"...Времени у меня тоже очень мало, и поэтому мне даже не хватает времени вовремя ответить на твое письмо. У нас тоже в субботу был вечер "Осенний бал". Меня еще выбрали в радиоузел комментатором. По воскресеньям радиоточки проверяем. То включим очень тихо, то очень громко, вот и бегаешь... У нас на реке уже лед. Навигация закончилась, река встала. Снег уже выпадал, но все тает. Выпал ли у тебя снег? Марина".
"...Почему не пишешь? Мишке написал два письма, а мне - ни одного. Мишка стал ужасным психологом. Очень неуравновешенный. Это письмо я тебе пишу вечером. Даже Ларисе ты и то написал, а мне обещал писать и не пишешь. Когда ты приедешь? Если можешь, то приезжай осенью, зимой, весной и, естественно, летом. Если не можешь приехать осенью и весной, то приезжай зимой и летом. Сегодня мы отрясли яблоню с китайскими яблоками. Привет тебе от Чижика. Коловорот я так и не нашла. Ну, до свидания. Марина и Чижик".
Недавно я нашел фотографии того лета. По дате на обратной стороне понял внезапно, что прошло тридцать лет. Такого быть не может, но семьдесят третий год был и правда тридцать лет назад. Тридцать лет с тех минут, когда мы все уселись на тележку и Сережка с грохотом помчал нас по двору...
А вечером мы сидим все вместе на скамейке или на заплоте. (Заборы у нас звали заплотами. По этому слову чувствуется, что заборы в нашем городе тянулись к воде. Ветхие темные доски, источенные дождями, весной иногда сползали в воду и становились плотами.) Набегались до угорелости. Я, Мишка и тоненькая, как балерина, Лариса. Болтаем ногами, стучим по доскам. Не заметили, как солнце спряталось за тополя, за нашу школу, окатило жаром окрестные окна и скрылось.
Ночные облака дымкой потянулись от горизонта. Светлый вечер и светлая будет ночь. Вон кто-то бродит по мягкому небу, и даже видно его круглые пятки.
Нет, ничего не может быть лучше северных летних сумерек, когда ниоткуда вдруг потянет овражной сыростью, а ты сиди себе на здоровье на заплоте и гляди сверху по сторонам, напевай песню или прикидывай, куда лучше завтра отправиться - на речку или в кино. В ДК железнодорожников идут "Приключения желтого чемоданчика". Самый летний фильм. (Я не видел его долго-долго. А недавно посмотрел с детьми и поразился - как же я так долго жил без него? Как хороши там Лебедев, Пельтцер! А Тома - девочка, которая не смеялась! Как она мне нравилась! Нежное, прекрасное - вот именно моего детства - лицо...)
Прохлада веет, прибывает, приятно холодит лоб и разбитые коленки. Окна в доме желтеют одно за другим. Мы считаем все окна в нашем доме. Если смотреть со двора, то получается двадцать одно, а если пересчитать со всех сторон, то сорок восемь. Наш дом очень нравится мне. Особенно когда горят окна и видно, как люди бродят бесплотными легкими силуэтами.
Но вот бабушка зовет, и надо идти. Спрыгнешь с забора, прощально посмотришь на небо, распахнувшее свой необъятный ларец, и захолонит сердце от круженья над головой свежих звезд, их зеленоватого мерцанья. Страшной далекостью повеет, непостижимой огромностью. И взору не оторваться. Так и идешь к подъезду, задрав голову к небу и спотыкаясь у мостков на пути, знакомом до каждой травинки и досочки...
А на другой день в небе снова бродит свет, снова обманчиво светло до полуночи, и мы бегаем в горячке игры, погони, азарта.
Иногда я замечаю, что бабушка выглядывает в открытое окно, но не зовет меня, а, задумчиво подперев рукой голову, смотрит, как мы играем. О чем она думает? Свое ли тобольское сиротское детство вспоминает, когда бегала с подружками к высокому забору из свежих досок - в щелку посмотреть на девочек-княжон, ангельски прекрасных, и на человека, которого взрослые еще недавно звали царем, а теперь зовут виновником всех своих бед, - он сосредоточенно и умело рубит дрова...
Я прячусь за углом нашего дома, сижу на корточках. Вдруг на меня падают быстрые капли. Поднимаю голову: из открытого окна на первом этаже на меня смотрит незнакомая девушка. Она расчесывает длинные мокрые волосы и улыбается, разглядывая меня. Чего смешного? Я поднимаюсь, отряхиваю шорты. Девушка тихонько поет:
Где ты раньше был,
Целовался с кем?..
Я убегаю и долго-долго мчусь по нашей улице, до самого светофора, который тревожно мигает желтым. Если еще один квартал пробежать, то можно оказаться на вокзале, откуда уходят поезда на Воркуту, Архангельск, Мурманск...
