Побывав там несколько раз, она начинала обход с парка, - минуя самую длинную каштановую аллею и лужайку с неохватным дубом посредине, упиралась во фруктовый сад, что уже считался чужим владением, точнее, был отдан в долгосрочную аренду, затем возвращалась другим путем, обогнув бывшую конюшню, давно переоборудованную в гараж на несколько машин, и входила наконец в дом. Где и принималась методично обследовать все эти огромные камины, альковы, портреты восемнадцатого века, старинные коллекции карт и атласов в темной и мрачной библиотеке, игрушки в маленьких детских комнатках - каждая без исключения кукла или лошадка в свое время выполнялась по индивидуальному заказу - и многое прочее... Интересна ей была и владелица; она прикидывала на себя ее жизнь на предмет, смогла бы сама вести такую, и получалось - да, вполне достойный вариант судьбы, но разговоров с той избегала, стыдясь своего позорно слабого английского. В самое первое ее тут появление сеньора уделила ей все внимание (впрочем, посетителей в тот день больше и не было), оживившись при слове "Россия", и, насколько она сумела разобрать пространный монолог, сообщила, что много где бывала, училась в Англии и в Швейцарии, потом объездила полмира, включая Западную Африку и Галапагосы, но вот до России так и не добралась, хотя всегда туда хотелось. И что она тут первая русская посетительница. Действительно, ее соотечественники, оккупировавшие, говорят, почти все закоулки Европы, эту страну почему-то освоили пока плохо, бывая в основном только на знаменитых островах вдоль побережья да немного в столице.
Сама же она, оказавшись в этой столице первый раз - полная ирреальность происходящего, когда простенькие ее, как всегда самой казалось, эссе именуют философской прозой, стихи в переводе звучат возвышенным песнопением, просто узнать невозможно; когда берут автографы и внимательно слушают тривиальные ответы на, правда, довольно примитивные вопросы, ну и так далее, - мало чего вокруг успела заметить. В основном смотрела и не видела, а большую часть времени вообще пролежала в отеле, отговариваясь затянувшейся акклиматизацией; если б не приставленная славистка, то непонятно, как бы заставила себя выползти на вручение этой премии. Помогало, конечно, то, что все одно до конца не верилось, что это ее снимают, о ней говорят в микрофон; а покуда пожатия рук, букеты, славистка куда-то отвлекается и не успевает переводить, все тонет в приподнятой благожелательной атмосфере - в голове лениво крутится одна-единственная мысль: и к чему эта странная прихоть судьбы, зачем, не к добру, ей-богу...
И в самом деле: хилый по объему сборничек, сама составила так, что проза (точнее - эссе, а может, попросту очерки?) перемежается со стихами; подруга Машка, художница, проиллюстрировала - у той это был дебют в книжной графике; она же, Машка, сама и спонсоров нашла. Тираж - две тысячи, больше б ни в жизнь не разошлось, а разошлось, как она считала, из-за графики: Машка в своей среде уже небезызвестна, там главным образом и распространялось. Прибыли, понятно, ноль, но и расходы, как сообщили, практически окупились, что уже само по себе прекрасно и удивительно. А что касаемо ее среды, пишущей, то прошла маленькая рецензия в "Независьке", затем еще удостоилась упоминания в каком-то обзоре в "Литературке" - в положительном контексте, спасибо; впрочем, кто ее сейчас читает, "Литературку", как и стихи вообще... Вот, собственно, и все - что, опять же, вполне неплохо для первой книжки в наше время. Первой, - она же, небось, и последняя, ведь составлялась почти сплошь из старья, которое нигде больше не проходило, ни в одном журнале; ну, а с тех пор уже ничего практически и не писалось, кроме статей да рецензий, да и те больше для заработка...
Короче, проехали и забыли, жизнь потянулась по наезженной колее: один день в неделю лицей, а подготовки три дня минимум, а отдачи моральной никакой; очередь в Ленинке; в редакциях неразбериха и плохие новости; дома - одно и то же... Зима, та как-то особенно выматывала: то чуть не минус двадцать, то снова ноль, под старым дубленым полушубком, которые, кроме нее, кажется, никто в Москве давно не носит, или холодная дрожь, или взмокшая блузка, на сапогах белые разводы соли, каковой без толку, все одно скользко, посыпают тротуары; светлеет поздно, темнеет рано, и, вроде бы, уж совсем сил нет так жить, но все продолжается, на автопилоте... А потом, в совсем уж скверное время, которое многие почему-то так любят - раннюю слякотную московскую весну, когда к авитаминозной ослабленности добавляется некая нервная раздражительность (от неизбежных бессонниц, что ли?) - вдруг странная новость: ее переводят в этой маленькой стране, на этот самый язык; пока в журналах, но чуть ли не об отдельном сборнике уже речь. Каким-то там славистам случайно попалось, глянулось, ну и... Короче, дальше - некоторая суета, знакомства с переговорами, потом затихло, забылось, потом опять какие-то противоречивые вести, снова тишина, и вот - где-то через год, обычный серый год, официальное сообщение: ей присуждена премия за лучшую переводную книгу года (вот, кстати, и сама книга - с запозданием), тогда-то и там-то ждут на вручение. Присуждается такое, как выяснилось, их союзом переводчиков совместно с крупнейшим частным университетом (ну и ну, кого же они, интересно, еще переводят, из кого выбирают?), и сумма, между прочим, вполне даже не хилая...
