Ознакомительная версия.
После коктейлей отправились гулять в парк и разошлись парами по разным аллеям. Борис и опомниться не успел, как оказался наедине с курносой.
Они шли по темной аллее, над ними поскрипывали высокие сосны, где-то неподалеку играла музыка. Борис молчал, он был в неслыханном судорожном волнении, в смятении, в ознобе. Девица шла чуть впереди. Она действительно была высокой, примерно ему по грудь, и крепкой, ладной, эдакой спортивной кобылкой с выделяющимися икрами. Она тоже молчала отчужденно, а может быть, и враждебно, может быть, она злилась на подруг, поставивших ее в такое идиотское положение.
Они шли и шли по темной аллее, и Борис совсем уже пришел в отчаяние -он не видел никакого выхода из этой молчаливой прогулки, да и вообще он впервые гулял с девушкой в парке.
- Может быть, немного посидим? - наконец выдавил он. Девица тут же резко повернула к скамье и села, запахнув плащ.
Борис осторожно присел рядом. Скамья угрожающе качнулась под его тяжестью.
- Сигареты у вас есть? - спросила девица.
- Я не курю, - ответил Борис. Ему стало жарко.
Девица плотнее запахнулась в плащ, положила ногу на ногу. Плащ у девицы был короткий, а юбка и того короче, и бедро оголилось почти наполовину. Лицо же у девицы было намеренно каменным, замкнутым, что было в общем-то смешным при ее курносости.
Борис сцепил пальцы своих огромных рук, сжимал, разжимал, жалко улыбался.
- А вы... (о, боги, боги детства, пузатый слоник, когда я был маленьким)... а вы, что же... (внезапная смелость, влияние морского ветра, долетевшего сюда из бескрайних лохматых просторов)... вы, значит, тоже... (ай-я-яй, как такого крокодила только мама уродила - или точнее - не в мать, не в отца, а в проезжего молодца)... вы... э... э... тоже, значит, уже... (о, ужас, воробушка, воробушка)... как-то... (ужас, крушение, при повороте тела разбил чайный сервиз)... так сказать... (сколько вообще разбил посуды) ... вы, значит, тоже... (ложный драйв с угла и два гигантских шага к щиту) ... тоже в баскетбол играете?.. (бросок - два очка!).
- Ой умру, - сказала девица в сторону и чуть повернулась к Борису. - Да нет, раньше играла, а сейчас поступила в училище живописи и ваяния и со спортом покончила, не до этого.
- Значит, вы художник?! - воскликнул Борис, восхищенный обилием слов, вылетевших из ее уст и восхищенный уже самой особой художницы.
- Будущая, - сказала девица и кашлянула. - Курева, значит, нет?
- Знаете, это моя мечта - стать художником, - заговорил Борис, - я очень люблю рисовать, и находили вообще-то способности и...
- Серьезно? - девица заинтересованно задрала голову, взглянула Борису в далекое, высокое лицо, маячившее среди ранних звезд.
"А голова у него красивая, - может быть, подумала она вдруг, - только целовать его с лесенки надо".
Борис тоже повернулся к ней, но слишком неосторожно - скамейка разъехалась и рухнула, и оба они оказались на земле.
Взрыв адского хохота раздался из-за кустов, и выскочили кривляющиеся фигурки, заплясали вокруг, визжа, хрюкая, улюлюкая. Борис ушиб спину, завяз в декоративном кустарнике, он с трудом поднимался, а когда поднялся, увидел, что светлый плащ мелькает уже далеко - девица панически убегала, а вокруг приплясывали хохочущие фигурки и подбегали новые.
- Что за шум, а драки нет?
- Ой не могу, ой сдохну, ой, ребята, он тут с Галкой Виницкой обжимался! - верещал вертлявый паяц, и Борис узнал того, кому он сегодня на улице "ногу сломал".
- Не обжимался! Не ври! Подлый! - закричал Борис и бросился на него.
Паяц припустил по аллее, но Борис быстро его нагнал и схватил за шиворот.
- Зачем брешешь? Зачем подсматривал?
- Ой, дяденька, пусти, - скулил паренек, извиваясь и тараща глаза в неподдельном страхе.
Какой я тебе дяденька? - пробормотал Борис, смущенный его страхом.
Пусти меня, юный гигант, - умолял паренек. - Пусти, я у мамки один.
Борис отпустил его. Подбежали какие-то люди, возмущенно стали кричать на паренька, стыдить его за хулиганское поведение.
- Все понимаю, - сказал паренек. - Все понял, товарищи. Это будет для меня хороший жизненный урок.
Он сгорбился, поднял плечики и ушел, шаркая подошвами, покаянно шмыгая носом.
Борис тоже выбрался из толпы, свернул с аллеи и пошел по узкой тропинке, по склону холма, под которым текла ночная река, отражающая беспокойные огни порта.
