- Софстепанна! - крикнул издали мальчик. - Тут вашу Ирку один спрашивает.
- Ирина в городе, - жалобным голосом проговорила Софья Степановна. Уехала с утра на работу и не возвращалась.
- А на работе мне сказали, что она домой поехала.
Софья Степановна потерла глаза и, щурясь, вгляделась повнимательней.
- А вы кто? Наверное, Ростя?
"Что это еще за Ростя?" - тревожно подумал Сережа и сказал, что его зовут Сергей Калганов.
- Значит, Сережа? - сказала женщина. - Слышала. Вы по ремонту, кажется?
- Копаемся с этим делом, - небрежно подтвердил Сережа. - Вот как глупо получилось. Мы думали, она домой...
- Попробуйте подождите, если хотите... Следующая электричка через полчаса будет. В комнаты пройдите, а то у нас тут с плитой творится такое весь дым обратно.
Сережа остался один в маленькой комнате, куда его провела хозяйка. Посредине стоял стол, накрытый серой суровой скатертью с узенькой каемкой, неумело вышитой цветными нитками.
Кровати в комнате не было, значит, Ирина спала на этом вот узком диване. Платяной шкаф был приоткрыт, и Сережа увидел и узнал, точно старого знакомого, сплющенное между других вещей то самое платье, в котором она была, когда они разговаривали в первый раз.
"Вот здесь она живет, - с щемящей нежностью думал он, - вот этим воздухом дышит. Здесь она бывает, наверное, не задорная, не насмешливая и подтянутая, вся настороже, а простая, сонная, растрепанная..."
На гвоздике у двери висело мохнатое полотенце, и, глядя на него, Сережа вдруг представил себе, как Ирина входит с мокрой растрепанной головой в комнату, закинув руки за голову, с силой вытирая на затылке волосы.
В комнате еще сильнее запахло дымом, так что стало уже пощипывать глаза. В коридоре, куда он вышел посмотреть, в чем дело, и вовсе все было в дыму.
- Вы не подходите сюда близко. Задохнетесь! - откуда-то из сизого тумана плачущим голосом крикнула Софья Степановна. - Толстую бы его рожу вместо гири к венику привесить да этой бы рожей трубу прочистить. Узнал бы, как полагается за порядком следить.
- Это вы про кого? - поинтересовался Сережа.
Софья Степановна с ожесточением стукнула заслонкой.
- Про коменданта нашего. Приводил печника, мордастый, только намусорили, а сделать ничего не сделали.
Сережа скинул пиджак и, засучивая на ходу рукава, присел около дверцы топки, из которой валил в комнату дым, хотя, вопреки пословице, огня совершенно не было видно.
- Да тут тяги нету вовсе... Молоток у вас в доме найдется?
Софья Степановна молоток принесла, но в руки Сергею его давать не хотела, уверяя, что ничего ему сделать все равно не удастся и он только понапрасну перепачкается, как последний трубочист. Кашляя от дыма, Сергей отобрал у нее молоток и принялся простукивать дымоход, в то время как Софья Степановна, не отходя от него, плачущим голосом причитала, уверяя, что из-за этого дымохода ей все на свете стало безразлично. Так что пускай плита дымит еще сильнее, и пусть приедут на дым пожарные, чтоб все узнали, какой у них в поселке комендант, и пусть об этом безобразии напишут газеты!..
Определив по звуку, где находится нужное колено дымохода, Сергей выбил кирпич.
Софья Степановна, увидев, что он ломает печку, запричитала с удвоенной силой и, перестав упоминать коменданта, обратила свое раздражение против каких-то людей, "которых не просят, а они, не спрашивая, хватаются", и так далее. Она подала ему по его просьбе таз, но из рук его так и не решалась выпустить. Только подставила его, куда он показал, и крепко держала.
Сергей вытащил из кладки отбитый кирпич. Из отверстия хлынул в подставленный таз сыпучий поток сажи. Потом Сергей тщательно выгреб остатки сажи, завалившей дымоход в колене, свернул из бумаги жгут, поджег его и сунул в отверстие. Еле загоревшаяся в дымной комнате бумага сразу с шумом запылала.
Из самой плиты дым тоже потянулся в прочищенный дымоход, и где-то в глубине топки заплясало ожившее бездымное пламя.
- Нет, это просто рай, - нараспев приговаривала Софья Степановна. Блаженство какое. Это судьба моя такая счастливая, Сережа, что вы к нам приехали.
Сергей, с красными глазами, скромно усмехался, натирая куском мыла вымазанные до локтей руки над тазом с теплой водой.
Когда еле отмывшийся Сережа уже пил в комнате Ирины чай с вишневым вареньем, Софья Степановна подсела тоже к столу и стала занимать гостя разговором.
