- Это ты, что ли, Иван?
- Выходи давай! - сказал ему Зуев и, обернувшись, пояснил Конькову: - В тополе большое дупло. Я устроил в нем избушку.
Парень был маленький, шустрый; он вылез и таращил испуганные глаза на Конькова.
- Не ждал нас? - усмехнулся Коньков. - Вы - Слегин Иван?
- Ага! - с готовностью отозвался тот.
Коньков заглянул в дверь: в избушке, устроенной в дупле исполинского дерева, стоял топчан, столик, табуретка и даже "буржуйка", труба от которой отходила вверх, в дыру, невидимую за огромным суком. На перекладине над топчаном висели копченые окорока, а под ним и под столом лежали перебинтованные панты.
- Шесть пантов! - пересчитал их Коньков и сказал Зуеву: - А у тебя здесь промысел налажен.
Зуев промолчал.
- Как ты здесь оказался? - спросил Коньков Слегина. - Тебя же тигр слопал?
- Какой тигр? - испуганно переспросил парень и глянул на Зуева. - Я это... Иван меня сюда послал...
- Когда?
- Да вроде четыре дня назад. Я уже здесь и дни-то перепутал.
- А ты вспомни, и поточнее! - строго сказал Коньков. - Скажи все, подробнее. И не врать!
- А чего мне врать? Я мясо не крал. Я покупал его. Вот у них, - указал он на Зуева и Кузякина.
- Как ты здесь оказался? Почему ушел из бригады?
Зуев хотел было что-то сказать, но Коньков прикрикнул на него.
- Молчать! - и Слегину: - Говорите.
- Дак ночью, значит... Они шли на лодке вверх. А я еще не спал, на косе сидел. Вот мы и договорились: обратно пойдут - мяса мне продадут. Возвращались они на рассвете. Я вышел на косу. Дали мне мяса и говорят: мол, теперь сматывайся. Почему? А потому, говорят, что шухер. Утром приедет сюда Калганов, он по нашим следам идет, и станет пытать тебя - у кого ты мясо покупал? А я говорю - не скажу. Тут мне Зуев говорит: "Дурак! Вы вторую неделю изюбрятину варите. Ведь кто-то же проговорится из рабочих. Да они уж, поди, сказали ему. Он же тут околачивается". Я испугался. А Зуев еще добавил: "Он тебя потянет в милицию за незаконную покупку дичины. Там все скажешь. И получишь срок вместе с нами". Я чуть не заплакал: что ж мне теперь делать, говорю. А Зуев мне сказал: "Заблудись в тайге дней на пять. Пройди на Медвежий ключ и поживи в моем тайнике. Возьми с собой хлеба. Остальное все там есть. Не отощаешь. А Калганов уедет - я дам знать. Вернешься к себе на стан. Скажешь: плутал". Сейчас, говорю, хлеба возьму и дам деру. Но Зуев меня остановил: "Куда, - говорит, - ты, дурень? Сперва мясо свежее спрячь. Положь его в большую кастрюлю да прикопай возле воды, не то пропадет". Это я все сделаю, говорю. И хотел за кастрюлей бежать. А Зуев меня опять остановил: "Вот еще что, - говорит. На Кривом Ручье свежие тигриные следы. Тут, мол, какой-то приблудный тигр появился. Кинь свою кепочку возле следа, а сам по ручью, по воде, топай на перевал. Оттуда спустишься к Медвежьему. Пусть думают, что тебя тигр слопал. Так будет вернее. Когда придешь в стан, еще посмеешься над своими". Я все так и сделал. А насчет того, что мясо покупал, не отказываюсь. Виноват, судите.
- А кто убил Калганова? - строго спросил Коньков.
- Как убили? Калганова? - испугался Слегин. - Когда?
- В то утро, когда ты бежал из стана.
- Я? Калганова?! Да что вы, товарищ лейтенант? - Слегин осекся голосом и всхлипнул: - Да я разве замахнусь на такого человека? Я ж совсем ничего не знаю!
- Ну? Так кто же из вас убил Калганова? - спросил опять Коньков, поочередно глядя то на Кузякина, то на Зуева.
- Не знаю, - сказал Кузякин.
- Зато я знаю, - с ненавистью смерил его взглядом Зуев. - Мы возвращались с мясом. Возле Бурунги, на косе, остановились. Я пошел домой, за женой приглядеть. А он в лодке остался. Пока я выяснял там с ней свои отношения, Калганов накрыл Кузякина. Он его и кокнул. Я слыхал выстрел. Когда прибежал - все было кончено...
- И тут выкручивается! - гневно сказала Инга.
- Чем докажете? - спросил его Коньков.
- Человек я запасливый. - Зуев прошел в свою избушку и вышел оттуда со вставным стволом, и, подавая его Конькову, сказал: - Убили Калганова из этого ствола. Проверить не трудно. Ствол нестандартный, пуля хранится у вас.
- Как он у вас оказался? - спросил Коньков, оглядывая этот вкладыш.
- Кузякин вынул его из своего дробовика и в реку бросил. А я уж потом достал его. Благо что вода неглубокая и светлая. Авось, думаю, пригодится.
- Какой негодяй! А сам вроде бы и ни при чем? Негодяй! - Инга всхлипнула и вдруг сорвала свой карабин с плеча.
- Инга! Не смейте! - крикнул на нее Коньков.
- Таких стрелять надо, как бешеных собак! - завизжала она, передергивая затвором.
Кончуга схватился за ствол и с трудом вырвал из ее цепких рук карабин.
Она зарыдала, забилась в истерике и упала на землю лицом вниз.
- Она больной немножко, - сказал извинительно Кончуга, передавая карабин Конькову. - Она целую неделю не спит... Вот какое дело.
- Инга, успокойтесь! - сказал Коньков, наклоняясь над ней. - Ведь слезами горю не поможешь. Вставайте! Пора идти.
Она не ответила, только рыдания стали судорожнее и ходуном ходили ее плечи.
- Пускай плачет, - сказал Кончуга. - Легче будет, такое дело. Вы идите. Все. Я здесь оставайся.
- Заберите панты, дверь тайника заприте, - сказал Коньков Путятину и Дункаю. - И пойдем к лодкам.
- А как насчет облавы? - спросил егерь.
- Облава отменяется. Как видите, тигр не виноват. Так что все по домам.
И они двинулись гуськом по тайге, все дальше уходя от лежавшей ничком на земле Инги и от Кончуги, сидевшего возле нее с трубочкой во рту и с карабином на коленях.
1969
