Федор Достоевский - Том 9. Братья Карамазовы

339

Бог взял семена из миров иных и посеял на сей земле и взрастил сад свой — Образ опирается на обычные библейские уподобления. Наиболее тесно, однако, он связан с евангельской притчей (см. Евангелие от Матфея, гл. 13, ст. 24, 30, 37, 39, ср. также Бытие, гл. 1, ст. 11, 12).

…не можешь ничьим судиею быти…— Ср. „Не судите, да не судимы будете; ибо каким судом судите, таким будете судимы…“ (Евангелие от Матфея, гл. 7, ст. 1–5).

Ибо был бы я сам праведен, может, и преступника, стоящего предо мною, не было бы. — Подобные мысли Достоевский развивал в „Дневнике писателя“. Ср., например: „Если он (т. е. преступник. — Ред.) преступил закон, который земля ему написала, то сами мы виноваты в том, что он стоит теперь перед нами. Ведь если бы мы все были лучше, то и он бы был лучше и не стоял бы теперь перед нами…“ (Дневник писателя за 1873 г., III. „Среда“).

…значит срок его еще не пришел, но придет в свое время…— Сходные мысли высказывал Тихон Задонский. См. об этом: Плетнев Р. Сердцем мудрые (О „старцах“ у Достоевского). С. 80.

Если же все оставят тебя и уже изгонят тебя силой, то, оставшись один, пади на землю и целуй ее…— О символическом понятии земли, могучей подательницы жизни, в творчестве Достоевского см.: Плетнев Р. Земля (Из работы „Природа в творчестве Достоевского“) // О Достоевском: Сборник статей. Вып. 1 / Под ред. А. Л. Бема. Прага, 1929. С. 153–162.

…мыслю: „Что есть ад?“ Рассуждаю так: „Страдание о том, что нельзя уже более любить“ — в мучении материальном хоть на миг позабылась бы ими страшнейшая сего мука духовная. — Рассуждение старца об аде восходит к Исааку Сирину (см.: Исаак Сирин. Слова подвижнические. М., 1858. С. 112). Ср.: Плетнев Р. Земля (Из работы „Природа в творчестве Достоевского“). С. 161–162.

…видит и лоно Авраамово и беседует с Авраамом, как в притче о богатом и Лазаре нам указано — на земле ее пренебрегши…— В евангельской притче о богатом и Лазаре и в духовном стихе на эту тему повествуется о том, как некий богач не подавал милостыни лежащему у его ворот нищему Лазарю. Когда умер Лазарь, то был отнесен ангелами „на лоно Авраамово“. Умерший же богач попал в ад и, увидев оттуда и Авраама, и Лазаря, „возопив, сказал: отче Аврааме! умилосердись надо мною и пошли Лазаря, чтобы омочил конец перста своего в воде и прохладил язык мой, ибо я мучусь в пламени сем“. Но Авраам ответил, что богач и Лазарь получили по заслугам, что между ними пропасть и ни тому, ни другому не перейти ее (Евангелие от Луки, гл. 16, ст. 19–26). Под „лоном Авраамовым“ понимается место, где, согласно христианским понятиям, после смерти успокаиваются в вечном блаженстве души праведников.

…горе самим истребившим себя на земле, горе самоубийцам! — можно бы и за сих помолиться. Самоубийство, по понятиям христианской церкви, один из самых тягчайших грехов. Церковь запрещает погребать самоубийц по тем же правилам и обрядам, что и прочих, приравнивая их к язычникам или еретикам. Слова Зосимы, обнаруживающие такую широту любви и прощения, которая не предусмотрена официальной церковью, возможно, опираются на аналогичные высказывания Тихона Задонского (см.: Плетнев Р. Сердцем мудрые (О „старцах“ у Достоевского). С. 80).

Злобною гордостью своею питаются, как если бы голодный в пустыне кровь собственную свою сосать из своего же тела начал. — По-видимому, этот образ восходит к Исааку Сирину: „Пес, который лижет ноздри свои, пьет собственную свою кровь и, по причине сладости крови своей, не чувствует вреда своего. И инок, который склонен бывает упиваться тщеславием, пьет жизнь свою…“ (Исаак Сирин. Слова подвижнические. С. 582).

…тихо и радостно отдал душу богу. — Обычная формула житийного рассказа, когда речь идет о кончине святого.