Не успев допить чашку, Сережа узнал, что человек в меховой шапке, едва проступавший смутными контурами на фотографии, висевшей на стене, - это отец Ирины и муж Софьи Степановны, кочегар буксира, погибший под Сталинградом; узнал и сколько пенсии она получает за мужа, и каким образом они с дочерью оказались под Москвой, и что двое мужчин в морской форме это братья ее мужа, и что вообще вся семья Сумароковых происходит из волжского прибрежного села Сумарокова, где все жители испокон веков были рыбаки или служили во флоте.
- А кто это? Кудрявый вот этот? - спросил Сережа, сосредоточенно постукивая по краю блюдца, чтобы стряхнуть с ложечки не хотевшие отлипать косточки.
- Это Сушкин, Вася, - с удовольствием пояснила Софья Степановна, дружок Ирины. Вася хороший. У них, можно сказать, с детства дружба эта. В деревне соседи были. А как разъехались, она ему книжки посылает, разные программы достает, по которым он учится, а видеться редко приходится. Только теперь она в рейс пойдет, так увидятся. Там ихнему пароходу стоянка, недалеко от Сумарокова, километра два всего.
- Ах, вот как?.. Всего два километра? - с выражением приятного удивления спросил Сережа, чувствуя, что все кругом потемнело и даже губы у него точно на сильном морозе шевелятся неуклюже.
- И двух, пожалуй, не будет, - в тон ему ободряюще подтвердила Софья Степановна.
- Ну, это, можно сказать, рядом, - пробормотал Сережа и вдруг совершенно неестественным и показавшимся ему самому необыкновенно противным голосом выговорил: - Жених, значит?
- Жени-их? - с видимым удовольствием произнося это слово, переспросила Софья Степановна и с легкой грустью улыбнулась. - Да разве же теперь женихи бывают?.. Это раньше бывало: раз ты жених... - она осторожно подняла ладонь над столом, точно готовясь накрыть муху, - то уж жених. - Она мягко, но проворно прикрыла ладонью воображаемую муху, но почти сейчас же разжала ладонь и сурово-деловито добавила: - Хотя, сказать вам по правде, и раньше-то тоже не особенно... Вообще тут дело щекотливое настолько, что у родной дочки и то не разберешь.
Слышно было, как в сенях стукнула дверь и женский голос окликнул хозяйку.
Софья Степановна вышла навстречу пришедшей, и пока они оживленно переговаривались на кухне, опять насчет плиты, дыма и "толстой рожи", Сережа не отрываясь смотрел прямо перед собой, на то место стены, где висела, среди других, прежде им незамеченная, а теперь ставшая такой важной, прямо-таки единственной карточкой на всей стене, фотография Васи Сушкина.
Курчавенький. Такие девушкам нравятся. Наверное, гармонист. И глаза томные. Смазливый паренек, ничего не скажешь. А взять бы за шиворот да встряхнуть покрепче, пожалуй, и захнычет...
На кухне стали разговаривать преувеличенно громко, очевидно, так, чтобы ему было слышно.
- Ах нет, это мне неловко, до того неловко!.. - неестественно громко говорил незнакомый женский голос.
Снимая на ходу с вешалки свое пальто, Сережа заглянул в кухню.
- Ох, не могу, стыдно. Честное слово, неловко, - щекотливым голосом вскрикнула женщина и даже сделала стыдливое движение прикрыть руками лицо.
Глядя на нее, Сережа и сам почувствовал себя не совсем ловко, точно застал ее врасплох, не совсем одетой. Однако едва он попятился к двери, как женщина, оказавшаяся соседкой Сумароковых, поборола свою неловкость и, виновато улыбаясь, попросила его, если можно, только на одну минуточку заглянуть, посмотреть, почему у них плохо топится печка. Ей так неудобно его просить, но только на минуточку, чтоб он определил, в чем дело, раз он такой замечательный специалист, а если не специалист, то лучше всякого специалиста все понимает...
- Ну, где там у вас? - хмуро спросил Сережа, чтоб только больше не слушать, до чего ей неловко.
Провозившись больше часу, работая без всякого удовольствия, но с обычной своей добросовестностью не по отношению к женщине, которая его раздражала, а к самой работе, он наскоро помылся, отмалчиваясь в ответ на изъявления благодарности, и, заглянув на минуту к Софье Степановне, чтобы в последний раз спросить про Ирину, пошел обратно на станцию. Ирина так и не приехала. К началу спектакля он уже опоздал почти наверняка, но это его не беспокоило нисколько, потому что идти один в оперетту он и не собирался.
Было еще совсем светло, только солнце ушло, лужи не сверкали, и все стало похолоднее и поскучнее вокруг.
Выйдя на последнюю просеку, перед станцией, он услышал позади топот бегущих ног. Его догонял парнишка в кепке с пуговкой.
