- Свидетель Шапошников!
Отсутствует. И тоже справочка. Эти оба - стукачи, сочинившие для них дело. Своих они при дневном свете не показывают: нечистая сила!
Два дня шло перемывание наших разговоров: хвалили - не хвалили, клеветали - не клеветали. На второй день посоветовались где надо, и обвинитель попросил каждому из нас по 5 лет лишения свободы - больно уж мизерны были успехи судебного разбирательства. Но не выпускать же! И суд расщедрился и дал больше того, что просили: по 6 лет плюс 3 года поражения в правах. Этот довесок оказался потом, может быть, еще болезненнее, чем срок. В лагере все сидят и сидят, все - бесправные. А на воле с этим довеском на тебя все кадровики как на волка недостреляного смотрят: место было, да, знаете, занято, сплыло. Именно волчий билет! Что ж, всю шерсть пришлось ободрать об эти препоны и засады.
И там, на повале, жить как-то можно. Только вот парикмахер у меня сапожки мои армейские на воскресенье как попросил - бритвы ехал точить в женский лагерь, - так я и остался босым и все лето 1948-го ходил в лес, по болоту, в чунях с пайпаками. Это бесчеловечное сооружение описывать не стану, пусть останется в Музее ГУЛАГа (вот бы такой открыть!).
Но и в моих хромовых лес пилить - удовольствие сомнительное. Особенно в новых квадратах, куда еще только мы прошли сквозь тьмы мошкары, а из техники только пила лучковая. Гнись в три погибели, а шесть кубометров леса настриги для любимой родины.
И вот живу я, хоть и на нитроглицерине, а в сентябре может стукнуть и 77. Еще одна семерка - и портвейн!
ПЕСНЕ-ГРАФИЯ
Необычная протокольная эта глава - для меломанов, для фанатиков и статистиков. Попробую просто вспомнить песни: какие и с кем написаны, ну, хоть что вспомнится, и перечислить их чисто по названиям. Чтобы знать вам, с кем дело имеете. Конечно, это произвольная выборка, сиюминутная, потому что песен написано за сорок лет работы, может быть, и тысячи. Сам не знаю. Да и поклонюсь заодно музыкантам.
Итак, вспомним вместе:
ТЕКСТИЛЬНЫЙ ГОРОДОК
КАК ТЕБЕ СЛУЖИТСЯ?
ЛЮБОВЬ - КОЛЬЦО
ОБЛОМАЛ НЕМАЛО ВЕТОК...
ЧТО ТЕБЕ СКАЗАТЬ ПРО САХАЛИН?
КТО-ТО ТЕРЯЕТ...
ВОТ ТАК И ЖИВЕМ
С Яном Френкелем
ИДЕТ СОЛДАТ ПО ГОРОДУ
ДЕТЕКТИВ
КОГДА МОИ ДРУЗЬЯ СО МНОЙ
НА ДАЛЬНЕЙ СТАНЦИИ СОЙДУ
НАЗОВИ МЕНЯ КРАСАВИЦЕЙ
ПО СЕКРЕТУ - ВСЕМУ СВЕТУ!
С Владимиром Шаинским
А ПАРОХОД КРИЧИТ "АУ!"
УХОДИТ БРИГАНТИНА
С Никитой Богословским
ХОДИТ ПЕСЕНКА ПО КРУГУ
НА ТЕБЕ СОШЕЛСЯ КЛИНОМ БЕЛЫЙ СВЕТ
С Игорем Шафераном
и Оскаром Фельцманом
МЫ ВЫБИРАЕМ, НАС ВЫБИРАЮТ
С Эдуардом Колмановским
ЖИЛ ДА БЫЛ ЧЕРНЫЙ КОТ
С Юрием Саульским
АЭРОПОРТ
НА РУКЕ ТРИ ЛИНИИ
А В РЕСТОРАНЕ
ХОЧУ БЫТЬ ЛЮБИМОЙ
ПОГОДА В ДОМЕ
ДО СВИДАНЬЯ!
