Конечно, когда Ирина, что называется, цветет и пахнет, и сразу становится заметно, что она и моложе Марины Сергеевны, и собой интересная, и муж ее (самый импозантный мужчина в поселке) весь вечер не отходит от нее, вместо того, чтобы ухаживать за Мариной Сергеевной, и за столом рядом с Ириной усядется, как молодожен, и, хоть Марина Сергеевна каждый раз старается посадить их врозь, как и положено в приличном обществе, все равно он окажется возле жены, и с ней только и танцует, при этом выхаживает перед Ириной, как индюк, словно не женаты они уже пятнадцать лет, а только встретились и он ее заморочить решил: грудь выставит и ноги переставляет, как пеликан - завлекает. Чего жену завлекать? А муж Марины Сергеевны, как праздник, и Восьмого марта, и в день ее рождения, если выпадет тот на выходные - непременно отправится на охоту или рыбалку: - Марине Сергеевне приятны размолвки в этом любовном дуэте.
Сейчас Ирина, не гордая и красивая пава, а попавшая в шторм кошка, сидела на кухне, забившись в уголок, такая тихая, грустная... погасшая. И, нелепым образом изогнув шею, через спину смотрела в окно на свои темные окна. Марина Сергеевна любит Ирину такую: подавленную, заплаканную - несчастную, и она подумала, что надо порадовать Ирину, сшить ей сегодня вечером юбочку, простого фасона, строгую, прямую, но из нового, только что полученного из Японии материала, за которым и в столице модницы толпятся в магазинах.
- Так что у вас произошло на этот раз? - уже настойчиво спросила Марина Сергеевна, и Ирина неохотно поведала фабулу своей - очередной - семейной драмы.
Неделю назад у их уборщицы было день рождения. Ну, все как положено. Скинулись. Купили. Та принесла бутылку водки шефу и две бутылки сухого вина. Им. Да так... кое-чего... колбаски, сыра... И после работы остались минут на сорок. Выпили по полстаканчика, посмеялись, пожелали всяких благ, что пришли на ум - и все.
Обычно, как такая посиделка - день рождения или канун праздника - муж Ирины непременно придет ее встречать, и, конечно, женщины его пригласят, усадят, и он сидит, петух на насесте. Шеф с замом пьют у шефа в кабинете, а тут одни женщины и этот... Сияет - всех он осчастливил своим присутствием. Кому он нужен? Девчонки при нем и поболтать не могут. А ей неудобно. Ведь на подарок она за одну себя деньги сдаст, а он заявится якобы случайно и выпьет за троих.
Да нет, ничего она не скрыла. Говорила ему, но раньше, назад дней несколько, когда подарок купили, а тут и сама забыла, вспомнила, когда стали подарок доставать да открытку сочинять. Она бы и сама не осталась, но - опять же - уборщица. Реагирует болезненно, мол, они считают ниже своего достоинства, а она такой же человек, как и все, ну, и так далее.
А он, муж ее ненаглядный, как раз на планерке в тот день был и домой пришел позже ее. И разговора у них никакого не было о той посиделке, чего она боялась, когда домой бежала. И неделя прошла. А он вдруг возьми вчера и вспомни.
- Да, ты говорила, скоро день рождения у вашей уборщицы. Что же вы ее не поздравили?
- Да поздравили в среду.
- Как?
- Да как всех.
- А-а-а!!! - и глаза у него вмиг стали тупые и плоские и полезли из орбит. - Пила! Без мужа! - А-а-а!!! - это его "А-а-а" и сейчас перепонки рвет и виски колет.
- Ну! - Марина Сергеевна плюхнулась на стул и смотрела на Ирину, как на пугало. - Ну, ты! - Она передохнула, словно грудь ей свело, как от спирта. И вновь набрала воздух, собираясь что-то сказать, но тут у входной двери позвонили.
Пришла Вера Федоровна.
