- Что? - не понял Петр.
- Корову, - объяснила Надя.
- Корову - в городе?
- Какой у нас город, одно название. - Надя посмотрела на Петра.
Он хохотал.
- Ты что? - не понимая еще, спросила она. - Что ты смеешься?
Петр не мог сразу ответить.
Все казалось так просто - купить корову.
Он смотрел на Надю, не зная, как ей объяснить, что ему не так уж и смешно все это, а скорее неловко от вмешательства в чужую жизнь, понятную ему, хотя и чужую.
В этой жизни были свои вопросы и свои ответы. Ответ Нади поразил его простотой, определенностью. Она говорила о самом насущном, необходимом.
Петр только и нашелся, что спросил первое, что пришло в голову:
- А сколько стоит корова?
- А тебе - зачем? - отчужденно спросила Надя.
- Так. - Петр чувствовал, что он говорит все не то. - Интересно.
Надя посмотрела на него - с обидой, замкнуто.
- Знаешь, - сказала она, - может быть, все это для тебя и смешно, но посадить бы тебе на шею троих детей без матери, узнал бы, зачем людям корова.
Она замолчала.
Молчал и Петр, понимая, что уже не успеет пробиться к ней.
Надя, отвернувшись, смотрела в окно.
Немного у них времени осталось быть вместе.
Берег приближался.
- Все правильно, - сказал он наконец. - Ты извини... Я не смеюсь. Ты права. Каждому нужна своя корова.
- Вы со мной не выходите, - сказала Надя, - а то наши мало ли что подумают. Расспросов не оберешься.
- Ладно, - сказал Петр.
- Может, увидимся еще. - Надя встала.
- Конечно, - сказал Петр. - Вот возьму и приеду...
Надя усмехнулась:
- Не приедете...
И посмотрела на Петра.
Глаза его давно уже не смеялись.
- Хотя, - сказала Надя, помедлив, - кто вас знает... Вон, видите? показала она. - Вверх по улице, третий дом, зеленая крыша.
Петр из окна "Ракеты" видел приближающийся причал.
На причале, кроме пожилого человека в белом картузе, девочки в нарядном платье и парня, примерно ровесника Нади, тоже одетого празднично, в белую рубашку с отложным воротником поверх костюма, никого больше не было.
Все они напряженно всматривались в причаливающую "Ракету".
Еще издали, заметив Надю в проходе между салонами, замахали руками, пожилой человек вскинул картуз.
Они обнимались на причале, окружив все вместе Надю, бестолково суетясь вокруг нее, разбирали чемоданы, свертки, роняли их, смеясь, что-то говоря, и снова обнимались, разглядывая друг друга.
А после пошли по набережной, мимо лодок, пароходов, торопясь домой, ни на кого не обращая внимания, счастливые, занятые лишь тем, что они снова вместе, и Надя, уходя, не обернулась ни разу.
Она была дома, среди своих, а все остальное уже не существовало для нее.
А "Ракета", на которой остался Петр, разворачивалась.
Дым от двигателей стоял над водой.
Она замерла, как бы готовясь к прыжку, и плавно тронулась, оставляя за собой старинный город на горе, церковь, причал - только лодки качнулись от волны, еще немного, и сама она исчезла за поворотом реки.
1969
* * *
Я к вам травою прорасту,
Попробую к вам дотянуться,
Как почка тянется к листу
Вся в ожидании проснуться.
Однажды утром зацвести,
Пока ее никто не видит,
А уж на ней роса блестит
И сохнет, если солнце выйдет.
Оно восходит каждый раз
И согревает нашу землю,
И достигает ваших глаз,
А я ему уже не внемлю
Не приоткроет мне оно
Опущенные тяжко веки,
И обо мне грустить смешно,
Как о реальном человеке
А я - осенняя трава,
Летящие по ветру листья,
Но мысль об этом не нова,
Принадлежит к разряду истин.
Желанье вечное гнетет,
Травой хотя бы сохраниться
Она весною прорастет
И к жизни присоединится.