ОБИЖАЮСЬ
СЕНСАЦИЯ В ГАЗЕТЕ
И ЕЩЕ С ДЕСЯТОК ПОПУЛЯРНЫХ ПЕСЕН
с Русланом Горобцом
ПАРОХОДЫ
НА НЕДЕЛЬКУ, ДО ВТОРОГО
БАЛАЛАЙКА
С Игорем Николаевым
И ЕЩЕ ДО СТАРОСТИ 200 ЛЕТ
ПРОВИНЦИАЛКА
С Вячеславом Малежиком
БАНЯ
СЕМЕЙНЫЙ АЛЬБОМ
С Давидом Тухмановым
ПО ГРИБЫ
КАК ТЕБЯ ЗОВУТ?
КАК ХОРОШО БЫТЬ ГЕНЕРАЛОМ!
С Вадимом Гамалия
МЕЧТА СБЫВАЕТСЯ
ЗЕРКАЛО
С Юрием Антоновым
ПРОВОДЫ ЛЮБВИ
С Георгием Мовсесяном
ПЛАТОК
ПОДОРОЖНИК-ТРАВА
ЗДРАВСТВУЙ И ПРОЩАЙ!
С Сергеем Муравьевым
ХОЧУ В КРУИЗ
ВИТЕК
УЛЫБНИСЬ, РОССИЯ!
ПРИХОДИЛА ПОДРУЖКА
С Игорем Демариным
ЛЕСОРУБЫ
МОРЯК ВРАЗВАЛОЧКУ
С Аркадием Островским
ПРИЗНАНИЕ В ЛЮБВИ
С Серафимом Туликовым
ТРИ МИНУТЫ
БАРХАТНЫЙ СЕЗОН
КОРОЛЬ СОЧИНЯЕТ ТАНГО
В ЗАБРОШЕННОЙ ТАВЕРНЕ
НАКРОЙ МНЕ ПЛЕЧИ ПИДЖАКОМ
И ДРУГИЕ ПЕСНИ
С Раймондом Паулсом
ВОЗЬМИ МЕНЯ С СОБОЙ!
С Алексеем Мажуковым
РИТА-РИТА-МАРГАРИТА
СТЕНА
КАБАК
МУЖИКИ
ПРОСТИ МЕНЯ
С Аркадием Укупником
БАТЮШКА
ПОЛКОЕЧКИ
УЗЕЛКИ
С Сергеем Коржуковым
ВАРЕНИКИ С ВИШНЯМИ
С Александром Лукьяновым
ПОЧЕМУ Я СКАЗАЛА ВАМ НЕТ
Я ВАС ЛЮБЛЮ
СУДАРЫНЯ
С Игорем Азаровым
МОСТ КАЧАЕТСЯ
ПЕСНИ АНКИ-ПУЛЕМЕТЧИЦЫ
ВОСЕМЬДЕСЯТ ПЕСЕН (ВСЕ!) ГРУППЫ "ЛЕСОПОВАЛ"
С Сергеем Коржуковым
Александром Федорковым
Ильей Духовным
и Русланом Горобцом
И давайте причтем еще 80 песен, которые вылетели из памяти, извинимся перед авторами музыки и исполнителями за мою забывчивость. Так ведь в прошлой главе у нас и алиби. Помните про три семерки?
ЧУЖАЯ СУДЬБА
Что было бы со мной, к чему бы привела меня приключенческая моя судьба, если бы случайно не столкнула меня с Песней?
Одно время на Гидрострое отвечал я за снабжение - стройматериалы, железяки, бетон, цемент и всякое. Общеизвестно, что вокруг большого строительства, особенно строек коммунизма, быстренько так вырастали и теперь растут симпатичные поселки коттеджей. Да, хозяева из начальства запасались оправдательными бумажками - "куплено" и номер квитанции.
А ведь все прекрасно понимали, что прилипло казенное, по-пафосному общенародное! И оступись я хоть полраза с моими шиферами и кровельными железами, растворился бы навсегда, как в соляной кислоте, на свежем таежном воздухе ГУЛАГа.
