Амон удивленно оглянулся на ее голос, зыкнул:
- Тебя тут не хватало!
Но Овдя продолжала упрямо протискиваться сквозь толпу. Вдруг ее обожгла боль в плече, это Гавра огрел ее плеткой.
Овдя схватилась за горящее плечо. Не помня себя от обиды и злости, она подняла с дороги камень и замахнулась на обидчика.
Но тут кто-то перехватил ее руку, легонько подтолкнул к изгороди:
- Отойди-ка в сторонку, простынь, не то беды не оберешься, - услышала она над собой негромкий голос, который тут же властно крикнул: - Не троньте старика!
Толпа замерла. Все уставились на высокого рослого мужчину в синей косоворотке, суконных черных брюках и яловых сапогах.
Первым опомнился Гавра.
- Да это же Серга-каторжник! - крикнул он. - Защитник нашелся! - И он с такой силой двинул Микиту кулачищем в бок, что тот кубарем покатился с крутого берега.
Серга спрыгнул следом за Микитой и, зачерпнув пригоршней воды из реки, обмыл кровь с лица старика.
- Бей его, каторжника! - завопил Амон и первым кинул вниз увесистый камень. - Бей!
Град камней полетел с крутого берега вниз.
- Скорее! На тот берег! - приказал Серга и подтолкнул Микиту в воду. - Опомнитесь, мужики! - обратился он к толпе.
В это время камень, пущенный меткой рукой, угодил Серге в голову. Он зашатался, как пьяный.
- Хватай его, вяжи руки! - кричал Амон.
Несколько мужиков, спрыгнув с обрыва, накинулись на Сергу, повалили на землю и связали ему руки гарусным кушаком.
Амон, утирая пот с лица подолом рубахи, ехидно посмеивался:
- Попался! Небось с каторги сбежал!
- От нас не сбежит! - Гавра с довольным видом теребил свою жидкую бороденку. - Сейчас сдадим старшине, он его, смутьяна, в уезд отправит. А уж там с ним, по военному времени, возжаться не будут.
- Зачем нам Мокея Иваныча в праздник беспокоить? - возразил Амон. - Я его покуда у себя в амбаре запру. Ведите его, мужики, ко мне во двор.
Сергу поставили на ноги и, подталкивая в спину, повели к дому Амона.
Овдя пошла следом. Заметив ее, Серга улыбнулся разбитыми губами, сказал бодро:
- Не горюй, Овдюшка! Кончается власть Амона и Гавры, вот они и лютуют. Не горюй, скоро взойдет наше солнце!
Гавра злобно ткнул Сергу в спину кнутовищем:
- Ну ты, каторжный, не агитируй тут! Иди быстрее!
Но Серга шел серединой улицы, не прибавляя шага, гордо вскинув голову.
Тут Овдя вспомнила о Миките. Что-то не видно его на том берегу, уж не утонул ли старик, перебираясь через реку?
Овдя обшарила глазами заречную сторону и на полевой дороге увидела одинокую сгорбленную фигуру Микиты. Он еле-еле передвигал ноги, но все же шел и шел - подальше от людей, которые так несправедливо и жестоко обошлись с ним. Вдруг он упал. Овдя подождала, не поднимется ли он, но старик лежал неподвижно.
Со всех ног бросилась Овдя домой.
- Мама! - закричала она с порога. - Сергу Амон к себе во двор повел, грозится в амбаре запереть.
- Какого еще Сергу? - не поняла мать.
- Ну, квартиранта нашего! Ссыльного! Забыла, что ли?
Мать всполошилась:
- Господи! Как забыть? Да откуда же он взялся? Сказывали, в Сибирь его угнали...
- Не знаю, откуда взялся, только он сейчас Микиту у Бачуковых отнял. Ох и били же его!
- Сергу?
- Да нет, Микиту. Все лицо в крови...
- За что же его?
- Будто украл сметану у Амона. Брехня это! Сойка сметану вылакала. Микита за рекой на дороге свалился. Сбегаю отнесу ему квасу.
- Вот горе-то, вот горе-то, - приговаривала мать. - Сходи отнеси, только чтобы никто не видел тебя. Возьми-ка пузыречек, тут травная настойка, первое средство от всего.
- Не бойся, мама, я хоботом*, по ивняку пройду, никто не заметит...
_______________
* Х о б о т - сухое русло, старица.
2
Микита лежал посреди дороги, распластавшись на животе. От мокрой одежды - залатанного шабура*, серых штанов и портянок поднимался легкий парок.
_______________
* Ш а б у р - кафтан.
По сторонам дороги стояла высокая рожь, опустив в скорбном молчании еще зеленые колосья.
Подойдя к старику, Овдя окликнула его, но тот не пошевелился. Вокруг него вились оводы, большие черные мухи облепили кровавую рану на затылке.
"Неужто помер?" - со страхом подумала Овдя. Ей захотелось убежать без оглядки, но она пересилила себя, наклонилась над стариком и тронула его за плечо:
- Дедушка Микита, а дедушка Микита!
Старик застонал, повернул голову и посмотрел на девочку тусклым, невидящим взглядом.
- Дедушка Микита, я тебе кваску холодного принесла. На-ко, испей!