Каждое лето начиналось с мирного присоединения к нашим владениям соседних территорий. Как неаполитанцы (по наблюдению Павла Муратова), мы считали "своим все, что доступно взору". Чем старше мы становились, тем сильнее тянуло нас в странствия. И наши игры включали в себя уже два соседних двора, а потом и всю улицу, вплоть до парка железнодорожников. Мы снаряжали колониальные экспедиции по реке Золотухе, вдоль которой были такие дебри, что могли сравниться по своей непроходимости с джунглями Амазонки.
Соседка под липами рассказывает: "Мы тогда с Ваней на голубчике катались..." Я это на бегу слышу и еще успеваю удивиться: как это можно на голубчике кататься? Бабушка меня иногда голубчиком зовет... Надо спросить у нее, что это за голубчик, на котором катаются. Но - вылетело, забылось, не спросил. Недавно узнал: "голубчиками" звали пароходы Мариинской системы.
Уезжая, я просил бабушку писать мне обо всех дворовых новостях, и в каждом письме она находила, что мне сообщить. Иногда среди старых бумаг мне встречаются еще не успевшие пожелтеть листочки с карандашным кружевом бабушкиного почерка.
"...У нас у сарайки дверь совсем занесло снегом - не убираем. Ходить туда незачем. Посреди двора Миша с ребятами дочиста расчистили и играют в хоккей... У Миши нынче опять шапку утащили. Тебе все интересно про двор, вот я и пишу тебе всю мелочь и ерунду, может..."
"...Миша, Марина, Рита и Женя сегодня устраивали во дворе концерт. Приглашали всех взрослых. Я тоже была, хороший концерт у них получился, особенно хорошо Миша говорил стихотворения. Одно большое на память говорил про Бородино, второе про маму. Рита даже на английском языке говорила стихотворение. Потом песни пели, кукольный театр был и даже физкультурные номера..."
"...Женька все утепляет ваш домик, все щели ватой затыкал, кошмой и соломенными матами все стены покрыл, а Мария Константиновна возмущается. Вообще-то плохо, если зажгут там огонь - все может вспыхнуть... Мише передала от тебя письмо - он как раз пришел со всеми девчатами просить у нашего дедушки макулатуру. Миша очень обрадовался, девчонки тоже запрыгали, завизжали и остались на площадке читать коллективно..."
"...На дворе у нас старших ребят не видно. Учатся - некогда. А Лариса гуляет, сегодня про тебя спрашивала - когда приедешь? Такая хорошая девочка, увидит меня - так и подбегает здороваться. В садике уже начала яблоня цвести, на днях тюльпаны распустятся. Во дворе у нас чистота и порядок, за каждой бумажкой домком бегает. А Мишку продолжают пилить на все лады. Я, сколько могу, за него стою..."
"...На днях дедушка нашел письмо, которое ты посылал с нами ребятам. Мы его отдали Мише. И еще одна находка - я хлопала твое старое пальтишко и в кармане обнаружила перочинный ножичек. Помнишь, ты его потерял? Думали, что упал где-то на мостки и завалился в щелку. Ножичек весь заржавел. И еще там лежал чертеж (я его прилагаю) и еще разное барахло..."
Прочитал это письмо, и вспомнилась та доисторическая эпоха, когда вместо асфальта от калитки к подъезду вели деревянные мостки. Отполированные ногами и дождями доски пахли солнцем. По ним хорошо идти босиком - доски отвечают на твои легкие шаги, покачивают дружески, будто ты на палубе.
Помню день, когда утром пришли рабочие и стали ломать, разбирать мостки и под ними открылись несметные сокровища: монетки, пуговицы, колечки, оброненные когда-то в щелки между досками. Потом приехал каток, привезли горячий асфальт. Мы норовим ухватить горсточку асфальта и, обжигаясь, пытаемся скатать в руке черный шар. На ночь каток остается во дворе, и мы по очереди восседаем на черном пружинистом кресле водителя, дергаем ручки и нажимаем на педали. Каток, к счастью, не двигается, дремлет, как слон.
Незнакомая старушка заглядывает во двор: "У вас журнал "Огонек" дают почитать?"
- У нас, у нас! - радостно откликаемся мы и бежим к дедушкиному сараю. Там летом открывалась дворовая библиотека, очевидно, единственная в своем роде в нашем городе, а может быть, и во всем Советском Союзе. Она возникла в то утро, когда в поисках макулатуры для школы мы с Мишкой и Сережкой позвонили в очередную квартиру. Хозяин - высокий парень - доброжелательно поглядел на нас, а потом открыл сундук в коридоре, и мы ахнули. Сундук был полон удивительно красивых, ну просто новеньких журналов. Каких тут только не было! "Советский Союз", "Искусство", "Архитектура", "Вокруг света", даже "Корея" и "Албания"... "И все это нам?" - завопили мы восхищенно. "Вам..." Мы схватили каждый кто сколько может унести. И полетели вниз по лестнице. Сразу, на ходу мы решили, что такую красоту невозможно отдать в макулатуру. У нас будет библиотека!
