А давайте это всё лучше отравим, пусть фашисты лопают". Ну, ее не послушались, а кто-то в своей черной душе пометочку сделал. Вот этот "кто-то" и выдал. Когда Тоню привезли в лес и подвели к яме, она вдруг рванулась в сторону, обхватила обеими руками дерево и закричала по-девчоночьи звонко на весь мир: "Не хочу умирать! Нет, нет! Я хочу жи-и-ить!" И так она крепко держалась за дерево, будто приросла к нему. Эсэсовец никак не может оторвать, ну никак! Так и выпустил ей очередь в спину... Такая вот грустная история про Тоню Зарембу. Как эти подробности по селу разнеслись? Деревья, наверное, своими шорохами нашептали.
А кофе я пересластил: жадность фраера сгубила.
Следующий день прошел без эксцессов. Как это часто в кино бывает, когда фильм снимается с конца, сняли начало моего эпизода, первую сцену. Возле пыхтящего паровозика я прошамкал свою сакраментальную польскую фразу: "Пщекватка ест жнищчёна" - эсэсовцы схватили меня и бросили в телятник. Вот и все. И вся роль. Когда я выбрался из вагона, никто уже не обращал на меня ни малейшего внимания, и Айболит уже не похлопал по плечу со своим дежурным "молто бэнэ". Он был занят новой сценой, и вся группа суетливо выполняла его распоряжения.
Причитающийся гонорар я получил только через день. Не понимая этой задержки - как-то унизительно без конца дергать бухгалтера и вроде милостыню выпрашивать. я слонялся по городу. На одной из чистеньких пешеходных улиц купил в киоске японскую куклу для Наташки. Купил на сэкономленные суточные. Кукла славная: так здорово по-японски мяучит при перевороте, надо понимать, "мама" говорит; к ней еще бутылочка приложена с соской, во рту у нее дырочка, и эту бутылочку туда можно вставлять. А закрывающиеся круглые глазки с загнутыми ресницами немыслимой длины, а шелковые кудрявые волосики, а платье, туфли, носочки - ну просто Чио-чио-сан в детстве!
Проблема с оплатой решилась на следующее утро. Ларчик, как говорится, фомкой открывался. Просто экономный Лучано, продюсер, никак не мог взять в толк, что за мой эпизод нужно платить девятьсот баксов. Ну ладно бы американец, ну итальянец - свой родной макаронник, на худой конец, а то ведь местный актеришка, из аборигенов - и на тебе: такая цена. Мялся он, мялся, скрежетал зубами, но ничего не поделаешь: договорчик-то вот он, родненький, пришлось платить. Единственное, чем он мне отомстил, - приказал взять билет на обратную дорогу не в спальный вагон, а в обычный купейный. Ну и леший с ним!
Девятьсот моих законных, кровненьких Зина по собственной инициативе в целях безопасности - в поездах сейчас такое творится, как в гражданскую, с людей подчистую шкуру по ночам дерут - надежно затырила в трусы: заложила за подкладку в самом интересном месте и подкладку эту с двух сторон зашила. Такой вот интим с зелененькими. Кроме того, она меня снабдила ластиком, который следовало вставить ночью в дверную собачку в купе, чтобы, случись по дороге бессовестный грабеж, бандит - тварюга алчная, коварная - не смог пробраться к моей полке, под одеяло, в валютный мой тайник. Короче, экипировала меня Зизи по высшему разряду. Моей Тамарке подобное проявление заботы и не приснится. Ну и с Богом! Скатертью - дорожка, буераком - путь.
Попутчики мне достались на редкость болтливые. С самого начала они излили желчь на проводника, ушлого парня, внешне очень напоминавшего молодого Горбачева, лысоватого, но только без пятна на лбу. Он, получив с нас деньги за постели, видишь ли, не принес нам тут же комплекты, а заставил ждать и в конце концов вынудил идти за ними в его тесное купе.
Начав с проводника, мои взвинченные соседи приговорили все молодое поколение.
- Это поколение прагматизма и жестокости, - безапелляционно клеил грузный мужчина в синем блейзере с серебряными пуговицами. - Поколение нигилистов и скептиков. Изувеченное поколение, во многом, я считаю, обделенное. Но они знают слово "надо", и в определенной степени это поколение здравого смысла.
- Да уж, это точно, - раздраженно, но вполголоса поддержала пышная женщина, укладывая беспомощного сынишку трех-четырех лет. - Надо, надо, надо! Надо - себе. Только себе. В личную норку. Крысы!
Похоже, они провоцировали меня выступить адвокатом, но, во-первых, я не такой уж молодой, как им, очевидно, показалось, а во-вторых, я для того и забрался на верхнюю полку, чтобы с отходом поезда сразу уснуть и прокемарить до самого Киева. Ну и потом... синяк под глазом...
Примерно с час я ворочался, стараясь не измять мой "секрет" в трусах. Надо тебе, друг "Самсунг", по-мужски откровенно признаться, что "секрет" этот, сложенный Зиной не слишком удачно, пару раз врезался мне кой-куда своими острыми углами, вызвав легкий стон. Впрочем, стон этот не привлек внимания моих попутчиков, они, что называется, спелись, и - как это часто бывает в пути, когда пустая болтовня под стук колес ни к чему не обязывает, ибо при расставании на конечной станции все забудется, - в беседе их возникали все новые и новые темы. Их вполне устраивал ночной полумрак купе, а у меня в конце концов напрочь пропал сон. И я невольно стал прислушиваться.
Мужчина этот - москвич, бывший преподаватель строительного техникума, совсем недавно занялся бизнесом (друг сманил), теперь мотается из России на Украину и обратно (в Ивано-Франковске у него старушка мать) и пытается приторговывать стройматериалами, но дела пока идут паршиво. У его собеседницы житуха - вообще не обрадуешься. Во всяком случае, я сделал такой вывод, когда услышал со своей полки, как она после внезапной паузы в разговоре вдруг вздохнула:
- У сыночки моего церебральный паралич...
Начинающий бизнесмен в блейзере поохал-посочувствовал, и она выложила свою горькую историю. Медсестра. Но сейчас не работает: денег все равно не платят. Живет в Ивано-Франковске, а едет в Москву, везет пацана в медицинский центр для детей-церебральников, единственный в бывшем Союзе. Чтобы обслуживаться там (она так и сказала - "обслуживаться"), нужно быть гражданином России, иначе никаких денег не хватит. Слава Богу, у мужа ее дела пока худо-бедно, но все-таки идут, так он сумел ей это гражданство купить. Вот так вот, взял и купил за две тысячи баксов. И она теперь с сынишкой по полгода кантуется в Москве уже в который раз.
- Простите, а каким бизнесом занимается ваш муж, если не секрет? поинтересовался "блейзер". - У меня чисто профессиональный интерес: может, ему какие стройматериалы нужны?
- Да нет, он у меня подполковник в отставке. А это... Фонд бывших офицеров-чернобыльцев организовал...
Сынишка ее во сне застонал, и она склонилась и что-то промурлыкала ему в самое ушко.
