Несколько лет назад, гуляя по одному из новых микрорайонов ОдессыТаирова, я увидела щемящую душу картину. На углу пересечения двух магистралей, у большого многоэтажного дома, несколько девочек, одетых в самодельные костюмы, изображали какое-то театрально- концертное действо и радовались каждому случайному прохожему, удостоившему их вниманием. Мне было жаль этих девочек. Они наверняка жили в светлых, улучшенной планировки, квартирах этого большого дома. Их жилища были несравненно лучше наших, но у них не было нашего двора! Глядя на них, я вспоминала наши дворовые спектакли, для которых бедные, в большинстве ничего не имеющие, тяжело работающие наши родители, находили терпение и время, чтобы собраться вечером посреди двора на скамейках, имитирующих театральные кресла, для слушания на полном серьезе наших спектаклей и концертов, где нам громко хлопали и вызывали на бис. Какая сила нравственного воспитания содержалась в этом внимании, в большинстве своем простых людей, никогда не читавших Толстого, Чехова и других, которых мы им играли!
Шолом- Алейхема, 40- наш самый строгий учитель и соучастник во всем. Каждый год в нашем дворе кто-то заканчивал школу, и это событие было всеобщим. Известна одесская давняя традиция в ночь перед выпускным экзаменом по сочинению идти к памятнику Пушкина на Приморском бульваре, чтобы узнать там темы. Никто не помнит, с каких пор это повелось, но каждый год новые поколения выпускников школ к Пушкину и всегда "у него" оказывалась записочка с темами сочинений, которые по инструкции положено было объявлять в классе в момент начала экзамена при вскрытии на глазах у всех запечатанного конверта, когда все сидели за партами с полученными специальными листами, на которых нужно было писать сочинение.
Так было по всей стране, но только не в Одессе. То есть, в Одессе тоже соблюдалась вся эта официальная процедура, но с одной лишь только разницей, что все десятикласники, идя на экзамен, уже знали темы сочинений.
В ту весну, когда я заканчивла школу, по Одессе стали ходить слухи о том, что Олег Кошевой и многие молодогвардейцы живы, живут где-то за границей, и прочие небылицы. И вот, несмотря на это, "сведения" Пушкина сообщали, что завтра одной из тем сочинения будет "Образ Олега Кошевого", который мы хорошо прорабатывали в течение учебного года. В тот год во дворе нас было несколько, кто заканчивал школу. Когда мы вернулись ночью "от Пушкина", соседи, как обычно в таких случаях, не спали и ждали нас. Мы были в сомнении и впервые были готовы "не поверить" Пушкину, Но соседи сказали, что "Пушкин никогда не обманывает, ему нужно верить! ". Все же мы просидели всю ночь, просматривая учебники, чтоб быть готовыми ко всему. Соседи и здесь оказались правы -- Пушкин не обманул нас.
В начале шестидесятых я, выйдя замуж, уехала с мужем в числе отличников-романтиков- "осваивать Сибирь" и была благодарна судьбе за то, что она свела меня с Академгородком -- уникальным в ту пору островком сосредоточения интеллектуалов, интернациональных и демократических принципов жизни. Но это нисколько не затмевало любовь к родному городу и двору, куда мы ездили в отпуск. Наш двор встречал меня ( спустя несколько лет после отъезда) из роддома, где я родила свою дочь, специально приехав для этого в Одессу- чтоб у дочери в свидетельстве о рождении был указан адрес нашего одесского двора.
Шолом- Флейхема, 40! Наш двор любил красоту и особым почтеним относился к красивым людям. Мой отец был одним из них. Пройдя всю войну с ее первых дней, он вернулся с ранением стопы, из-за которого ему ампутировали пальцы левой ноги. Дом, в котром родители жили до войны, был разрушен и семью поселили в крошечную, как и все там, неблагоустроенную квартиру на Шолом-Алейхема, 40. Отец с мамой уехали с Шолом- Алейхема, 40, прожив там около двадцати лет, в новый микрорайон в благоустроенную квартиру, о которой мечтали всю жизнь, когда (о, горе! ) 55-летнего отца моего уже перенесли на носилках безнадежно больного. Он был в полном сознании, но уже не мог ходить.
Отец умер через несколько месяцев. Я с мужем и дочерью прилетели, успев застать его еще живым. Было за полночь, вся наша семья была у его постели, но мы были одни в новом районе, никого не зная вокруг. Телефона, естественно, не было. Через третьих лиц передали о нашей беде кому-то из родственников, кто имел телефон. Но уже с наступлением рассвета повалили соседи с Шолом-Алейхема, 40. Гроб с телом стоял посреди двора, и целый день подходили соседи, осыпая его живыми цветами. Мой отец, не имея никакого музыкального образования, играл на многих музыкальных инструментах; музыка была неотъемлемой частью его жизни. И в те скорбные дни Шолом- Алейхема, 40 отдал последнюю дань вкусам отца. Был приглашен духовой оркестр, который вместе со всеми обитателями двора проводил отца в последний путь.
Шолом-Алейхема, 40! Это не только кусочек административного пространства солнечного и прекраснейшего из городов мира -- Одессы. Это прежде всего нравственная среда, которая формировала людей, помогала им выжить во время испытаний. И если административное пространство под названием "Шолом-Алейхема, 40" осталось в старых масштабах, то это нравственное простанство с середины семидесятых годов существенно расширилось, перевалив за Черное море и океан.
По-разному складываются судьбы людей с Шолом-Алейхема. 40. Но в какой бы точке земли их траектории не пересеклись, они встречаются как родные люди, готовые все сделать друг для друга, связанные навечно тем, что трудно описать, что трудно рассказать и что скрывается за только им понятными словами "Шолом- Алейхема, 40 ".
И сейчас, накануне лета, когда, как и каждый год, так тянет меня в Одессу, мой солнечный город, я шлю тебе и всем твоим представителям во всех уголках земли, Шолом-Алейхема, 40, свой нижайших поклон в знак благодарности за все!
Сант- Луис 1994 г.
