Однажды какой-то человек, которого Логвин возил в Усолье, сказал ему, что человек, мол, создан для счастья. А у Логвина в избе счастье и не ночевало. Счастье - это земля, лошадь, телега, хлеб. Ничего этого у Логвина нет: земля барская, лошадь чужая и хлеб не свой. Рожь еще не поспеет, а ему уже напоминают: не забудь отдать за семена, за лошадь, за землю. Из четырех суслонов три приходится отдавать, поп не может без хлеба жить, приказчик не может, графья и подавно. А Логвин и без хлеба обойдется, он лебедой, пиканом, осиновой корой, как заяц, будет сыт.
В окно постучали.
- Чего там?
- Сход собирают Тимофей Петров и другие посадские, - сказал сосед.
Логвин надел зипун и вышел из избы. Всю дорогу молчали, каждый думал о своем.
На краю села стояла старая изба с маленьким, в одно бревно, оконцем. Изба казалась хмурой и зловещей, как нищая кривая старуха Малюш. В этой избе жил дед Ондру. В юности Логвин часто бывал у него, вечерами любил слушать песни Ондру о богатыре Кудым-Оше, который добыл для своего народа хлеб и железо, или рассказы про атамана Пугача, который разогнал бар и дал крестьянам волю и землю. Давно это было. Но добро и зло всегда вместе ходят, как два лаптя, как день и ночь. Снова наступили тяжелые времена, и снова лишились пермяки воли, своих земель и лесов.
Возле земской избы уже толпился народ. Сторож в тулупе стоял у ворот и говорил:
- Не велено мне, добрые люди, никого пускать. Если пущу, меня самого засекут.
- Зови приказчика! - требовали мужики.
- Сейчас он придет, за ним уже послали.
Прибежал молодой писарь, объявил:
- Сию минуту будут.
Из-за угла появился приказчик. Он был в черной шубе, в белых с красными узорами пимах, в меховой шапке. Приказчик подошел к воротам, повернулся к народу, спросил:
- Это ты, Тимошка, опять народ мутишь? Спина у тебя зачесалась?
- Спина - нет, - ответил Тимофей, - а руки чешутся.
- Вы обманули мир! - крикнул какой-то мужик. - Не государеву волю объявили, а свою. Давайте нам государеву грамоту!
- Вам читали царский манифест. Никакой другой бумаги нет и не было, сказал приказчик.
- Где это видано, землю крестьянам продать, а леса оставить господскими. Что же нам теперь, ни за грибами, ни за ягодами не ходить?
- Почему не ходить? По билету - пожалуйста.
- То-то и оно! Ступил на господскую землю, так плати. А скотину где держать? Где дрова, лыко, осиновую кору брать?
- А вы как же хотели? Все задарма? Добро-то ведь господское!
- Лес - божий дар. Его никто не сажал, и он должен быть для всех. Так я говорю, мужики? - повернулся Тимофей к народу.
- Так, батюшка, так! - послышалось отовсюду.
- Довольно нас обманывать!
- Мы теперь вольные! В караван больше не пойдем! - кричали в толпе. Пусть приказчик ряд порвет! Открывай ворота!
- Стойте, мужики, стойте! - приказчик, пытаясь сдержать толпу, выставил вперед руки, но толпа уже тронулась вперед, и его никто не слушал.
Тогда приказчик выхватил у сторожа ружье и выстрелил в воздух.
Толпа отпрянула назад, растерялась на некоторое время.
- Вот лешак! - выругался здоровенный мужик и наотмашь ударил приказчика. Тот упал, мужики накинулись на него.
- Не трожь! Не бери греха на душу! - крикнул кто-то за спиной Логвина.
Растолкав мужиков, к приказчику подошел человек в шубе, крытой полусукном. Он помог приказчику подняться. Сторож открыл ворота, приказчик поспешно скрылся в избе, народ с гвалтом повалил во двор. На рундук поднялось человек пять мужиков, среди них были Тимофей, Митрий Сыстеров и Устин Гусельников, тот самый, что остановил драку.
- Мужики! - громко сказал Гусельников, - сейчас будем решать, что делать с караванным рядом.
Он сходил в избу, привел приказчика и писаря. У писаря под мышкой была папка с бумагами. Гусельников взял у него папку, вынул оттуда листы. Приказчик стал уговаривать:
- Одумайтесь, мужики! Для вас же плохо кончится, в железо закуют.
- Всех не закуют, железа не хватит, - ответил Гусельников. - Вон нас сколько.
- В каторгу пойдете!
- Хуже, чем теперь, не будет! Давай, Устин, решай дело!
Гусельников поднял над головой бумаги:
- Здесь записано, кто должен идти в караван. Что с этой бумагой делать?
- Изрубить ее! Да помельче, как начинку пельменную!
Прикатили чурбан, поставили его на край крыльца, принесли топор. Устин подозвал Логвина, бросил бумаги на чурбан и сказал:
- Руби!