Он остановился возле огромной сосны, прислонился к ее корявому боку, понюхал кору - пахло смолой, нагретым летним лесом. Сосна, многоярусная мачта, уходила высоко в небо, чуть покачивала вершиной, как бы пытаясь повернуть звездное небо. Борис вдруг почувствовал наслаждение от своей малости перед этой сосной. Ведь что такое для этой сосны излишек его роста, каких-то жалких пятьдесят сантиметров, возвышающих его над средним человеком? А есть в мире вещи и более огромные, чем эта сосна. Например, вся земля. Солнце. Гигантские звезды. Галактика. Наша галактика, одна из бесчисленного множества галактик. Господи, а вся вселенная! А... Дальше не надо.
Борис снял брюки, стащил через голову куртку тренировочного костюма, сшитого по специальному заказу трикотажной фабрикой родного города. Подпрыгнул несколько раз на месте, пружиня ноги.
- Почему гематома на спине? - резко спросил Грозняк.
- Поскользнулся на лестнице, - промямлил Борис.
- Иди разминайся, - сказал Грозняк.
Борис вышел на площадку - гул на трибунах сразу усилился. Он обернулся и увидел Грозняка, который смотрел ему вслед с застывшей странной улыбкой. Может быть, в этот момент он уже видел будущее Бориса, его превращение из розовощекого гиганта-мальчишки в жилистого боевого коня мировых баскетбольных ристалищ, может быть, он уже видел в этот момент усталую, пустую и равнодушную голову тридцатилетнего Бориса, покачивающуюся над разноязыкой толпой в мировых столицах, может быть, в этот момент резко и болезненно завидовал ему, как завидовал всю жизнь баскетбольным асам, а может быть, он и жалел его.
- Давай, давай! - крикнул Грозняк, стряхивая мгновенное оцепенение.
Борис побежал к своим, которые уже разминались, крутили "восьмерку", годную в нынешние времена только лишь для разминки, и разом прыгали, когда мяч отскакивал от кольца после дальнего броска.
Напротив крутили стремительный хоровод литовцы. Борис сделал бросок со средней дистанции, попал и покосился на литовцев как раз в тот момент, когда Валдонис в прыжке - сверху на манер Чемберлена заколачивал мяч в корзину. "Ого, - подумал Борис, - вот это будет спарринг!"
Грозняк подошел к тренеру литовцев Кановичусу, пожал ему руку.
- Ну, удружил ты мне, Грегор, - сказал он, кивая на Валдониса.
- Ответный подарок, Гера... Всего лишь ответный подарок, - улыбнулся Кановичус.
- Твоему сколько лет?
- Восемнадцать.
- А моему еще не исполнилось. Не поверишь, кораблики рисует, каравеллы там всякие, бригантины...
- А Юстас марки собирает.
- Да ведь пацаны же...
- Что думаешь об игре?
- Сегодня отдадим вам очка три, а в финале обыграем.
- Я тоже так думаю, - вздохнул Кановичус.
Разминка окончилась, а через минуту по свистку на площадку вышли стартовые пятерки - Шавлатов, Ляхов, Зубенко, Филимонов и Каджая, а с другой стороны - литовцы с замыкающим "столбом" Валдонисом.
Литовцы рявкнули свой "свейкс" и улыбнулись. Борису показалось, что улыбка Валдониса предназначена лично ему. Он тоже улыбнулся и в последний раз посмотрел на трибуны, где, он знал, сидят сейчас и его вчерашний обидчик, и курносая Галя Виницкая, и сотни других людей, вчера глазевших на него, как на слона. Потом он все вчерашнее забыл и вообще забыл всю свою жизнь, вышел в центр, пригнулся, прыгнул, прыгнул чуть раньше Валдониса, почувствовал, как мяч плотно лег ему на ладонь, швырнул его с высоты бешено рванувшемуся Шавлатову, а тот сразу перебросил на выход реактивному Каджая, и мяч влетел в корзину литовцев.
Матч закончился почти так, как предсказывал Грозняк: литовцы выиграли, но не три очка, а всего лишь одно. Юный гигант Филимонов принес своей команде 15 очков, а юный гигант Валдонис - 16.
Они всю игру провели рядом - держали друг друга на прессинге, финтили, обманывали, прыгали у щитов, и когда они разом прыгали и зависали на мгновенье в воздухе, это было очень красиво, потому что исчезала диспропорция, и просто в воздухе висели два атлетически сложенных юноши.
Борис нарочно очень долго принимал душ, пока все не ушли. Когда в душевой затихли сердитые голоса товарищей, он оделся и вышел в парк. Сел на скамью под душистой липой, никого не стесняясь, вытянул ноги. Никогда он так не изматывался, как после этого спарринга с Валдонисом.
Конечно же, его окружили. Он подписал десятка два автографов, потом болельщики отошли на приличное расстояние. Мимо по аллее с группой подруг прошла смущенно хохочущая Галя Виницкая. Сердце заколотилось, взгляд отвлекся в небеса, в зеленые небеса с вечерними розовыми корабликами, потом опустился на скульптуру спортсменки, которая была ростом с него, у которой были большие потрескавшиеся гипсовые груди и совсем облупившийся, хотя все еще мощный живот.
Ознакомительная версия.
