Леонид Нетребо - Хохлы позорные

Мужик зыркнул глазами по сторонам, кашлянул.

- Майкл! Все-таки ты... - он боролся с желанием покрепче обозвать бестолкового воспитанника, но совладал с собой. - Позорник ты, Майкл, и, главное, меня позоришь перед... - его лицо вдруг просветлело, как от удачной находки, голос возвысился, фразы зазвучали отчетливее, весомее: - Надо было тебя хохлом назвать. Совести у тебя не-е-т. Кормишь тебя, кормишь!.. А от тебя... одна аллергия, говорят. - Следующие слова уже совершенно явно предназначались не для Майкла: - Все мы вот здесь, - он описал перед собой окружность, - газ наш природный качаем туда за здорово живешь. Уренгой, понимаешь, Помары-Ужгород. Но, Майкл, запомни, сколько хохла не корми, - он все в НАТО смотрит!

Его дамы заскочили в кабину, он же, - непонятно: специально или случайно, - решительным шагом, выбрасывая ноги впереди туловища, покинул зал ожидания. Пес солидарно, правда, несколько понуро, пошел следом. "Зрители" переглядываясь, улыбались, безмолвно оценивая только что завершившуюся сцену. Вышли из кабины женщины с пунцовыми лицами, уходя, они уже были похожи друг на друга как близняшки.

Подал голос пожилой бородатый мужчина в авиационной куртке и унтах, кивая на дверь, как бы глуша неуютное эхо, нехарактерное для данного помещения:

- Переживает как за своих, поэтому и ругает. А представьте, если бы выиграли. Что бы он тогда тут говорил? Да радовался бы и говорил: ай да хохлы, сукины дети, надо же - выиграли! Знай наших, англичане позорные!.. или как их там.

В дверном проеме показалось уже знакомое всем лицо, - хорошего человека вспомнить нельзя. Сейчас глаза были широко раскрыты, губы в табачных крошках. В голосе неподдельная тревога:

- Хохлы! Там машина чья-то горит! Чья машина? Несколько человек ломятся к выходу, некоторые, в том числе азербайджанцы, побросав телефонные трубки, выскакивают из кабинок. Остальные льнут к окну: интересно. Потом все быстро возвращаются, качая головами, но даже не ругаясь. Все нормально, такая шутка. Мужик, воспользовавшись сотворенной суматохой, исчез и больше не появлялся. Впрочем, кто его знает: мне дали мой город, я быстро поговорил и ушел.