Логвин привычно взялся за топор, глянул на бумаги, исписанные убористым почерком лишь наполовину, и осторожно предложил:
- Может, чистое-то оставить, что добро портить?
- Еще чего! - крикнул Сыстеров. - Знай мельчи!
Логвин начал рубить бумаги. Сыстеров радостно следил за топором, Тимофей хмурился, Гусельников ногой сгребал в кучу обрезки.
Когда с бумагами было покончено, Гусельников поднял руку и заговорил:
- Мужики! Приказчик нас обманывает. И в колесной мастерской обманывают. И за вачеги* вдвое дерут. Что будем делать с приказчиком?
_______________
* В а ч е г и - рабочие рукавицы.
- Выгнать его!
- Прежде выпороть!
- И мельника! И лесную стражу! И писаря! Вместе плутуют.
- Погодите, миряне, дайте слово сказать, - послышался басовитый голос. Это говорил Сампоев, самый богатый мужик в волости, он всегда платил подати вперед и не бывал ни в курени, ни в караване. Всего пять лет назад Сампоев ходил в лохмотьях, потом снюхался с конокрадами и разбогател. Теперь он держит батраков, завел пилу. Мужики говорят: "Пошли дрова рубить", а он: "Вы рубить, а я пилить".
- Говори, Прокопий, - разрешил Гусельников.
Сампоев снял свою островерхую шапку из куньего меха и сказал:
- Мы должны платить оброк, должны идти в караван. Этот порядок не нами заведен, и не нам его рушить. А кто порушит, тот враг царю и отечеству и сам себе враг! - Сампоев громко высморкался. - Вон Тимошка да Кузька бунтовали однажды, а ничего, кроме розог, не заработали. Так?
- Так, так! - поддакнул торговец Викул.
- Врешь, Прокоп, - сказал Тимофей. - И ты, Викул, врешь. Кто дорогу к счастью пробивает, тот не враг себе. Не будем мы больше ни тебе, ни графу кланяться!
- Да что с ними говорить! - зашумели мужики. - Они приказчиковы заединщики. Бей их!
Викул и Сампоев поспешно выскочили за ограду.
Гусельников подождал, когда стихнет шум, и сказал:
- Будет, как вы решили, мужики. Сход выберет нового приказчика, и нового мельника, и писаря, и лесную стражу.
Весна набирала силу. Снег уже почти сошел. На пригретых солнцем проталинах показалась молодая травка, которую щипали тощие козы и овцы, дожившие до весны. Бурлила Ёгва-река, вода в ней поднялась, угрожая затопить низину. Прилетели и начали вить гнезда птицы.
Земля ждала пахаря, а пахарям нынче не до нее. Не только по вечерам, но и днем они собираются вместе и говорят. Бабы бегают из дома в дом, хлопают себя по бокам и испуганно шепчут: "Что-то будет, что-то будет..."
Шестого апреля был опять созван сход, выбирали мирское волостное начальство. Выбрали самых справедливых и бойких посадских и деревенских мужиков: Архипа Кетова, Андрея Гуляева, Ивана Ершова, Устина Гусельникова, Тимофея Петрова.
Логвин позавидовал: свой брат мужик, а такая им честь. Но теперь он был спокоен: новое начальство знает крестьянские нужды. Вон уж долги списали, разрешили в господском лесу собирать грибы и ягоды, ломать веники.
Два дня действовал новый староста Архип Кетов и новое начальство. На третий день в Ёгву прислали солдат с тремя офицерами во главе. С ними приехали чиновники из губернии и советник Лукин из строгановского управления. Тут же собрали сход, объявили о посылке каравана. Уездный исправник немец Пейкер кричал на мужиков, требовал, чтобы они повиновались графской воле. Советник Лукин тоже ругался, что, мол, через две недели вскроются реки, надо начинать сплавлять соль и железо, а ничего не готово.
Когда Логвин пришел в Ёгву, народу уже собралось не меньше полтыщи. Шум толпы смешивался с грачиным граем.
Солдаты стояли стеной, держа ружья наперевес. Штыки и дула винтовок, направленные на толпу, поблескивали на солнце.
Логвину показалось, что два черных дула, похожие на глаза сатаны на иконе, нацелены прямо ему в грудь.
"Неужто будут стрелять?" - подумал Логвин. Ему стало страшно, сразу вспомнилась мать, больная жена, дети. Да еще таратайка, которую дал ему вчера новый приказчик.
- Приказываю подписать договор о караване! - закричал Пейкер.
Но толпа его перебила:
- Мы вольные! Вы нам не хозяева теперь!
Логвин стал искать глазами Архипа, Устина, Тимофея. Они могли бы посоветовать, что делать Логвину и его соседям, но их не было видно.
Шум и ругань все нарастали:
- Бей их! Нечего смотреть!
- Беритесь за вилы и топоры!
Затрещали колья и жерди, выламываемые из изгородей.
Тут Логвин увидел Тимофея, он, отделившись от толпы, бежал вперед, к солдатам, размахивая руками.