Сидел со мной один бывший офицер, военпред в начале войны, по имени Феликс. Принимал себе в скромном звании самолеты с госзаводов, разумеется, в тылу. И как-то за выпивкой, а мог вполне и без выпивки, сказал: "Американцы это друзья до первого милиционера! Какие они нам друзья?"
Как это стало известно органам, СМЕРШу - ума не приложу. Ведь всего человек пять и слышали! Скорей всего все пятеро наперегонки и настучали.
А дальше - наручники, трибунал, "Выражал неверие в прочность антигитлеровской коалиции" - и червончик. Было это в 1943 году на Кубани. А в 1946-м, кажется, уже в Фултоне Черчилль выступил со своей поджигательской речью и полностью подтвердил слова моего старшего лейтенанта.
Ну, выпускайте этого провидца из ваших лагерей, орден ему - он же как в воду глядел, ясновидящий, он же вас преду-преждал! Какой там! В это время он дошел уже от пеллагры и лежал в морге, холодненький, и нашел в себе силы, счастливец, пошевелить рукой при поверяющих: живой! Его в больничку, прикормили, хвойным отваром отпоили, и стал парень экономистом. Я чужие судьбы стараюсь не описывать, но пишу о нем как бы в проекции на себя.
А экономист в лагере - элита, близок к самому начальнику, цифры наверх передает: столько-то лесу нарубили, столько-то вывезли. Жонглер: может все показать, может заначку оставить, а то и вовсе стоящий на корню лес в победную реляцию пятилетки оприходовать.
В общем, остаток срока, до 1952 года, этот, предсказавший, что американцы - суки, господин провел в лагере безбедно и, провожаемый дружескими платочками из контор-ских окошек, убыл на волю. Устроился быстро техноруком в какую-то артель и за свою, за чужую ли ловкость рук схлопотал еще ровно десять лет сроку. Итого - двадцать лет лагерей для одного, скорей всего, ни в чем не виноватого человека, не много ли?
Ну почему он не начал писать песни? Ну, написал бы сначала "Текстильный городок", а потом бы "Как тебе служится?" А там, глядишь, и пошло бы. Более или менее полный список песен смотри в предыдущей главе.
Нет, Господь Бог выбрал другого человека для этой миссии. А это, друг мой Феликс, не нашего ума дело!
ДВА ПОРТРЕТА
Комендантский лагерный пункт Усольлага упоминался мной в связи с моей романтической историей: Тала Ядрышникова. Там, кроме художественной мастерской, была еще Центральная культбригада - профессиональные артисты и музыканты (совсем недавно в ней сидел будущий Сталин, артист Алексей Дикий) и несколько бригад на подхвате для работ в городе. Туда же этапировали попозже и артистов разогнанного еврейского театра Михоэлса.
В Соликамске сидели счастливцы до той поры, как наставала и их очередь отправляться почти на верную погибель в тайгу, как в топку.
В нашей художественной мастерской, кроме пяти-шести профессиональных живописцев во главе со знаменитым Константином Павловичем Ротовым, была еще мастерская игрушек из папье-маше: куклы, лошадки-качалки и прочее. Этот товар марки "Усольлесотрест", а также копии картин для продажи в изосалонах областного города Перми ("Рожь" и "Медведи" Шишкина, "Девятый вал" Айвазовского) требовали товарного вида - соответственной упаковки.
Упаковщиком работал некий Елизар Нанос, ростовский еврей, бело-розово-лысый, с тонкой кожей, нос горбинкой, сероглазый, с жидкой, никогда не бритой растительностью. Окончив где-то в Литве религиозную школу, куда отдавала еврейских детей вся Россия, он хоть и работал экономистом, был авторитетом в синагогальных кругах города Ростова.
Свои первые 10 лет он схлопотал у наших щедрых хозяев еще до массовых репрессий тридцать седьмого, а когда почти все их отмотал, был зван чуть ли не на самый верх, и была ему предложена свобода и должность Главного еврея. "Я свой народ не предаю", - ответил этот неуступчивый человек. И писарь выписал ему следующий червонец. Тут я, как неофит, и мог его наблюдать.
