Ивантеев задумался.
- А этот сторож-пацан?
Гришин захохотал.
- Да он же одноногий. Прыгает на своей деревяшке еле-еле. Что он нам сделает? А если подойдет, ругаться начнет, то дадим ему в тыкву, и все.
- Вообще-то можно, - неопределенно сказал Ивантеев.
- Не можно, а нужно, - напирал Гришин. - Вещмешки и гранаты я уже приготовил.
И в конце концов Ивантеев согласился.
В начале шестого, проинструктировав ребят на третьем посту и пообещав им парочку наиспелых арбузов, друзья подались на бахчу.
Солнце скатывалось за горы. Его лучи уже не испепеляли землю, а лишь скользили по ней.
Задыхаясь, солдаты подбежали к бахче и начали торопливо ворочать арбузы, выбирая самые спелые.
Вещмешки постепенно раздувались. Из шалашика выглянул смуглолицый парнишка, всмотрелся в солдат, а потом приветливо замахал рукой. Друзья переглянулись.
- Подойдем, что ли? - спросил Гришин.
- Давай.
Афганец торопливо скакал навстречу. Он радостно улыбался, показывая мелкие частые крысиные зубки. Протянул немытую руку, зацепился ею за крепкие мозолистые солдатские ладони. Приглашая, ткнул пальцем в сторону шалашика.
- Бийо. Унджа бийо. На тарс. Душман нист.
Слова "душман" и "нист" были друзьям знакомы. Гришин кивнул головой.
- Нист так нист. Пойдем, мужик.
"Мужик", как птица с перебитой лапой, запрыгал к шалашу. Солдаты посмотрели на пост, убедились, что знака тревоги нет, и зашагали за пацаном.
В шалаше уселись они на землю треугольником.
- Ангур бухо?
Ивантеев с Гришиным непонимающе переглянулись.
Парнишка потянулся к узелку, развязал его. Там оказались спелые большие грозди винограда.
- Ин ангур аст! - сказал афганец и вложил виноград в руки солдат.
Гришин угостил пацана "Охотой".
Не успел парнишка сделать несколько затяжек, как друзья выбросили пустые кисти.
- Хороший виноградик, - вздохнул Ивантеев. - Вот такого бы набрать.
Мальчишка, казалось, понял, о чем сказал солдат. Он вытащил сигарету изо рта и быстро заговорил, высовываясь из шалаша и указывая на два одиноких дувала, которые стояли почти у самого подножия гор. Расстояние до них - с километр.
- Дар унджа ангур бесийор зияд аст!
Парнишка широко разводил в стороны руки, надувал щеки и качал головой.
Друзья задумались.
- Сходим, что ли, - предложил Гришин. - Гулять так гулять! Я уже и винограда хочу.
Ивантеев посмотрел в сторону полка.
- А если заметят?
- Тоже верно, - согласился Гришин и повернулся к афганцу, - Понимаешь, бача, мы бы сходили, но нам нельзя. Командор, понимаешь, - Гришин ткнул пальцем в сторону вышек, а затем свел пальцы в кулак и ударил им несколько раз себя по челюсти, - голову оторвет. Сходи лучше ты. А мы тебя подождем здесь.
Гришин показал на пацана и задвигал двумя пальцами, будто шагает тот в сторону дувалов. Парнишка понял, вздохнул и так же выразительно показал на деревяшку.
- На ней много не набегаешь, - согласился Гришин.
Он посмотрел на Ивантеева.
- Сходим, что ли?
Афганец потянул Гришина за рукав, выполз из шалаша, показал на арык, который проходил рядом, и быстро заговорил.
- По арыку предлагает проскочить. Шарит, бача. Точно, он сейчас сухой.
Гришин вскочил с земли, захлопал по штанинам ладонями, отряхивая пыль.
- Давай сходим. Вещмешки здесь оставим. Виноград в майки собирать будем, узлом их с одной стороны свяжем.
Солдаты бросили взгляд на пост - по-прежнему все спокойно. И они, пригибаясь, побежали к арыку.
Гришин с Ивантеевым зашли за дувал и остолбенели: два бородатых афганца целились в них из автоматов. Пацан что-то радостно закричал за спинами солдат.
- Бежим! - всхрипнул Гришин и опрометью бросился за угол. Тенью метнулся за ним Ивантеев.
Одноногий, который стал калекой из-за советской противопехотной мины, пискнул и кинулся в ноги Гришину. Тот покатился по земле, судорожно вырывая из кармана гранату, затем дернул за кольцо и швырнул "эфку" за дувал. Взрыв.
Гришин вскочил, с силой вбил носок полусапога в ребра пацану и помчался к полку. Далеко впереди маячил Ивантеев, быстро перебирая ногами.
Услышав взрыв, на посту заволновались. Солдаты увидели, как по полю, спотыкаясь, бежали две фигурки. Они размахивали руками и не оглядывались.
Застучали прицельные автоматные очереди. Первым споткнулся и врезался в землю Ивантеев. Петляя, как заяц, мокрый и задыхающийся, к нему подбежал Гришин. Рванул за плечо, перевернул, заглянул в угасающие глаза друга.
- Серега, бача, как же это так? Сере...
Договорить он не смог. Пули пробили ему грудь и горло, сорвав напоследок кусок черепа на затылке. Мозг цвета горчицы каплями усеял спину солдата. Кровь хлынула на Ивантеева, и Гришин упал рядом с земляком, с силой ударяя ногами по земле. Вскоре и он затих.
Остервенело заработали "зушки" на постах, разбивая серые стены. Потом по дувалам била артиллерия. Танк, выползший из капонира на прямую наводку, бухал монотонно и однообразно. Стены строений вздувались пузырями пыли.
На следующее утро на трибуне стоял командир полка. Под ней - на старых плащ-палатках - тела Ивантеева и Гришина.
На плацу - общее построение полка.
Сначала говорил командир, потом замполит. Они рычали, матерились и грозили всеми карами тем, кто еще хоть раз попытается выбраться за пределы полка.
Затем они, казалось, забыли об убитых, и командир, как всегда, рявкнул в микрофон:
- К торжественному маршу! По-рот-но! Дистанция - двадцать метров! Управление прямо, остальные на-пра-во! Шагом марш!!!
Из динамиков грохнула бравурная, радостная музыка. Полк зашаркал ногами, зашагал по периметру. А вдоль трибуны уже рубили строевым шагом первые роты, повернув головы направо и вздернув подбородки. Командир стоял как чугунный и гавкал на тех, кто, по его мнению, недостаточно высоко поднимал ногу.