Когда-то Вера Федоровна была женой большого начальника. Были в районе начальники и покрупнее, но даже первый не имел того, что имел ее муж - первому надо было брать у других, этот брал сам - сколько хотел, чего хотел, он был начальником лесничества, охотником; и пушнина, и ягода, и дичь, и мясо диких животных, и всякие там папоротники, ягоды, грибы, и рыба, и икра - все бочками, коробами, сундуками стояло на его огромном подворье. На их даче, больше похожей на маленькое поместье, еще недавно пиршествовали и свои, и заезжие руководители. Сама Вера Федоровна, вся высохшая, была, конечно, не хозяйкой усадьбы, а рабыней на собственной плантации: и огород был на ней, и теплица, и кухня, и дом свой она скребла и чистила не хуже дворовой девки, и порядок в ее доме был идеальный, ни пылинки, ни соринки, ни одной неубранной вещи - в какое время к ней ни зайди. Да и с гостями за столом она только что считалось, что сидела - все бегала на кухню да в погреб, да в огород. И дети росли барчатами: воды себе сами не нальют. А ведь Вера Федоровна и в лесничестве работала не хуже других. И как только умудрялась она все успевать, невероятно, другая, кажется, давно бы упала замертво, но этой роль хозяйки дома, куда приезжают отдохнуть от трудов праведных и свои, и областные первые лица, и высокие гости из столицы, льстила необычайно, и она считала себя дамой "высшего света", но тут, не так давно, в свете очередного партийного начинания, а именно - борьбы с пьянством и самогоноварением, муж ее засветился на людях в пьяном виде, ну, и чтоб другим неповадно было и Москва чтоб осталась ими довольна, собутыльники с шумом и пафосом его осудили, изгнали из партии, а, соответственно, и с руководящего поста. Теперь муж Веры Федоровны потерянно сидел в небольшой конторке вахтером, а былые друзья ни к ним в гости не ездили, ни к себе не приглашали и вообще как бы были с ними незнакомы, и отторжение от высшего общества Вера Федоровна переживала болезненно. Пожалуй, из былых знакомых одна лишь Марина Сергеевна по-прежнему с ней приятельствовала: ну, во-первых, упавшая с Олимпа и все себя отбившая при падении Вера Федоровна была ей мила необычайно, а во-вторых, муж Веры Федоровны, дородный холеный, так и хочется сказать, русский барин, высокий, осанистый, при былом его величии ему равных в поселке не было, но и теперь он повадками да внешностью уступал одному лишь мужу Ирины, но в отличие от того о жене своей вспоминал лишь, когда нужно было подать-принести, и Марина Сергеевна и прежде была не лишена его внимания, а уж теперь, когда первые дамы не то что области, но и поселка перестали с ним знаться, Марина Сергеевна в его доме чувствовала себя императрицей, заехавшей на щи к Ломоносову.
А угоститься в тот доме было чем - пусть былой власти у хозяина не стало, но былые знакомства среди простого люда остались; и рыбка, и дичь по-прежнему водились в доме. Когда вся область к тебе гостить не ездит - много ли надо той провизии? И подарки Марине Сергеевне на день рождения муж Веры Федоровны дарил дорогие. Барские. Деньги у этой четы водились. Охотой ли промышлял былой барин или другие какие пути знал, но не бедствовал и в сторожах. Бедствовала одна лишь ущемленная гордость.
Дверь кухни была напротив двери в маленькую комнату, где шла примерка, и Ирина видела, как Вера Федоровна разглядывает себя в зеркало, примеряя платье, что сшила ей Марина Сергеевна. Потом сняла платье и все швы просмотрела, все строчки. Потом примерила костюм.
Говор Веры Федоровны едва слышен, но восторженные восклицания Марины Сергеевны слышны отчетливо, и Ирина поняла, что примеркой обе остались довольны: и сидит хорошо, и к лицу хорошо.
Наконец, вышли на кухню. Вера Федоровна взяла со стула свою сумку, достала бутылку коньяку.
Марина Сергеевна разулыбалась:
- Ну, как раз в мой новый бар, - и поплыла было в комнату, но Вера Федоровна ее остановила:
- Ты куда это его потащила? Давай его сюда.
Марина Сергеевна стояла на пороге кухни и даже не пыталась скрыть досаду: ей было жаль вот так сразу поставить коньяк на стол, когда он так хорошо бы смотрелся в баре. Она уже представила, как вечером откроет бар, достанет рюмки и угостит... кого-нибудь.
- Как раз для моего нового бара, - Марина Сергеевна попыталась от дверей объяснить ситуацию.
- Дела нам нет до твоего нового бара, - на правах старой приятельницы заявила Вера Федоровна. - Давай его сюда. - Вера Федоровна говорила ровно, монотонно, едва слышно, и легкую улыбку можно было лишь угадать в ее голосе.
А Марина Сергеевна все еще стояла на пороге кухни. Все еще на что-то надеясь... Она гостеприимна, и - выпить по рюмочке - она будет рада, но они ведь сейчас рюмочку за рюмочкой... Вот так, сразу, безо всякого повода, без должного гостя, без интересного знакомства - просто так, за здорово живешь, а у нее пустой бар, и в магазинах водка по талонам, все надо доставать, а тут готовый коньяк. Раньше - кого им удивишь? А теперь, на фоне этого очередного мероприятия, иметь в доме алкоголь стало так престижно...
Нет, не хотелось расставаться Марине Сергеевне с бутылкой коньяку, и она все еще надеялась, что Вера Федоровна войдет в ее положение, но та уже доставала из серванта рюмки.
Марина Сергеевна с сожалением поставила бутылку на стол и сказала Ирине сердито:
- Ну, ты только вздумай сказать своему, что пила у меня коньяк! - Мало того, что бутылку жалко, так еще и этот придет скандал устроит, что она его непорочную жену портит. - Нет! - Марина Сергеевна развернулась к Вере Федоровне, - ну, ты посмотри на нее, - и даже рукой ткнула в сторону Ирины, словно опасалась, что Вера Федоровна найдет кого-то другого на кухне и посмотрит на него. - Посмотри! Жизнь прожила, а до сих пор не уразумела, что мужу выше подола ничего показывать нельзя. Нашла кому правду говорить! Мужу!
