Вспомним, что первым кликом мюридизма на Кавказе был газават, то есть война с неверными, завещанная Кораном. В тех странах Востока, где утвердилось свое правительство, газават был забыт; но на Кавказе ничего не могло быть популярнее этого предписания исламизма, и вот почему мюридизм так быстро принял здесь громадные размеры, каких не имел нигде, и получил важное политическое значение. Горцы решались подвергнуться всем строгостям и неудобствам ислама – не пить вина, накрыть покрывалами женщин, прекратить разгул молодежи и пр. – только чтобы получить надежду на изгнание русских… В пять лет Кази-мулла подготовил уже восстание и в 1829 году мог заговорить прямо и торжественно:
«Говорю вам: доколе Дагестан попирается ногами русских, до тех пор не будет вам счастья. Солнце сожжет ваши поля, не орошенные небесной влагой; сами вы будете умирать, как мухи, и горе вам, когда вы предстанете на суд всевышнего.
Я послан от бога, чтобы спасти вас. Итак, во имя его и пророка призываю вас на брань с неверными. Газават русским!»[4]
И вслед за этим воззванием Кази-мулла является с многочисленным отрядом пред Хунзахом, имея в виду овладеть Авариен). Мы знаем, что в три года своей военной деятельности он не успел ничего сделать: с самого начала был разбит и прогнан, но опять собрался с силами, разбил несколько раз наши войска, осаждал наши крепости, держал в блокаде Дербент, сжег и разграбил Кизляр; но нигде не успел утвердиться, сам в свою очередь потерпел несколько поражений и наконец, 17 октября 1832 года, был убит, защищая Гимры, главное его местопребывание. В это время почти все восставшее народонаселение было снова усмирено и покорено; сам Кази-мулла еще до смерти своей потерял значительную долю своей популярности между горцами. Но, говорят, странное обстоятельство воспрепятствовало тогда совершенному покорению Кавказа русскими: труп Кази-муллы найден был в таком положении, что одною рукою держался он за бороду, а другою указывал на небо. По понятиям горЦев, это именно то положение, в котором должен быть праведник в минуты святых бесед с аллахом. От этого будто бы восстание горцев после смерти Кази-муллы возобновилось с большею силою, чем даже гпи его жизни. Разумеется, такое объяснение слишком идиллично, и едва ли нужно прибегать к чуду для того, чтобы растолковать причины непрерывной ненависти свободных горских племен к русскому владычеству. Все дело разрешается гораздо проще: во-первых, ненависть к чужому господству вообще сильна была в горских племенах; во-вторых, наше управление на Кавказе не было совершенно сообразно с местными потребностями и отношениями. Кавказу придавали гораздо менее значения, чем следовало, и оттого не было там ни хорошо устроенного войска, ни правильно организованного управления. В то же время удержание в своей власти разрозненных и мелких племен считали очень легким и потому не заботились о привлечении обитателей на свою сторону, а поступали уже с ними так, как бы с народом, покоренным издавна и окончательно. Вот несколько примеров тогдашней администрации Кавказского края, которые мы берем из «Перечня событий в Дагестане» г. Окольничего («Военный сборник», 1859, № 1, стр. 169–171).
Административная часть края была в самом жалком состоянии. Командующий войсками в Северном и Нагорном Дагестане не имел при себе правильно организованного штаба; от этого являлась запутанность в переписке и неизбежные от того злоупотребления. Военные действия, управление казарм, снабжение войск провиантом и боевыми запасами, необходимость следить за покорным нам населением – все это требовало больших отчетностей, огромной переписки, а вести их было некому. Запутанность в делах и упущения превосходили всякое вероятие.
Крайне тягостно было и положение покорных нам жителей Дагестана Обременяемые нашими требованиями, они роптали на нас и охотно передавались неприятелю при первой к тому возможности.
Например, доставка дров в аварские укрепления лежала преимущественно на койсубулинцах и аварцах, которые за тридцать и за сорок верст должны были идти в лес и, набрав там с трудом скудный ишачий вьюк хворосту, привозили его в укрепление, получая по 20 коп. сер. за каждый вьюк. Нередко женщины, по недостатку ишаков, на своих плечах приносили хворост и в виде сострадания получали тоже по 20 коп. каждая. Когда же все почти Койсубу и большая часть аварцев отложились, укрепления наши претерпевали крайний недостаток в дровах, и нередко солдаты не имели возможности даже сварить себе пищу.
