господи.
Но, смеясь над сутулым одиноким человеком предпенсионного возраста, коллеги даже не подозревали, какой огонь полыхает в его душе. Все думали, что природа обделила его способностью к страсти, как кого-то лишает зрения или слуха. И ошибались.
Никанор Иванович, храня внешнее спокойствие, был снедаем изнутри огнем. Это был огонь ненависти. Не к человечеству вообще, а к его отдельному представителю. Точнее, к Тихону Ерофеевичу.
Дело в том, что когда-то еще молодой Тихон попал в отдел, возглавляемый Никанором Ивановичем. Новый сотрудник покорил сердце шефа своей старательностью и вниманием к деталям. Он буквально вгрызался в документы и постоянно бегал к Никанору Ивановичу за советом. Наставнику было приятно осознавать свою опытность, он с радостью помогал Тихону.
Как-то Никанор Иванович обмолвился, что любит песню из кинофильма «Весна на Заречной улице». Там были такие проникновенные слова про заводскую проходную, «что в люди вывела меня». Когда Никанор Иванович пел эту песню, ему казалось, что он проработал на заводе всю жизнь, и что тяжелый физический труд сформировал его гордую осанку. Ведь вовсе не обязательно петь, стоя перед зеркалом.
На очередном дне рождения, когда коллеги заставили Никанора Ивановича проставиться, то есть купить халявное бухло и закуску, все шло как обычно. Пара дежурных тостов за здоровье юбиляра, а потом горячее обсуждение всего, что даже отдаленно не связано с ним. Ругали сборную по футболу, хотя Никанор Иванович любил хоккей, и договаривались взять в аренду яхту, даже для приличия не приглашая его в команду. Но тут встал молодой сотрудник Тихон. Он постучал вилкой по рюмке и жутко покраснел. В тишине, прерываемой икотой сотрудника, которого прочили в шкиперы арендованной яхты, Тихон сказал:
– Я хочу еще раз поздравить Никанора Ивановича с днем рождения и подарить ему песню.
По душной комнате прокатился шепот удивления. Тихон покраснел еще сильнее.
– Это любимая песня моего отца. Я надеюсь, что она понравится Никанору Ивановичу, потому что он мне как отец.
Будущий шкипер снова икнул, на этот раз с оттенком изумления.
Тихон запел дребезжащим от волнения голосом. И про заводскую проходную, что в люди вывела меня, и про тот перекресток, где с любовью встретился своей. Когда он закончил петь, шкипер перестал икать, оглушенный силой искусства.
Никанор Иванович прослезился и как-то неловко поцеловал Тихона. Он хотел поцеловать его, как сына, но не имел соответствующего опыта. Чтобы замять неловкость, он много выпил в тот вечер.
Дома, будучи не вполне трезвым, а точнее, откровенно пьяным, он решил поговорить с кошкой. Той самой, которая потом родит Мусю.
– Вот видишь, а ты говоришь… Дети! А что дети? Пшик, и нет их. Потому что поверхностные. А тут родная душа… Тишечка, сынок! – И он заплакал пьяными слезами.
Вскоре в соседнем отделе место начальника оказалось вакантным. Прежний поспешно ушел на заслуженный отдых, не дожидаясь, когда россиян осчастливят повышением пенсионного возраста. Многие светлые головы затаили надежду. Они демонстрировали руководству инициативность и исполнительность. И даже втягивали живот, намекая на здоровый образ жизни. Но все напрасно.
Неожиданно для всех начальником отдела был назначен молодой сотрудник Тихон Ерофеевич. Многие к тому моменту даже не знали его отчества. Пришлось выучить.
Этому странному решению предшествовал визит Никанора Ивановича к начальнику департамента, где он поклялся своим опытом и знанием жизни, что молодой Тихон не просто справится, а удивит всех. Что в нем зарыт управленческий талант, который пришло время отрыть.
Руководство подумало и решило утвердить креатуру Никанора Ивановича. По большому счету все сотрудники одинаковые, все инициативные и исполнительные, все ведут здоровый образ жизни. Кого выбрать? А тут появляется блестящая возможность свалить вину на Никанора Ивановича, если новый начальник отдела не справится.
Но он справился. Отдел под его руководством жил, как прежде, однако качество отчетов о проделанной работе резко повысилось. Тихон умел произвести впечатление. Пару раз, правда, он откровенно передергивал карты, выдавая желаемое за действительное, но никто не замечал. Кроме Никанора Ивановича. И тогда тот по-отечески, на ушко подсказывал Тихону, что есть проблема. Молодой начальник неистово благодарил, тряс руку и говорил, что это все от недостатка опыта. И что отец не сделал для него столько, сколько Никанор Иванович.
Тот приходил домой и рассказывал кошке:
– Вот и говори после этого… Кровь – не вода… Глупость. Самая что ни на есть вода и есть. Взять тех же племянников, пустые головы. А тут прямо себя в молодости вспомнил.
Кошка не спорила. Ее давно стерилизовали, поэтому проблема отцов и детей ее не волновала.
Словом, все складывалось хорошо. Тихон Ерофеевич зарекомендовал себя с самой лучшей стороны. Неудивительно, что, когда образовалась вакансия уровнем выше, ему предложили ее занять. Он не отказался.
Никанор Иванович специально задержался на работе. Он знал, что в этот день решается вопрос с повышением Тихона. Сейчас тот поговорит с руководством, они пожмут руки, и официальная часть на этом завершится. Дальше начнется неофициальная. Никанор Иванович был уверен, что Тихон зайдет к нему в кабинет, чтобы посидеть за рюмкой чая, поговорить, рассказать, как все прошло. Однако Тихон не зашел.
Это, конечно, огорчило наставника, но не сильно. Значит посиделки переносятся на завтра. Никанор Иванович убрал сыр и ветчину в холодильник, который скрывался за книжным шкафом, и пошел домой.
На следующий день все повторилось. Сыр стал загибать края, а ветчина изменилась в цвете. Но Тихон все не шел.
Огорченный Никанор Иванович не знал, что и думать. Может, у Тихона завелась девушка и он к ней спешит? Это можно понять. Никанор Иванович сам был молодым, давно, правда, но все же что-то еще помнил.
Улучив момент, когда всезнающая секретарша Зоя окажется одна, Никанор Иванович как бы между прочим спросил:
– Все цветешь?
– Было бы для кого, – фыркнула Зоя. Она была стервой.
– Прямо уж и не для кого. Вон какие мужики вокруг. Того же Тихона Ерофеевича взять. Или он занят? Другая тебя опередила?
Зоя неприлично скривилась и произнесла странную фразу:
– Он вообще не по этой части.
– В смысле не бабник? – обрадовался Никанор Иванович.
– В смысле не с бабами. – И Зоя многозначительно фыркнула.
До Никанора Ивановича не сразу дошел смысл, который пыталась донести до него Зоя. Но все же дошел. Он округлил глаза и по-бабьи прикрыл рот ладошкой.
– Вот-вот, – продолжала Зоя. – И я о том же.
Никанор Иванович знал, что такое в природе и в обществе встречается. Но чтобы вот так рядом! А он еще и целовался с ним, типа по-родственному, как с сыном. Никанор Иванович брезгливо отер губы и покинул Зою.
Дома он скормил кошке сыр и ветчину. На душе было погано.
– Как таких на государственной службе держат? – спрашивал он у кошки. – Ну ладно в шоу-бизнесе, там без этого никак, но тут-то… Сталина на них нет.
После этого он