Микита, кряхтя и охая, сел, провел рукой по глазам.
- Пей... - Овдя открыла туесок, подула на образовавшуюся сверху пену и поднесла туесок к губам старика.
Тот стал жадно пить - гульк-гульк-гульк. Опорожнил туесок до самого дна, на лбу его выступили крупные капли пота, потекли по щекам грязными струйками.
Овдя осторожно отерла лицо Микиты ладонью.
- Спасибо, - сиплым голосом проговорил он. - Ты чья ж такая будешь?
- Анны Опошиной дочка. Овдя.
- А-а, как же это я тебя сразу не признал? Ох-хо-хо, все тело ломит, затылок огнем горит.
- Там кожа содрана. Кровь течет.
- Сорви подорожник, приложи.
Овдя сорвала широкий лист подорожника с крепкими продольными прожилками, обтерла его от дорожной пыли рукавом кофты, прилепила к ране.
- Мама настой травный прислала, - вспомнила Овдя и достала пузырек.
- Это хорошо. Налей-ка мне в рот, а то ненароком расплескаю зелье, попросил Микита.
Откупорив пузырек, Овдя вылила ему в рот тягучую, мутноватую жидкость. Микита глотнул и зажмурился.
- Матери скажи спасибо. Пособи-ка мне подняться да перебраться в тенек.
Ведя старика к черемухе, Овдя сказала:
- Мне подумалось, что ты помер. Чуть было не убежала, испугалась.
- Мертвых чего бояться! - возразил он. - Ты живых, вроде Амона, бойся. Все у него батрачишь?
- У него. Коров пасу. А мать у Гавры на поденщине сено косит.
- Ох-хо-хо, все кости болят, - снова застонал старик, опускаясь на траву.
- За что они тебя? - спросила Овдя. - Ведь ты не украл? Амон-то давеча кричал...
- Напраслину он на меня возвел. Зол Амон на меня за то, что я с ним тяжбу затеял. Он, покуда я был на войне, у моей старухи последний клин земли отнял. Вот я и решил свою землю вернуть.
- Так, значит, Амон хотел убить тебя, чтобы землю не отдавать?
- Убить бы до смерти не убил, а решил попугать, чтобы неповадно было с ним тягаться. И подсунул же черт мне тот горшок!
- Какой горшок?
- Да со сметаной! Мотра выбросить его хотела, говорит, собака из него жрала, осквернила. А тут я, как на грех, подвернулся. Вижу, в горшке еще сметана осталась. Зачем, говорю, добро выкидывать. Взял у нее тот горшок. Тут Амон на меня и налетел, горшок из рук вырвал, стал людей скликать, из погреба, кричит, утащил. Мотра, старая дура, нет бы сказать, как дело было, скорее шасть в дом - и ни гу-гу.
- А дядю Сергу Амон во двор к себе увел.
- Так это Кончаков был? Я и то поглядел, вроде бы он. Да недосуг было его долго разглядывать. Спасибо, отбил меня от этих живодеров. Ты вот что, дочка, сходи разузнай, что там творится. Я покуда тут в холодочке полежу, отдышусь чуток, а ты приди поближе к вечеру.
3
Овдя заглянула в Амонов двор. Никого нет, одна Мотра сидит на лавочке возле дома.
- Чего тебе? - спросила Мотра, увидев девочку. - Шла бы играть, чай, сегодня праздник... - По ее раскрасневшемуся, добродушно улыбающемуся лицу Овдя поняла, что старуха вдоволь хватила свежей бражки.
- Может, коней надо напоить, а то Ерош небось в гости ушел, - сказала Овдя.
- Ушел, ушел, - согласно покивала Мотра. - А коней напоил-накормил. Ну, уж коли пожаловала, заходи в избу, я тебя пирожком угощу, мать-то небось не стряпала?
- Спасибо, тетушка, только я в избу не пойду, ноги грязные.
- Ну ладно, посиди тут, сейчас вынесу. - Она грузно поднялась и, заметив туесок в руках у Овди, спросила: - Куда это ты с туеском-то?
Овдя было растерялась, но тут же нашлась:
- По землянику собралась на шутьмы*.
_______________
* Ш у т ь м а - вырубка, горелые места в лесу.
Как только старуха скрылась в темных сенях, Овдя метнулась к амбару, приникла к отверстию, проделанному в стене для кошки, негромко позвала:
- Дядя Серга, ты здесь?
Тихо в амбаре, только мышь где-то под полом скребется: гырс-гырс, гырс-гырс.
- Дядя Серга! - громче позвала Овдя.
Мышь испуганно притихла, но никто не отозвался.
В это время в сенях заскрипели половицы, и она бегом вернулась к лавочке.
В дверях появилась Мотра. В одной руке она держала глиняную кружку с пивом, в другой - большой пирог.
- Угощайся, касатка.
Овдя ела пирог, прихлебывала из кружки, а сама все косила глазом на амбар - не подаст ли Серга какого-нибудь знака?
Вдруг она заметила, что дверь амбара на крючке.
"Был бы там арестант, повесили бы замок, - решила Овдя. - Так где же он?"
- Спасибо, - сказала она, возвращая пустую кружку Мотре. - Где хозяин-то?