Перевозка провианта была не менее обременительна для жителей. По положению, следовало за доставку четверти из Темир-Хан-Шуры в Хунзах 82 коп. сер., считая за каждую версту по копейке серебром с четверти. (Перевозка эта была вьючная, и на каждую лошадь навьючивали по четверти, что было довольно тяжело и на ровном месте, а не только на такой дороге, какова была из Темир-Хан-Шуры в Хунзах.) Но как операция эта, то есть нагрузка, разгрузка провианта и движение туда и обратно, поглощала не менее восьми дней, то, следовательно, на каждую лошадь приходилось всего по 10 коп. сер. в сутки – цена, решительно не вознаграждавшая труд. Или, впоследствии, давали за доставку от Темир-Хан-Шуры до Хунзаха по 2 коп. с четверти на версту, накладывая по три четверти на арбу, запряженную парою волов; таким образом, аробщик, за поездку свою в Хунзах и обратно, получал всего 4 руб. 80 коп. сер., или по 60 коп. в сутки на пару волов. Между тем как при вольном найме от Шуры до Хунзаха за арбу брали не менее 35 руб. сер.; получив же только 4 руб. 80 коп., можно судить, каким притеснением считали жители транспортировку провианта в Хунзах.
Преимущественно эта повинность падала на шамхальцев. В 1840 году они выставили до 20 000 арб – из них бесплатно 16 000; в 1841 году – до 40 000 – из них наполовину бесплатно.
Кроме доставки провианта, на жителях лежала обязанность содержать по дербентскому и кизлярским трактам чапар (для охранения дороги, вместе с казаками, и конвоирования проезжающих), поправка дорог, которая в горах повторялась каждый год по нескольку раз, а весною и осенью требовала особых трудов.
Столь тяжелые повинности не могли не возбуждать против нас негодования в людях, которые по самому долгу религии должны были нас ненавидеть…
Такое положение дел всего лучше обеспечивало успех для того, кто захотел бы продолжать дело Кази-муллы. А так как во всем народе недовольство и брожение были сильны и общи, то и невозможно было, чтобы не нашлось преемника для убитого имама. И действительно, через полгода после смерти Кази-муллы объявил себя формально его преемником Гамзат-бек, бывший прежде его помощником, а потом отделившийся от него. Восстание быстро разлилось по всем областям, покоренным русскими, и осенью 1833 года Гамзат-бек начал неприязненные действия против русских, располагая двадцатью тысячами войска. Главною целью нападения была Авария. Русские поняли теперь угрожавшую им опасность и решились принять сильные меры; но Гамзат в первую половину 1834 года утвердил свою власть в Аварии, истребил фамилию аварского хана Абу-Нуцала, распространил свою власть во многих вольных обществах, наконец, пошел на цудахарцев и акушинцев. Здесь встретила его неудача; он должен был возвратиться в Хунзах; но здесь вспыхнул против Гамзата заговор, и 19 сентября 1834 года он был убит в мечети одним аварцем. Но и его смерть не принесла русским ни малейшего облегчения: вслед за Гамзат-беком является на сцене действий Шамиль, бывший до того отдельным начальником и при Кази-мулле и при Гамзате. Он начал с того, что укрепился в Гоцатле, захватил казну покойного имама и довершил истребление ханской фамилии аварской, велевши убить малолетнего Булач-хана, который содержался при Гамзате – в Гоцатле. Решительность и быстрота действий вскоре приобрели Шамилю уважение горцев. Несмотря на то, сильные меры, принятые русскими, в течение трех лет довели Шамиля до крайнего изнеможения и совершенно парализовали его значение в горах. В октябре 1834 года он должен был бежать из Гоцатля, который был взят русскими и разорен. Вслед за тем смирились пред русскими полками взволнованные Шамилем аварцы, андалялцы, койсубулинцы и другие племена. В 1837 году, видя, что в соседних с Аварией обществах влияние Шамиля все продолжается, Ахмет-хан Мехтулинский, бывший в это время правителем Аварии, сам призвал русских в Хунзах. Под начальством генерала Фезе совершена была в этом году блистательная аварская экспедиция, в которой участвовали очень значительные русские силы. Взяты были селения Ашильта и Ахульго, где находилось семейство и имущество Шамиля; затем сделан приступ к большому и укрепленному селению Тилитлю (в 22 верстах от Хунзаха), где находился сам имам. 4 и 5 июля произведены были атаки, а 7 июля Шамиль прибыл в стан Магомет Мирзы-хана, нашего союзника, поклялся на Коране – не волновать более горцев и в залог верности выдал русским аманатов.[5] Вслед за тем покорены были все аварские селения, не признававшие власти русских, и в сентябре 1837 года русские войска уже удалились из Аварии, чтобы подавить волнение, обнаружившееся в это время в Южном Дагестане.