Привычно-угнетенного состояния новость совсем не развеяла, напротив, придавила еще больше: и как это я вдруг одна на другой конец Европы, что мне им там говорить, Боже, а надевать-то чего? - и так далее. Машки в городе не было; мать, для которой само название страны почему-то звучало не менее зловеще, чем любой из кавказских республик, тоже запричитала; сестрица поджала губы, и лишь племянник, четырнадцатилетний прохвост, деловито потребовал привезти то-то и то-то, - вот тогда она поверила в неумолимую реальность происходящего и обреченно начала собираться. В самолете, которых вообще-то страшно боялась, тут же отрубилась и проспала все подряд, при пересадке во Франкфурте будила стюардесса.... И потом, в конце той бредовой недели награждения, интервью и презентаций, безвольно подписала договор на курс университетских лекций - о современном, поди ж ты, литературном процессе в России; агитировавшие уверяли, что все это будет не более чем вопросы-ответы для продвинутых студентов, из которых половина даже не будущие слависты, а просто выбравшие русский как второй иностранный и желающие попрактиковаться; в общем, подразумевалось - болтай чего-не то да получай местные дензнаки.
Осенний месяц в университете прошел как в тумане (знойное лето на даче, где она пыталась готовиться к лекциям, сил не прибавило), волнений перед аудиторией никаких, одна тотальная апатия, как вообще не уходила строем от такой скучной тетки эта удивительная поросль с ее доверчивым любопытством, тут, в глухой европейской провинции, общезападная мода на Россию так и не прошла, похоже, до сих пор, и отчего - непонятно. А когда все закончилось, эта бывшая ленинградка, по доброте душевной сопровождавшая ее еще и по магазинам, так и спросила: милая моя, да у тебя часом не депрессия самая настоящая? Да у меня, по-моему, уже депрессивный психоз... Надеюсь, не от несчастной любви? Вот уж точно - нет, успокоила она, и это было чистой правдой. Ибо когда тот тип последний раз вдруг позвонил - вроде как ни в чем не бывало, поболтать о том о сем: что ж, она к тому времени, можно сказать, прославилась, о премии сообщалось в газете, где он работал; в общем, его манера: быть тут как тут так вот, ничего, кроме полнейшего равнодушия, не ощутила и даже, помнится, про себя досадовала, что оторвал от ящика, от новостей каких-то важных...
Вот так, стало быть, она сюда и водворилась. И самой теперь уже казалось, что живет тут давным-давно.
Ленинградка появилась недели через три, какие-то дела в местном университете, но вся вторая половина дня свободна; ну, вот, выглядишь куда как лучше, говорила же я - здешние места исцеляют. Да, эхом отозвалась она, места исцеляют, и затем вдруг вырвалось: да если б проводить здесь хоть пару недель в году, - тогда и весь этот самый год можно вытянуть без нервных срывов и истощений хоть в Москве, хоть где... Ну так что ж, сказала та вроде в шутку, тебе и карты в руки, вон сколько вилл сейчас задешево продается вниз по побережью; ты, кстати, уже решила, на что премию пустить, если не секрет? Она медленно отвела глаза от глади морской (сидели на набережной), пожала плечами и растерянно поведала своей деловито покуривавшей спутнице, что до сих пор понятия не имеет, поскольку - чего только не нужно, нужно буквально все, от самых насущных тряпок до... До квартиры, продолжила ленинградка, но это вряд ли потянешь, и пошла объяснять - все-то знала, сидя тут у теплого моря! сколько сейчас стоит в Москве доллар, сколько предположительно будет стоить через пару месяцев, а почем самая паршивая однокомнатная на окраине или в ближнем пригороде, само собой, без ремонта и мебели... Она только вяло кивала: судьба такая, злой рок им тесниться вчетвером в трехкомнатной - разъехаться никак, сколько ни пытались, рукой уж махнули... Сама вообще всегда старается с мая до октября из челюскинской дачки не вылезать, ей там совсем неплохо, только вот скоро обвалится все к чертовой матери, но туда деньги вкладывать... Безумие, подхватила та и с удовольствием, как дважды два, доказала, почему. Так что все лежит премия в банке невестой почти нетронутой, подытожила она, на глобальное потратить не получается, а по мелочам раздергивать как-то жалко, хотя, видимо, этим и кончится... И вдруг, с удивлением вспомнив начало разговора, озадаченно спросила: а что, собственно, означает - дешевая вилла вниз по побережью? Ленинградка спокойно объяснила, что ей известно: есть там такие, чья стоимость равна примерно половине нынешней московской однокомнатной, причем далеко не из лучших, вот так. Правда, вилла - это такое общее название, на самом деле речь о каком-нибудь небольшом бунгало, да не со всеми еще удобствами... А-а, - почему-то с удовлетворением протянула она и спросила без задней мысли: а тут, в городе, интересно, жилье очень дорогое? Тут? - задумчивое облачко дыма мгновенно смыло дуновением бриза, дивная свежесть, - тут разное весьма. Можно зайти в контору по продаже недвижимости, недалеко, кстати, одна есть, я, когда шли сюда, заметила; зачем-зачем - да просто так, мне и самой любопытно стало. Давай-ка вон там сейчас кофе выпьем, а на обратном пути...