Тлетворный дух — И название этой главы, и общая ситуация, в которой небо видимо безразлично к земным делам, вероятно, восходят к стихотворению Ф. И. Тютчева „И гроб опущен уж в могилу…“ (1836):

Тело усопшего иеросхимонаха отца Зосимы приготовили к погребению по установленному чину. — 24 февраля 1879 г. К. П. Победоносцев писал Достоевскому: „Любезнейший Федор Михайлович. Сейчас был у меня о. архимандрит Симеон и привез, для передачи вам, выписанные им из книг подробности монашеского погребения, о которых он при свидании запамятовал объяснить вам“ (Литературное наследство. Т. 15. С. 135–136). Указанные выписки (хранятся в ГБЛ, ф. 93. П. 7. 93) и были использованы здесь Достоевским.

Куколь (лат. cucullus — капюшон) — монашеский головной убор.

ВоздУх — вид покрывала.

…точно ждали для сего нарочно сей минуты, видимо уповая на немедленную силу исцеления, какая, по вере их, не могла замедлить обнаружиться. — Чудеса после смерти праведника (обычно чудеса исцеления) — одно из общих мест житийного рассказа.

Дело в том, что от гроба стал исходить мало-помалу, но чем далее, тем более замечаемый тлетворный дух…— В письме К Н. А. Любимову от 16 сентября 1879 г. Достоевский этот эпизод романа пояснил так: „Подобный переполох, какой изображен у меня в монастыре, был раз на Афоне и рассказан вкратце и с трогательною наивностью в «Странствовании инока Парфения““ (XXX, кн. 1, 126; см.: Парфений. Сказание… Ч. 3. С. 63–64). В черновиках романа, однако, есть запись: „NB. По поводу провонявшего Филарета“ (XV, 199). Кончина Филарета, митрополита Московского (1782–1867), вызвала толки из-за „тлетворного духа“, исходившего от тела покойного. Тогда же сложилась эпитафия-эпиграмма:

(см.: Текущая хроника и особые происшествия: Дневник В. Ф. Одоевского 1859–1869 гг. // Литературное наследство. М., 1935. Т. 22–24. С. 237).

…на Афоне например, духом тлетворным не столь смущаются, и не нетление телесное считается там главным признаком прославления спасенных, а цвет костей их — Парфений рассказывает об обычае на Афоне откапывать кости умерших через три года после смерти: „Которых кости обретаются желтые и светлые, яко восковые или елейные, противного запаха не испущающие, а иногда и благоуханные, те признаются за людей богоугодных <…> Которых кости обретаются белые, трухлявые истлевающие, о тех полагают, что находятся в милости божией. Кости черные, овые же и смердящие, признаются за кости людей грешных. О таковых более творится поминовение, и братия молятся чтобы Господь даровал прощение грехов их. Овогда обретаются тела неистлевшие целые, но черные и смрадные, сии признаются за людей, связанных родителями или духовными отцами, т. е. находящихся под клятвою“. Об этом см. Парфений. Сказание… Ч. 2, С. 189–190; см. также Ч. 4, С. 232, 241, 245–246.

„…Они там под туркой сидят и всё перезабыли. У них и православие давно замутилось, да и колоколов у них нет“…— Колоколов не было в некоторых церквах в тех местностях, которые находились под властью Турции. Парфений пишет: „Воистину <…> церковь <…> в неволе турецкой пребывает и тяжкое несет иго <…> храмы не имеют ни крестов, ни куполов, ни звона, ни вида, ни доброты…“ (Парфений. Сказание… Ч. 3. С. 44). Но на Афоне, сообщает Парфений, „в каждом монастыре есть особенные колокольни с колоколами, и звонят когда хотят: турки не запрещают“ (Там же. Ч. 4. С. 179).

„Помощника и покровителя“ станут петь — канон преславный, а надо мною, когда подохну, всего-то лишь „кая житейская сладость“ — стихирчик малый. — Канон (греч. χανών) песнопение в честь святого или какого-либо церковного праздника, Стихира (греч. στιχηρά) — песнопение на библейские темы. Слова стихиры „Кая житейская сладость“ принадлежат знаменитому автору церковных песен Иоанну Дамаскину (VII–VIII вв.). Мотивы этой стихиры были использованы А. К. Толстым в поэме „Иоанн Дамаскин“ (1859).